Открылась нам; от века своегоЯ не видал еще такой огромной.136 Сменилось плачем наше торжество:От новых стран поднялся вихрь, с налетаУдарил в судно, повернул его139 Три раза в быстрине водоворота;Корма взметнулась на четвертый раз,Нос канул книзу, как назначил Кто-то,[481]142 И море, хлынув, поглотило нас».ПЕСНЬ ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ1 Уже горел прямым и ровным светомУмолкший пламень, уходя во тьму,Отпущенный приветливым поэтом, —4 Когда другой, возникший вслед ему,[482]Невнятным гулом, рвущимся из жала,Привлек наш взор к верховью своему.7 Как сицилийский бык, взревев сначалаОт возгласов того, — и поделом, —Чье мастерство его образовало,10 Ревел от голоса казнимых в немИ, хоть он был всего лишь медь литая,Страдающим казался существом,[483]13 Так, в пламени пути не обретая,В его наречье, в нераздельный рык,Слова преображались, вылетая.16 Когда же звук их наконец проникСквозь острие, придав ему дрожанье,Которое им сообщал язык,19 К нам донеслось: «К тебе мое воззванье,О ты, что, по-ломбардски говоря,[484]Сказал: «Иди, я утолил желанье!»22 Мольбу, быть может, позднюю творя,Молю, помедли здесь, где мы страдаем:Смотри, я медлю пред тобой, горя!25 Когда, простясь с латинским милым краем,Ты только что достиг слепого дна,Где я за грех содеянный терзаем,28 Скажи: в Романье[485] — мир или война?От стен Урбино[486] и до горной сени,Вскормившей Тибр, лежит моя страна».31 Я вслушивался, полон размышлений,Когда вожатый, тронув локоть мне,Промолвил так: «Ответь латинской тени».34 Уже ответ мой был готов вполне,И я сказал, мгновенно речь построя:«О дух, сокрытый в этой глубине,37 Твоя Романья[487] даже в дни покояБез войн в сердцах тиранов не жила;Но явного сейчас не видно боя.40 Равенна — все такая, как была:Орел Поленты в ней обосновался,До самой Червьи распластав крыла.[488]43 Оплот, который долго защищалсяИ где французов алый холм полег,[489]В зеленых лапах ныне оказался.[490]46 Барбос Верруккьо[491] и его щенок,С Монтаньей[492] обошедшиеся скверно,Сверлят зубами тот же все кусок.
