конце концов я плюнула и взяла у нее эту пачку бумаги — не такую уж, кстати, и толстую, надо признаться, — с условием, что я ничего, совсем ничего не обещаю и вообще, скорее всего, ей не перезвоню.
Но рукопись, странным образом, и в самом деле оказалась неплохой. Я поняла это почти сразу, еще в метро, где и начала ее читать, прежде всего потому, что она была у меня в руках — в рюкзак я ее почему-то так и не засунула. Бабский текст, немного слезливый, немного выспренний, но очень и очень приличный, хотя, конечно, и не дотягивал до Великой книги моей мечты. Но все остальное было вполне при нем. И мысль есть, и чувство присутствует, и сюжет забавный. Уж точно не хуже того, что мне давали на вычитку в том же издательстве. И написано, опять же, грамотно, почти без ошибок, что для первого авторского опыта вообще достижение.
Словом, мне понравилось. И с этим, пожалуй, и правда надо было что-то делать. Хоть я и не обещала авторше ничего такого, но меня саму уже отчасти захватило. Действительно, неплохая книжка, так почему бы и нет?
Первой моей идеей было сунуть эту рукопись в пачку других и отдать все вместе, как будто они сами ее уже давно приняли, но эту мысль я отвергла. Рукописи все зарегистрированные, корректорский вариант вообще уже давно в работе, не пройдет. Тогда… А тогда вот так.
Зайдя в следующий раз в это издательство, я подошла к наиболее симпатичной мне редакторше и попросила ее между делом взглянуть на некий текст. Дескать, есть у меня знакомая, вот написала, вроде симпатично… Та, конечно, слегка поморщилась, но пачку в руки взяла, пролистнула с ходу одну страницу, другую…
— А знаешь, действительно симпатично. Я возьму, потом подробнее посмотрю. Эта твоя знакомая, она раньше где-то печаталась?
— Да вроде нет. Ты мне скажи только, как прочтешь.
И что же? Все получилось если не как в сказке, то очень пристойно. Книжку прочитали, приняли, определили в серию, издали, презентовали — в общем, все как положено. Дамочка-автор была в восторге, и благодарность ее мне, как говорится, буквально не знала границ… В пределах разумного.
Пределы определились тем, что на следующий после презентации день я была приглашена к ней в гости. На маленький такой приватный прием, только для своих, как шепнула мне на ухо виновница торжества, незаметно вкладывая в руку визитку с адресом. Приходите непременно, я вам так обязана, так признательна. Вот увидите — все будет просто очень хорошо, только не забудьте. Завтра, к шести часам.
Идти было страшно лень, но почему-то я туда все равно поперлась. Жалеть начала почти сразу, даже еще в квартиру-то не войдя. Старый дом в центре, подъезд такой… Ну, навороченный преизрядно подъезд, с охранниками, зеркалами, разговорами по внутренней связи. «К вам пришли»… «Как доложить?» Тьфу. Еще тогда хотелось развернуться и уйти, но я опять почему-то этого не сделала, поднялась, как овца на заклание, на лифте в квартиру.
Хозяйка была не одна. В огромной комнате, куда она меня привела, тут и там на диванах и креслах сидели еще несколько таких же кудрявых дамочек с удавшейся жизнью. Начались знакомства с представлениями — Марианна, Клеопатра и прочий кошмар такого же рода, как на подбор. Дульцинея, честное слово. Нет, ну, может, не прямо так, но очень похоже — в общем, можно себе представить.
Я плюхнулась куда-то в угол, обвела обстановку затравленным взглядом и попыталась представить себе свой рывок на свободу. Знаете, если что-нибудь как следует себе представить, то даже если оно вдруг и не случится, все равно становится как-то легче. Ты уходишь в это свое представление, и окружающая действительность перестает так уж сильно тебя волновать. С книжкой, конечно, это выходит вообще на ура, но тут уж, как говорится…
— Ниночка, — подсела ко мне хозяйка. Я зажмурилась — и тут нет покоя. — Ниночка, милая, я вам так благодарна за то, что вы для меня сделали, без вас ничего бы не получилось, а для меня это так важно, что вот — книжка, все по-настоящему, ну и вообще. Я все думала, как бы мне вас отблагодарить, и наконец решила, и девочки все со мной согласились, что я… Что мы… В общем, Ниночка, мы с девочками решили пригласить вас сюда и принять в нашу Лигу…
Я едва сдержалась, чтобы не завыть в голос. Только этого мне не хватало еще — Лига у них какая-то. Да что там, ясно, какая — писательницы недоделанные. Графоманки. Лига у них. Собрались, куклы глупые, делать им нечего, а тут — такой успех, кого-то напечатали. И не разделаться мне с ними теперь во веки вечные, мама дорогая, ну я же никого не трогала, ну почему, почему?
— Полностью она называется — Лига охотниц и воров, — продолжала она тем временем, не замечая моего исказившегося лица. — Почему так — я думаю, со временем станет понятно, но главное, о чем я хочу сказать…
— Это как-то неправильно, — не дослушав, по-дурацки перебила я ее. Из меня почему-то некстати попер корректор. — Так нельзя сказать: охотниц и воров. Можно — воров и охотников, или — охотниц и воровок.
Среди девочек раздался какой-то неясный ропот.
— Конечно, — безмятежно улыбнулась хозяйка. — С точки зрения грамматики вы, Ниночка, совершенно правы. Но жизнь, она, понимаете, такая штука, ее не всегда засунешь в рамки каких-то правил. Да и в самой грамматике, насколько я знаю, бывает полно исключений. Вот и мы, можно сказать, представляем, некоторым образом, одно из них. Такое небольшое, но милое и очень полезное исключение. Сейчас я вам все объясню.
— Ты подожди, — перебила ее вдруг одна из дульциней. — Пусть она сперва согласится, а то как бы не получилось… Ну, сама понимаешь. Пусть клятву даст.
Но хозяйка только рукой махнула.
— Да даст она клятву, не волнуйся. Она же наша, и так видно. Ей просто надо все объяснить. Ты сама подумай, как она может чего-то обещать, если ничего не понятно.
— А если нет? — продолжала настаивать та.
— А если нет — так и говорить потом будет не о чем.
Где-то примерно на этом месте я вдруг и поняла, что ужасно хочу вступить в эту их неправильную лигу, что бы они там ни делали. Это было глупо, и нерационально, и бессмысленно, и, может быть, даже опасно — но все равно почему-то ужасно хотелось. Как будто новую книгу показали.
— Я хочу, — сказала я шепотом. — И я согласна. И если надо — то и поклясться тоже могу, только скажите, в чем именно. И извините меня, пожалуйста, за грамматику.
— Да полно вам, Ниночка, при чем тут грамматика? Просто… Ну, дело, в общем, в том, что воровать — на самом деле, конечно, это тоже не совсем то, что под этим принято понимать, но очень похоже, лучше не скажешь — так вот, воровать в этом смысле может каждый, вне зависимости, мужчина он или женщина, а вот охотиться — и это уже гораздо более высокая ступень — можем только мы. Поэтому так и получилось. Воры — все, а охотники — только женщины. Но тогда это глупо как-то выходит, правда же? Так вот и вышло — охотниц и воров. Нам всем кажется, что это правильно.
— Ну если так, то наверное, — неуверенно согласилась я, все равно не понимая, что вокруг меня происходит. Что у них тут — преступная шайка? Воровской притон? А охотиться тогда на кого?
— А что вы воруете? — рискнула я озвучить свой вопрос.
Ответом мне был восторженный хор женских голосов, разобрать в котором что-то членораздельное было невозможно.
— О-о, этого так и не перечислишь, — улыбнулась хозяйка дома. — Грамотный вор, Ниночка, может украсть все что угодно. Абсолютно все. И при этом самое главное — если, конечно, он настоящий вор, — что тот, у кого он крадет, не только никогда не заметит, что его обокрали, но даже и не почувствует утраты украденного. В крайнем случае сам будет очень рад.
— Но как же…
— А в этом-то и состоит искусство. Точно так же, как у настоящей охотницы жертва не только остается живой, но и ощущает себя счастливой оттого, что стала чьей-то добычей. Но все это не получается просто так, этому надо учиться — и наша Лига готова вам в этом помочь. Хотите?
— Хочу.
— Тогда мы принимаем вас в свои ряды. Пока — на правах ученицы. Вы дадите клятву, будете
