Петербургские письма

оскорбленным; встречи в Тильзите и Эрфурте ¹ довершили дело: теперь он непреклонен. Однако я по­лагаю, в глубине своего сердца он чувствует то, что вполне со­гласно с природой вещей, ибо легче представить себе квадрат­ный круг, нежели монарха в роли Бонапартова друга. Когда Ко- ленкур принес ему известие о фатальном деле при Экмюле² 26 апреля, Император расцеловал его, а обер-гофмейстер Толстой дал 200 рублей камердинеру посла, принесшему ту же новость. Тем не менее, Государь, я могу почитать за достоверное, что Им­ператор уже знал об этом и был весьма неприятно поражен. Его упорное следование принятой политической системе если и не слишком- мудро, то, во всяком случае, тщательно обдумано. На­вряд ли способен он возвратиться к прежнему, исключая, быть мо­жет, какие-либо большие успехи Австрии. А пока его везде преследуют неудачи. Русские отбиты по всей браиловской ли­нии ³; турки уже уничтожили четыре или пять тысяч войска; в Персии дела идут нисколько не лучше⁴. <. .)

Встреча в Эрфурте — свидание императоров Александра I и Наполеона I в немецком городе Эрфурте 27 сентября — 14 октября 1808 г., закончившееся соглашением о возобновлении союза, признанием перемены династии в Испании и присоединения к России Финляндии и Дунайских княжеств.

2 Экмюль — местечко в Нижней Баварии, где 22 апреля 1809 г. произошло сражение между французской и австрийской армиями, закончившееся разгро­мом последней.

3 Русские отбиты по всей браиловской линии — в кампанию 1809 г. русское командование ставило задачу овладеть крепостями на левом берегу Дуная, однако штурмы Журжи и Браилова окончились неудачей.

4 В Персии дела идут нисколько не лучше — имеется в виду русско-персид­ская война 1804—1812 гг. Возможно, речь идет о неудачном штурме русскими войсками Эривани в 1808 г.

93. ГРАФУ де БЛАКА

10 (22) АВГУСТА 1809 г.

<. .) Вам, конечно, понятно, что в моем возрасте не меняют ни вкусов, ни привычек, и потому можете представить себе мою жизнь *из своего далека. Дом Чернышевых для меня потерян, Ор­ловы ¹ тоже скитаются по свету, но в ноябре они должны возвра­титься. Остальные дома все те же. Чичагов со всем семей<;твом уезжает в Париж и уже продал все свое имущество, даже книги. Имея давнюю привычку говорить ему что бы ни приходило мне в голову, я вполне недвусмысленно отозвался о принятом им ре­шении, но без всякого успеха. Хотя здесь все то ж, что видели и вы в свое время, у меня есть превосходный способ находить мое житье восхитительным — я думаю об остальной Европе или, если угодно, просто о Европе, ибо не вполне ясно, принадлежим ли мы здесь к ней. Упаси Боже пожару добраться и до нас; а пока, по крайней мере, должность моя куда лучше многих прочих.

Орловы — Ж°зеф де Местр был знаком с будущим декабристом М. Ф. Орловым, который учился в петербургском Иезуитском благородном пан­сионе, а затем (с 1805 г.) служил вместе с Родольфом де Местром в Кава­лергардском полку. В 1814 г. Ж. де Местр послал ему свою книгу «Рассужде­ ния о Франции», и Орлов ответил на это письмом, где говорилось: «<. .) труд ваш есть произведение классическое, изучать которое можно воистину беспре­станно, благодаря множеству содержащихся в нем глубоких и величествен­ных идей» (Орлов М. Ф. Капитуляция Парижа: Политические сочинения. Письма. М„ 1963. С. 54).

94. КАВАЛЕРУ де РОССИ

(АВГУСТ 1809 г.)

<. .) Мы уже знаем, что Французские Орлы достигли Гали­ции [51] и что поляки кранйе воодушевлены. Судите сами, как смо­жет использовать Наполеон сию надменную, беспокойную и раз­вратную нацию. Хотя в сем случае заслуживает она по справед­ливости прощения.

Ежели Франция пойдет на нас войной, я боюсь и думать о по­следствиях сего. Вся та сила, которую вы видите снаружи, лишь кажущаяся. Народ с распростертыми объятиями встретит того, ко­го назовет освободителем, и государство падет безо всякого со­противления. Я утешаюсь лишь своим оракулом, который никог­да меня не обманывал и который утверждает, что Бонапарте не нужна эта страна. <. .)

Наконец после многих отказов со стороны Его Императорско­го Величества уходит адмирал Чичагов, правда, не в отставку, а лишь на время отпуска для поправления здоровья. Вместе с же­ною и детьми намеревается он уехать через месяц прямо в Па­риж и ради сего уже продал все, что имеет: земли, дома, мебель и даже книги; мне говорили, будто он положил в банк 500.000 рублей. <. .)

Хотя адмирал уезжает в отпуск, это, как вы понимаете, лишь формальность, и через какое-то время отпуск завершится отстав­кой. Он весьма удачно предложил Его Императорскому Величе­ству своего заместителя, а возможно, и преемника. Выбор пал на маркиза де Траверсе², французского морского офицера, перешед­шего на русскую службу. Сейчас он командует на Черном море. Это честнейший человек, знающий свое дело и весьма простых нравов. Неизвестно, захочет ли он еще сам такого возвышения. Я бы^не решился заранее утверждать сие, но со своей стороны весыйа сего желаю, ибо французский язык, на котором я бегло говорю, даст мне возможность приблизиться и к новому мини­стру. <. .) яял здесь народное восстание против австрийцев. Русский император, слишком долго колебавшийся, решился наконец последовать призыву Наполеона и дви­нул в Польшу 40 000 человек под начальством Голицына» (История XIX века/ Под ред. проф. Лависса и Рамбо. Т. 1. С. 190).

² Траверсе, Жан Франсуа (Иван Иванович), де (1754—1830)—маркиз. Французский эмигрант, русский государственный деятель. Морской министр (1811—1828). Член Государственного Совета.

95. КАВАЛЕРУ де РОССИ

17 (29) СЕНТЯБРЯ 1809 г.

<. .) Невероятное печатание денег, вызванное войнами в чу­жих краях, и приостановление торговли из-за войны с Англией каждый день усиливает внутренние тяготы, я бы даже сказал, внутреннюю чахотку, съедающую нас. Нет никакого предела изго­товлению бумажек и, следовательно, падению оных. Рубль упал до 28 или 29 су (с 72); те, у кого 10 рублей, 10 тысяч, 400 тысяч, все они с беспокойством заглядывают в свои шкатулки и, быть может, через три или четыре месяца окажутся в одинаковом по­ложений. Бумажные деньги изъязвляют подобно раку: не имеющий ничего другого не имеет ничего. В Польше дела тоже плохи. Князю Голицыну¹ пришлось самому ставить Французские Орлы²: грустное занятие. Войска его рассеяны по всей Галиции, и много дезертиров. Перед вступлении одного полка в Лемберг сбежал весь оркестр, а когда солдаты вошли в город, им при­шлось маршировать перед теми же музыкантами, одетыми уже в польскую форму и открыто смеявшимися над русскими; трудно представить себе что-либо более отвратительное. Я долгое время полагал, будто народ, а особливо купцы настроены противу фран­цузов и даже собрал некоторые весьма поразительные сему сви­детельства. Но теперь начинаю думать, что мог ошибаться и что в сих изъявлениях было много фальши. Дух века всецело тяго­ теет к независимости; приезды иностранцев, чтение зловредных книг, беспечность правительства, которое всеми силами содейст­вует опасному просвещению, вполне возможно, и приведут к есте­ственным из сего следствиям. Уже достоверно, что богатые куп­цы из крепостных (а именно здесь опасность) вели странные раз­говоры с моими слугами. Владелец нашего дома, принадлежащий именно к этому сословию, совсем недавно до небес превозносил моему камердинеру прочитанную им «Римскую историю», каковая, к сожалению, издана по-русски. «Prekrass, prekrass!» — говорил он с ?лубоким восхищением. (Это хорошо! Это очень хо­рошо!») Он уже воображает себя плебейским консулом, отнюдь не думая о тех рабах, которых так много было у римлян и кото­рых использовали лишь как вьючных животных.

Император в глубине сердца чувствует неистребимое презре­ние к устройству своей державы, и чувство сие весьма сильно способствует духу нововведений: я подозреваю у него намерение учредить среднее состояние, некое подобие третьего сословия. Не думаю, что он большой друг нынешней системы чинов, каковую тоже хотел бы обновить. Сие заставляет содрогаться, поелику в сей стране нет никаких моральных устоев, которые дополняли бы и исправляли законы. Император весьма человечен и добр: он не любит ни пугать, ни огорчать людей, способен даже прощать личные обиды; к тому же противник роскоши, но не чуждается и полезных трат, благотворителен, почитает прямодушную честность и исполнен великих принципов всеобщей справедливости; но ког­да доходит до приложения оных