109 Мой грех, творимый по твоей же воле, —Да будет твой посул длиннее дел,И возликуешь на святом престоле».112 В мой смертный час Франциск[504] за мной слетел,Но некий черный херувим[505] вступился,Сказав: «Не тронь; я им давно владел.115 Пора, чтоб он к моим рабам спустился;С тех пор как он коварный дал урок,[506]Ему я крепко в волосы вцепился;118 Не каясь, он прощенным быть не мог,А каяться, грешить желая все же,Нельзя: в таком сужденье есть порок».121 Как содрогнулся я, великий боже,Когда меня он ухватил, спросив:«А ты не думал, что я логик тоже?»124 Он снес меня к Миносу; тот, обвивХвост восемь раз вокруг спины могучей,Его от злобы даже укусив,127 Сказал: «Ввергается в огонь крадучий!»И вот я гибну, где ты зрел меня,И скорбно движусь в этой ризе жгучей!»130 Свою докончив повесть, столб огняПокинул нас, терзанием объятый,Колючий рог свивая и клоня.133 И дальше, гребнем, я и мой вожатыйПрошли туда, где нависает сводНад рвом, в котором требуют расплаты136 От тех, кто, разделяя, копит гнет.[507]ПЕСНЬ ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ1 Кто мог бы, даже вольными словами,[508]Поведать, сколько б он ни повторял,Всю кровь и раны, виденные нами?4 Любой язык наверно бы сплошал:Объем рассудка нашего и речи,Чтобы вместить так много, слишком мал.7 Когда бы вновь сошлись, в крови увечий,Все, кто в Пулийской роковой стране,[509]Страдая, изнемог на поле сечи10 От рук троян[510] и в длительной войне,Перстнями заплатившей дань гордыне,Как пишет Ливий, истинный вполне;[511]13 И те, кто тщился дать отпор дружине,Которую привел Руберт Гвискар,[512]И те, чьи кости отрывают ныне16 Близ Чеперано, где нанес ударОбман пулийцев,[513] и кого лукавыйУ Тальякоццо[514] одолел Алар;19 И кто култыгу, кто разруб кровавыйКазать бы стал, — их превзойдет в сто кратДевятый ров чудовищной расправой.22 Не так дыряв, утратив дно, ушат,Как здесь нутро у одного зиялоОт самых губ дотуда, где смердят:25 Копна кишок между колен свисала,Виднелось сердце с мерзостной мошной,Где съеденное переходит в кало.
