– Я очень тебя люблю все-таки, – сказала она. – Ты себе не представляешь, что я сейчас чувствую.
– Мне бы хотелось, чтобы некую гордость за Альфу, – сказал он самодовольно.
– Нет. Нет, Игорь. Ужасное облегчение, просто колоссальное. Понимаешь… если бы тут действительно стояла тарелка, если бы я хоть вот на столечко допускала… это значило бы, что в мою жизнь вторглось нечто невероятное. И на меня упала дикая ответственность по отбору пяти человек из населения Земли. И эта ответственность разлучила бы меня с тобой, милый, милый, потому что я никогда не смогла бы после этого оставаться прежней. Ведь это ты перевалил на меня такой груз, а в случае отказа шантажировал собственной гибелью. А теперь ничего этого опять нет, и нет никакой тарелки. Я даже не сержусь, что ты так заигрался. Я давно хотела выехать из Москвы на воздух. Ну вот, выехала. Теперь можно жить. Отличная вещь, правда. Можно, я ее подержу?
– Ты что! – заорал он. – Ни в коем случае!
Но Катька его уже не слушала. Она подскочила к лейке и, не ощущая ни малейшего психологического барьера по системе дубль пятнадцать, схватилась за ручку. Сдвинуть лейку с места, однако, было нельзя. Катька старалась и так, и сяк, – лейка была необычайно тяжелой, она не могла сдвинуть ее даже волоком.
Это было ни на что не похоже. Она в последний раз дернула ее за ручку и отступила.
– Тяжелая, – сказала Катька жалобным голосом.
– Нет, ты еще попробуй, – сухо предложил Игорь. – Давай, давай. Мультизатор оторви к чертям… не жалко! Стабилизатор отломай… трансвольтаж… А может, еще пнем ее как следует? А? Вещь крепкая, выдержит!
Он вошел в сарай и с маху пнул лейку. Раздался гулкий пустой звук, в ту же секунду на соседнем участке вспыхнули красные искры над крышей дома, и в дядь-колиных окнах погас свет. Погас он и у них – электричество отрубилось по всей улице. Горел только голубоватый игорев фонарик.
Катька втянула голову в плечи и зажмурилась. Из оцепенения ее вывел тихий, захлебывающийся смех Игоря.
– Это она наделала, да? – робко спросила Катька.
– Нет, – с трудом отвечал он, – это Коля наделал… куркуль херов… Очень любит технику, идиот…
– Что такое?
– Успокойся, это он срать пошел. – Игорь зашелся в новом приступе хохота.
– А это… у него всегда сопровождается такими эффектами?
– В общем, да. Он установил у себя немецкий аппарат… ну, знаешь, у вас же тут все соревнуются именно по этому критерию. Кто лучше обставит процесс калоотделения. Я как в гости зайду – сразу вижу: люди с особенной любовью обустраивают сортир. Серьезное такое отношение к процессу. А на дачах это обычно решается, как ты понимаешь, при помощью ямы или ведра. Ну, биотуалет, если кто побогаче… Но Коля непрост! Он очень непрост!
С соседнего участка донеслись глухие ругательства.
– Коля, – полушепотом продолжал Игорь, – установил у себя немецкое устройство. Приглашал меня монтировать, я как раз тут был. Он же в электрике не петрит ни хрена, ему удается только копание и кладка кирпича. В общем, принцип там грандиозный: когда все сделаешь, надо передернуть два рычага – слева и справа. Вот так, как лыжные палки. Тогда через продукт проходит сильнейший электрический разряд, и фекалия практически уничтожается. То есть она обращается в ничто. Я назвал бы это…
– Электрический стул! – триумфально перебила его Катька.
– Точно. Я же говорю, мы с тобой синхронно мыслим… Но парадокс заключается в том, что на сырой почве прибор периодически замыкается, и току ему требуется больше, чем может выдержать местная система. Так что когда Коля идет срать, из его трубы вылетают искры, и весь поселок знает, что желудок у него… о, Господи, не могу… сработал!
Катька согнулась от смеха.
– Ну и свет вырубается по всей линии. Его тут и так уже умоляют, чтобы он хоть во время сериалов не гадил… А он как раз во время рекламной паузы норовит облегчиться – и весь поселок лишается счастья, никто теперь до завтра не узнает, выйдет донья Селестина из комы или так в ней и зачнет близнецов! Погоди, он сейчас к нам сунется.
– Игорь! – робко донеслось с соседнего участка. – Я вижу, вы тут… в сарае…
– Мы тут, дядь-Коль! – радостно отозвался эвакуатор.
– Ты не посмотришь? Так уже зае… это… не могу чинить каждый раз! Погляди, может, там пробки или что…
– Я же говорил вам, дядь-Коль. Напряжение большое.
– А отрегулировать нельзя?
– Нельзя отрегулировать. Эта вещь так рассчитана, если меньше – не сработает.
– Екарный бабай, – печально сказал дядь Коль. – Это ж мне опять со светом ковыряться.
– Да с утра сделаете. Нам света много не надо. Лампа есть керосиновая.
– Давай, давай при керосиновой лампе! – прошептала Катька. – Ужасно люблю!
– Ну а я как буду? – жалобно спросил куркуль. – Мне телевизор посмотреть, у меня отопление опять же…
– Ладно, я сейчас зайду.
