противни, блюда с жареным мясом, миски с квашеной капустой.
— Место для дружка! — закричал Пашков.
— Мало пьете! — сказал Су Пу-тин. — Разве это Новый год? Две бочки привез, пейте…
Когда Тайса проходила по комнате, Су Пу-тин смотрел на нее и говорил: «Таиса, Таиса, Таиса!»
Но никто не слышал его слов.
Когда она садилась за стол, он разглядывал ее, тоже слегка захмелевшую…
От духоты, телесного жара и веселья настежь раскрывали в избе двери, врывался морозный воздух, небо заглядывало, полное звезд. Таиса прикладывала к шее руки и расстегивала жаркий воротник.
На следующий вечер отец сообщил ей о сватовстве Су Пу-тина.
— Так он же некрещеный! — воскликнула Таиса.
— Крестится! Занадворов советует: «Отдай дочь! Богаче его в крае нет».
Су Пу-тин женился на Таисе.
Жил он с ней по русскому обычаю: показывал гостям, разговаривал с ней при гостях и объявлял всем:
— Теперь я русский. Моя жена кто? Таиса Пашкова!
9
Коржи наконец поставили свой дом. Угол большой комнаты украсила полка с книгами по садоводству, огородничеству, пчеловодству; особое место заняли книги, известные в просторечии под названием запрещенных, подаренные еще на родине постояльцем Григорием Тимофеевичем.
Дом стоял на фундаменте, крытый оцинкованным железом.
В первый год посев был неудачен. Налетел тайфун, вздулись все ручьи и речки: Грязнушка, Клепка, Перевозная, Песчаная протока, Ротный ключ. Потоки дождя хлынули с сопок, размыли распадок, прорвались на леонтьевское поле и уничтожили его.
Можно было рассердиться, вознегодовать, пасть духом. Все, мол, говорят: край не для хлебопашца! Так оно и есть! Но Леонтий сказал Аносову и Бармину:
— Ничего, поймем и покорим.
Он обследовал сопку и пришел к выводу, что если прорыть водоотводную канаву и стены ее выложить камнем, то никакой тайфун не будет страшен полю. Много труда? Много, господин Аносов. Но вот Миронов говорит же, что не будет край твоим, пока ты не забросишь в него семени и земля от трудов твоих не родит…
В северной лощине принялся плодовый сад. Теперь и Бармин последовал примеру Леонтия: не на южных, а на северных склонах разбил сад.
Конечно, Еремей Савельевич, зачем сад? Яблоки и груши привезут из Америки и Японии… На другое надо класть силы… Золото в крае есть, соболь, панты, женьшень! А глупые люди, вместо того чтобы заниматься богатством, радеют над кислятиной — над яблоками! Тьфу ты, прости господи, темнота российская!
А того Еремей не понимает, что человек должен обрабатывать и устраивать землю, сердцем любить ее, а не наживаться! Панты, соболя, золото! Надо так хозяйничать, чтобы богатство приумножалось, а не истреблялось. И Миронов такого же мнения. Приезжал прошлый раз — очень обрадовался, узнав, что Леонтий не проклял края оттого, что наводнение смыло его посев.
Главные средства в это время давала охота. Кабанина — пять рублей пуд. Аносов хотел на месте платить три — доставка, мол, во Владивосток, то да се! Не сердись, Еремей Савельевич, обойдемся без тебя, сами будем доставлять вдвоем с Хлебниковым, на двух конях. Интендантство кабанину берет, «Кунст и Альберс» берет. Подрядчик Галецкий, который прокладывает дорогу и сейчас рвет Барановские щеки, берет…
Как-то, продав кабаиину Кунсту, Леонтий зашел в номер гостиницы «Золотой Рог» к Зотику Яковлевичу.
За окном, прямо к бухте, к заборам вокруг порта и интендантства, простирался зеленый пустырь. На рейде стояли шхуны «Акула» капитана Винтера, «Миледи» Попова, получившая новое имя «Красавица», и первый прибывший пароход Добровольного флота «Нижний Новгород», отправлявшийся с партией каторжан на Сахалин. Шаланды китайские и корейские шампунки и шлюпки. Все это точно тонуло в светло-лазоревой воде бухты и светло-голубом небе.
— Знакомьтесь, знакомьтесь, — приглашал Миронов. — Алексей Иванович, это тот самый Леонтий Юстинович Корж, о котором вы уже наслышаны.
Из разговора Леонтий выяснил: Попов считает, что иноземные промышленники несут молодому краю разорение. Для них Россия — пришел, ограбил, разорил!
— А для меня край — источник моего блага. Он здоров, и я здоров. Торгуй, промышляй, созидай! Садись поближе, Корж. Вино пьешь? Ни вина, ни водки? Сектант, что ли? Ах, помалу все-таки пьешь!
Налил стопочку, придвинул закуску.
— Алексей Иванович на своей шхуне будет привозить доброкачественные товары, — сказал Миронов, — и продавать будет по нормальной цене. У него правильная точка зрения: коренному русскому промышленнику нужно вести свое хозяйство так, чтобы край не оскудевал. С нищего края и купец не разживется.
— Что правда, то правда, — согласился Леонтий. — Если вам, господин Попов, понадобится кабанина или что-нибудь иное, надейтесь на меня, буду поставлять. И с Хлебниковым поговорю. Я тоже хочу беречь край.
10
В мае сползают по Татарскому проливу льды и тают в теплых южных водах. Густой туман стоит над проливом, и частый в это время года восточный ветер гонит его на Владивосток. Правда, горы не пускают его к Раздольному, но все же мозглый, сырой ветер и здесь задерживает весну.
Весна явилась неожиданно. Леонтий утром вышел во двор, на плечи накинул меховую куртку, на голову надел шапку и, когда переступил порог, не поверил: было не только тепло, но необыкновенно, чудесно тепло. Пряный аромат далеко на западе цветущих лесов и полей преобразил вчерашний скудный мир.
Леонтий скинул куртку и шапку, крикнул сыну:
— Семен!
Встревоженный Семен выскочил в исподнем.
— Зови мать, лето пришло!
Да, это была уже не весна — лето. Разгоралась заря над сопками. Глаша Хлебникова выбежала во двор навстречу теплому ветру, и закричала, и запела.
Марья распахивала все пять окон.
— Теперь и пшеничка пойдет, Леонтий!
Хлебников кричал со своего крыльца:
— Ну, теперь, Леонтий, все пошло — и не удержишь! На пантовку надо…
На пантовку собирались втроем: Леонтий, Хлебников и Седанка. Не ради удовольствия — деньги были нужны. Лишнего коня нужно — огромные всюду расстояния; шлюпку нужно, да не простую, а чтобы выйти по Суйфуну в Амурский залив и плыть без забот до самого Владивостока. Семья не одета. И наконец, того и гляди, свадьба будет. Все идет к тому, что породнится Леонтий с Хлебниковым. А уж свадьбу надо сыграть толково!
…Седанка прибыл в назначенный день в куртке, улах, в наколенниках из барсучьей шкуры, надетых на дабовые штаны. За плечами его висела винтовка — подарок Леонтия.
