В очередной мой визит она поглядела на меня, склонив голову как-то набок, и вдруг спросила:
— Послушай, а ты уже знаешь — как тебя зовут-то теперь?
В первую секунду я ее даже не поняла, но уже во вторую… Действительно, она права. Нина Филатова, страстный, не от мира сего книгочей, замечательный корректор и нелепая бессребреница, осталась где-то далеко в прошлом, в крошечной квартирке-дыре на двух автобусах от конечной метро, и не имеет ко мне практически никакого отношения. Разве что имя… А это мы как раз в силах немедленно изменить.
Имя. Имя? Какое бы его придумать, это имя? Не Нина. И не Марина, потому что — шило на мыло, стоило заводиться, тут надо что-то такое, позаковыристей. Да. Но, с другой стороны, и не Дульсинеей ведь, в конце-то концов, или Клеопатрой. Я изменилась, но не спятила, не настолько же ведь. Тут надо что-то такое — простое, но достаточно изящное. Простое. Чтобы — просто. Просто. Просто — Мария.
Да. Пусть так и будет. Мария. И наплевать, что отдается что-то такое какой-то нелепой памятью в голове. Ну было и было, мало ли. А мне — хорошо.
Так и сталось. Я, теперь уже прелестная Мария, жила наново своей восхитительной жизнью, делала что хотела, а хотела, как правило, если не читать, то охотиться, и чтобы все получалось. И так оно и было. Мечты исполнялись, не успев даже как следует сформулироваться и отложиться, давние чаяния выползали на белый свет и тут же реализовывались, и было даже не очень важно, что на поверку они оказывались почему-то совсем, далеко не такими прекрасными, какими казались там, в темноте непродуманных желаний.
Да, и мальчик, между прочим, тоже. Подумаешь, мальчик. Ну встретила я его как-то, почти случайно, в кафе, ну глянула разочек из-под очков. Он, между прочим, до сих пор мне звонит как заведенный по два раза в неделю. Замуж зовет, все серьезно. Только… Только мне так — не нужно. Совсем не нужно, никак, и даже в груди от его звонков ничего не шевелится, кроме, может быть, невнятного глухого раздражения.
Я все смогла, все сделала и всего добилась сама. Без обмана, без насилия, исключительно собственным трудом. У меня все есть, я занимаюсь только тем, что мне нравится, и все, понимаете, все это — дело моих собственных рук. И мальчик среди прочего — тоже. И один ли он такой, этот мальчик. Да что там мальчик, предлагающий мне — всего-то — руку и сердце. Какая, в сущности, малость и ерунда. Что сердце, не говоря уже о руке, когда я могла — могу — в любую минуту взять и использовать нацело, на всю катушку, не просто какую-то навскидку взятую деталь организма, но чужую жизнь целиком. Вот так вот взять и прожить ее, сама, нацело, перелистать, как книгу, выпить эмоции, насладиться самым сокровенным биением — и отложить, использованную, куда-нибудь до лучших времен, вдруг захочется перелистать. Хотя, честно признаться, среди жизней, в отличие от книг, редко попадаются такие, в которые хочется окунаться больше одного раза.
А я, можете мне поверить, повидала их всякие. Известный телеведущий. Слегка постаревший, но все еще популярный актер. Художник, урвавший славы. Скромный подпольный миллионер. Игрок, знавший как взлеты, так и падения. Писатель в поисках музы для создания своего лучшего труда. Просто удачливый бизнесмен. Спортсмен-олимпиец. Да мало ли… Что я, буду их всех вспоминать? Среди них даже женщина была, тоже себе актриса, и даже не из последних, — позволила я себе и это однажды, хоть разницы большой и не ощутила. И все равно. Поймать, обхватить, приложить к себе — сначала это ужасно захватывает, ты радуешься и трепещешь, не можешь насытиться и оторваться, но с каждым разом ощущения блекнут, каждой новой игрушки хватает на все меньший и меньший срок, и однажды ты понимаешь, что, несмотря на всю внешнюю притягательность этой игры, суть ее все равно остается одной и той же, одной и той же, что ты ни делаешь, чего ни пытаешься сочинить. А главное — что основная зияющая внутренняя дыра все равно остается незаполненной.
Потому что… Это трудно, почти невозможно сформулировать отчетливыми словами, но если все-таки попытаться, то получится, будто я… Что мне… Мне хочется, чтобы среди всего этого было хоть что-нибудь такое… Сделанное не мной. Сотворившееся само, без меня, без моего участия, может быть, даже без моей на то воли. Настоящее. И если можно, пусть это было бы, что ли, тот самый мальчик. А если нет — то ничего не надо, спасибо. Я сама справлюсь.
Справилась же сегодня, выследила, отстрелила, пристроила. Справлюсь и в следующий раз. Вообще всегда справлюсь. Всю жизнь. Вот только… только не знаю, что.
Вернувшись однажды домой с очередной удачной прогулки-охоты, прелестная Мария не спеша подошла в прихожей к огромному зеркалу, внимательно посмотрела на свое отражение, постояла так, склонив голову на плечо, медленно подняла руку к лицу, медленно протянула — и навсегда сняла с себя волшебные очки, смело встретив вырвавшимся на свободу из-за темной завесы взглядом глаза собственного отражения.
Маленькая грустная сказка
Королева отложила перо, привычным жестом подняла очки высоко на лоб, зажмурила усталые глаза. На сегодня как будто все. Работа на благо государства закончена. То есть, конечно, непонятно, сколько ее еще будет, этой работы, всю до конца никогда не переделаешь, обязательно что-нибудь да всплывет, причем в самый неподходящий момент, но в целом на сегодня — все. Можно выйти из кабинета и заняться… Чем-нибудь она сейчас займется.
Она была хорошей королевой и управляла своим, пусть даже очень маленьким, государством мудро и милостиво. Государство, благодарно отзываясь на эти заботы, видимым образом процветало. Народ благоденствовал, налоги и подати платились исправно, границы надежно охранялись, и даже министры, судя по всему, воровали вполне умеренно, а вовсе не столько, сколько могли бы, дай им волю. И все это хозяйство требовало присмотра и неустанных королевских забот.
Но она не жаловалась. В самом деле, что тут жаловаться, работа есть работа. Не хуже любой другой. Ответственность большая, конечно, но ничего не поделаешь, надо справляться. И у нее получается, что тут сказать. Хорошо получается, а уж если сравнить с соседями… Особенно с теми, что справа… Прямо-таки очень хорошо, да. Устаешь, конечно, от этого всего, это уж как водится, но и положительные моменты тоже есть, особенно если вдруг удается закончить пораньше, вот как сегодня. И ведь надо же, уже минут двадцать как никто не врывается в ее кабинет с криками, что случилось непредвиденное… Этак и правда, пожалуй, удастся провести, наконец, свободный вечер. Может быть, даже в кругу семьи.
При мысли о семье Королева невольно усмехнулась. Да уж действительно, провести вечер в кругу семьи было бы забавно. Нет, чтобы кто-то чего не подумал, с семьей у нее все в порядке, грех жаловаться, уж в личной-то жизни она подавала своим подданным самый благой пример, но вот собрать их всех за одним столом слегка проблематично. Сын, Принц-Наследник, обучался необходимым наукам в зарубежном университете и возвращался домой только на редкие каникулы. Дочь, Принцесса-на-Выданье, исправно посещающая местную школу для благородных девиц, проводила свои вечера за уроками или в обществе подруг. А Король, всеобщий муж и отец, как всегда выполнял где-то свой королевский долг.
Исполнением королевского долга Король занимался постоянно и с непреложным упорством, не размениваясь на досадные мелочи ежедневного быта, которые полностью переложил на плечи жены. И в самом деле, все эти скучные финансовые вопросы, снабжение населения чем-то необходимым (а ему, населению, как известно, постоянно чего-то не хватает), проблемы развития — чего где построить, а где сломать, ремонт дорог и прочая скучная ерунда. Разве это королевское дело? Мелкая ненужная возня. То ли дело дипломатические переговоры, которые так приятно проводить с соседями в погребах какого-нибудь близлежащего замка, решая за бутылкой хорошего — настоящего королевского — вина судьбы мира. Или вот еще тоже зарубежные саммиты, которые, как правило, проводятся в теплых живописных краях, и где так приятно встретить каких-нибудь старых знакомых, которых и повстречать-то больше негде. А иногда — тоже очень достойное королевское занятие — какая-нибудь маленькая победоносная война. Вот только если бы еще эта зануда Королева не жаловалась потом, что ей тяжело приводить в порядок захваченные территории, а обжорство пленных нарушает годовой бюджет. Но без этого, наверное, нигде не обходится,
