– Это мое дело, это мой отец, и если ты думаешь, что сумеешь вот так, по-тихому, вытянуть из него все до копейки, то ошибаешься. Ты ему можешь петь про чистую любовь. А мне не надо. Учти, еще один такой фортель, и я…
– Глеб, ты хотя бы отца пожалей. Он этого не вынесет.
Катя вошла. Они замолчали. Она успела уловить в воздухе особенный, оглушительный запах ненависти, который еще несколько минут продолжал висеть в тишине уютной кухни.
Потом, когда они возвращались домой, Катя сказала:
– Ну что ты все время грызешься с Маргошей? Хватит уже. За что ты ее так ненавидишь? Прямо искры летят.
– Эта тварь заставила отца открыть на ее имя еще один счет, и туда идет чуть ли не весь доход от его доли в нефтяных операциях. А на очереди – его деньги от казино. Она его оберет до копейки, старого болвана.
– Можно подумать, твой отец младенец или впал в маразм. Он ведь сам понимает, что делает. Она не силой его заставляет.
– Да уж я знаю, чем она его заставляет, – буркнул Глеб, – но мне надоело. Теперь у меня есть управа на эту тварь.
– Ну что ты говоришь? Прямо страшно слушать. По-моему, тебя просто зациклило. Попробуй посмотреть на нее другими глазами. Красивая, талантливая девочка, сама, между прочим, успела многого добиться.
– Сама?! – взревел Глеб. – Ты что думаешь, ее взяли бы просто так сниматься во все эти дурацкие боевики? Вон их сколько, красивых-талантливых, готовых душу заложить, чтобы хоть в эпизодик взяли. Ты ведь знаешь, никаких особых данных, кроме яркой морды и длинных ног, для такого кино не надо. А этого добра навалом. Не была бы она папиной женой, фиг бы ее кто брал на главные роли. Все эти сказки про золушек с бензоколонки пусть кинозрители кушают. Уж ты-то знаешь, как подобные вещи происходят.
– Глеб, почему ты такой злой? Она ведь любит его.
– Она его проглотит с потрохами и не поперхнется, – сказал он спокойно и мрачно. – Еще недавно у меня оставались слабые иллюзии, а теперь все. Нет там никакой любви и быть не может. А моего старого дурака жалко. Но ничего, переживет. Вернется к маме. Побаловался, и будет с него. Вообще хватит об этом. Надоело.
Катя отчетливо помнила тот вечер потому, что крайне редко видела своего мужа таким разъяренным и решительным. Да и времени прошло совсем немного с тех пор, меньше месяца. Тогда она не придала особенного значения ни случайной склоке в кухне, ни их разговору в машине по дороге домой. Ей в голову не пришло, что за этим может стоять. А зря.
Все теперь понятно, все сходится. Если бы Константин Иванович увидел эту кассету, безусловно, с Маргошей бы развелся.
Он женился на чистой, честной девочке, далекой от грязи и пошлости. А что оказалось? Его обманули, посмеялись над его возвышенной трепетной любовью, из него сделали идиота. Он бы не просто развелся – выгнал вон. Кто-то другой, возможно, и простил бы. Калашников – никогда. Она могла потерять в один день если не все, то почти все – деньги, благополучие, даже карьеру. И это зависело от Глеба, от человека, который с самого начала ее терпеть не мог…
Только одна осталась прореха – время. Она ведь улетала в Париж той ночью.
Катя взглянула на часы. Десять минут двенадцатого. Маргоша улетала ночью… Каким рейсом? А ведь это несложно вычислить. Сегодня ровно неделя со дня убийства.
Катя открыла телефонный справочник и стала дозваниваться в справочную Шереметьева-2. Там было безнадежно занято.
Интересно, что Паша имел в виду, когда сказал: «Я, кажется, все понял»? Конечно, она даже не соблаговолила выслушать. Она вообще относится к Паше совершенно по-хамски. Он готов мчаться куда угодно по первому ее зову, он всегда рядом, когда ей это надо. А, между прочим, именно сейчас ей очень неуютно одной.
Она сама не заметила, как вместо номера справочной набрала Пашин номер. Это получилось машинально. И когда только она успела запомнить его наизусть?
– Я так и знал, что ты позвонишь.
– Вообще-то я звонила в справочную Шереметьева-2, – Катя улыбнулась в трубку.
– Там безнадежно занято. Я тоже туда пытался дозвониться.
– Зачем?!
– Выяснить, какие есть ночные рейсы в Париж. Думаю, и ты звонила затем же. Сегодня ведь ровно неделя… Но знаешь, наверное, лучше просто туда съездить. Для чистоты эксперимента.
– Подожди, я не поняла…
– Она отлично стреляет, эта Крестовская, – задумчиво произнес Паша, – я обратил внимание, когда смотрел боевик, что актриса работает без дублера, и выучка у нее не хуже, чем у какого-нибудь крутого спецназовца. Я как раз подумал, что это, пожалуй, единственное достоинство идиотского фильма. Если честно, я не поленился пересмотреть его еще раз, после визита в морг. Но до конца опять не досмотрел. Выключил в том месте, где героиня накидывает удавку на шею наркоторговца. Правда, в фильме она таким образом спасает благородного героя от верной смерти. Ладно, это действительно не телефонный разговор. Я в принципе могу и один прокатиться в Шереметьево.
– Нет уж, вместе. Я за тобой заеду.
Прежде чем выйти из дома, Катя спрятала черную коробку с кассетой назад, в сейф, в потайной ящичек.
…Паша ждал во дворе.
– Надо было мне за тобой заехать. Для чистоты эксперимента, – сказал он, садясь в машину, – но и так ничего. В общем, я уже просчитал, что по ночной Москве от проспекта Мира до Шереметьева-2 можно доехать за сорок минут. В принципе можно и за полчаса, но, учитывая всякие случайности, лучше минут десять накинуть.
– Значит, ты все понял уже вчера?
– Мне странно, что ты не поняла еще раньше. Все сходится на ней – Ольга Гуськова ее одноклассница, со Светланой Петровой они общались достаточно тесно. Когда стало ясно, что Ольгу подставили, я подумал: это мог сделать только человек, очень хорошо ее знавший, человек, который запросто бывает в доме и не вызывает подозрений. Звонки и щепки в подушке, вероятно, входили в программу «подставки». Сумасшедшая любовница – первый кандидат в убийцы. Ну, после братков, разумеется. Но здесь понадобился помощник. Она хоть и актриса, а все равно ты могла узнать голос по телефону. И она выбрала на эту роль несчастную, злую на весь мир, и на тебя в том числе, Светлану Петрову. Светлана, узнав, чем закончились бабские шалости с анонимными звонками, жутко испугалась, запаниковала. Решила выйти из игры. Но ей стало обидно, что пришлось рисковать за просто так. Она попыталась убить сразу двух зайцев – снять камень с души, рассказать тебе о Крестовской, ну и заработать заодно. Идиотская смесь – и совесть вроде есть, и жалость обыкновенная, человеческая, но при этом столько глупой бабской злобы и зависти, вопреки здравому смыслу, вопреки даже себе самой… Такие всегда проигрывают. Если бы она промолчала, возможно, осталась бы жива. Но она как-то выдала себя, и Крестовской пришлось ее убрать, наспех, неаккуратно. Но главной ее ошибкой был тот последний звонок. Она еще не знала, что Ольга Гуськова арестована и цель достигнута. Она нервничала и решила поторопить события с твоей помощью. И, наверное, ее задевало твое абсолютное равнодушие к такому блестящему спектаклю. Ну никак ты не хотела испугаться, обидеться всерьез, пожаловаться властям на злодейку-любовницу. Вот она и перестаралась.
– Нет, – перебила Катя, – был еще один прокол. Лифчик в кармане халата. Вероятно, она подложила его, когда они с Калашниковым пришли меня утешать. Она не могла, конечно, представить, что в ночь убийства халаты крутились в стиральной машине, а Жанночка проверила карманы и потом вспомнила об этом. Конечно, разве можно учесть все до последней мелочи? Но именно тогда у меня и зародились первые робкие догадки.
– То есть ты начала подозревать Крестовскую?
– Ни в коем случае. Я начала подозревать какую-то сложную, хитрую инсценировку. О Маргоше я тогда не думала.
