Лэй посмотрел в глаза гостю, ленивые и как бы совсем равнодушные, и так же лениво ответил:
— Завтра уж! Ты устал, я устал…
К полуночи бобовое масло в лампе выгорело, на дворе стало прохладно, слышался ровный шум реки на перекатах.
— Спать, спать! — гнал всех Лэй.
Су Пу-тин растянулся на подстилке из барсучьих шкур и смотрел, как молоденькая да-цзы в углу на нарах постилала себе и мужу.
Лэй размотал онучи, снял улы и стоял босой на полу.
Су Пу-тин думал про него: хорошо начал, будет толк, — правда, пока еще плохо знает соболей, молодой. И думал, что легко возьмет его в свои руки.
Ночью в фанзе спали. Спали, как всегда, раздевшись догола, укрывшись ватными одеялами. Душно после обильной еды, ханшина, игры в кости. Лэй лежал с открытыми глазами, смотрел в темноту и слушал сонное дыхание. Подождал часок, встал, натянул штаны, на четвереньках пробрался к лампе, подлил масла, засветил.
Снял с нар мешки, отнес на постель и стал сортировать шкурки. Он знал их наизусть. Напрасно думал Су Пу-тин, что он молод! Двадцать самых лучших соболей он завернул в тряпку и спрятал в угол между мешками с мукой. Потом лег и заснул.
Проснулся позднее других. Девочка-жена кипятила воду для лапши, Су Пу-тин курил на канах и рассказывал Ло Юню печальный случай с одним купцом, который пробирался на лодке вдоль морских берегов, намереваясь скупить у орочей соболей. Купец думал, что успеет пристать к берегу, если поднимется буря. И не успел. Тайфун налетел сразу.
— А-яй, — посочувствовал Лэй. — И все товары погибли?
— Все.
— Что ж, приступим?
— Конечно, дело сделаем — есть будем.
Освободили место на нарах. Лэй принес мешок, сел против Су Пу-тина, вытряс из мешка соболей. Глаза купца с припухшими веками смотрели на них равнодушно, как недавно глаза и самого Лэя. Но если да-цзы можно было обмануть пренебрежением, Лэя обмануть было нельзя.
— Всю партию сразу?
— Покупаю каждого. Ну, вот этот рыжий!
Су Пу-тин взял за хвост рыжевато-бурого соболя, показал его, посмотрел на свет, назначил цену.
Лэй ударил себя по коленям.
— Ух, цена! Клади назад, не продаю. Ло Юнь, какую он дал цену?!
Су Пу-тин вытащил из кучи белого соболя и захохотал.
— За этого я возьму дорого, — сказал Лэй. — Такой раз в сто лет попадается.
Перед вечером Су Пу-тии сказал Лэю:
— Брось его в печку. Вся партия из-за него пропала.
Шкурка пошла по рукам.
— А у этого брюшко светлое. Эх, надавали тебе всякую дрянь!
Спор шел из-за каждой шкурки. Пот выступил на лбу у Лэя. Су Пу-тин был быстр в словах, мгновенно находил брак, и Лэй, считавший себя знатоком, почувствовал полную беспомощность.
— А у этого лапки! Шкурка ничего, да лапки вытертые! Улы ими, что ли, чистил или шею щекотал?
— Зачем так? — с достоинством спросил Лэй. — Ты же знаешь, это ходовой соболь! Ходовой соболь идет — шерсть собьет, — смотри, он и когти притупил. Издалека шел… Темный, через горы пришел. Цену дай ему хорошую.
Лапша закипела, остыла, застыла. Чайники перестали кипеть, печка потухла. В открытую дверь заглянуло высокое солнце. Девочка-жена отошла от печки и стояла позади всех, смотря на шкурки, которые то взлетали, то падали, переходя из рук в руки.
— Совсем пегий соболь?! Ноги, хвост, даже голова?!
— Самка, разве не знаешь? — зло спросил Лэй.
Он вытирал пот на лице грязной тряпкой. Су Пу-тин сидел важный, глаза из-под припухлых век смотрели весело, он побеждал, он хорошо заработает.
— Ну, всё! — сказал он, купив последнюю шкурку. — Теперь посмотрим наши расчеты.
Он вынул долговую книжку…
Хозяйка снова растопила печку, закипела лапша, кипели чайники, Ло Юнь делал рисовые пирожки, посыпая их толченым сахаром.
Сытно поели. Все были довольны. Погода больно хороша. Мошки еще нет, тепло. Земля пахнет. Почки на деревьях.
— А может быть, ты у меня еще кое-что купишь? — спросил Лэй, выходя во двор, присаживаясь на корточки и разворачивая тряпку.
Глаза у Су Пу-тина сузились.
Он увидел партию великолепных темных соболей, могучих, пушистых, лучших соболей Ирухи и Бянки.
Торговцы сидели на корточках друг против друга и молчали.
Лэй молчал, торжествуя. Су Пу-тин молчал, поняв, что остался в дураках.
— Сколько ты за них хочешь?
Лэй назвал огромную сумму.
Су Пу-тин мог не купить этих соболей, но тогда вся его сделка не стоила ровно ничего. Что значат те шкурки без этих?
— А меньше? — безнадежно спросил он.
— Меньше не будет!
Су Пу-тип заплатил назначенную сумму.
8
Су Пу-тин был хорошо известен в Приморье. Семь лет назад открыл он на владивостокском базаре торговлю.
— Русская люди шибко хо люди, — говорил он, стоя за прилавком своей лавочки, широко — улыбаясь и как будто готовый русским отдать все. — Бери, бери, моя ничаво не надо, моя маманди…
Он учился русскому языку и скоро говорил на нем правильно, почти без акцента.
Ему нравилось, что в крае мало русских купцов и ведут они свои дела через китайцев. Не ходят русские в тайгу.
Только один человек беспокоил его — Миронов. Тот всем интересовался. Даже самого Су Пу-тина расспрашивал о да-цзы. Но разве Су Пу-тин знает, кто такие да-цзы? Он их и в глаза не видал!
Торговые дела Су Пу-тин вел так успешно, что уже через несколько лет во многих местах края у него были лавочки, лавки, магазины. Свое положение он закрепил женитьбой на русской, Пашковой Таисе. Женился он так: на Новый год приехал в Никольское и, не заезжая в свой магазин, отправился к начальнику Суйфунского округа Занадворову.
— С чем бог принес, Супутинка? — спросил Занадворов, когда гостя впустили в столовую.
— Привез… маленько… тебе…
Быстрым мягким шагом он подошел к столу и развернул платок.
— Подарок! Бери.
— Хороший ты манза, — сказал Занадворов, разглядывая меха и наливая гостю рюмку водки.
Когда подарки были приняты, Су Пу-тин поехал к Пашковым. Туда он привез ханшин, водку и американские консервы. У Пашковых пировали соседи. Таиса помогала матери, приносила из кухни
