Государь,
Вот уже более двух столетий, как имя Австрии произносится с неизменным присовокуплением слов: Tu felix Austria nube [53] Касательно же того, приложима ли сия аксиома к настоящему случаю, полагаю, согласия в политиках здесь не будет. Но, по крайней мере, никто уже и не скажет, будто держава сия не умеет извлекать свою выгоду. Великое представление, каковое ныне дает она всему свету, завершает, во всяком случае на переживаемую нами эпоху, ту долгую чреду удач, которые выпали на долю Наполеона. Поразительный сей человек, затмивший цезарей, кончил тем, что берет себе в жены дочь Императора Австрийского2! Дело решено, и я ничего не могу возразить; верно, придется мне менять свой слог касательного сего персонажа, которого надобно отныне трактовать, как и прочих монархов. <...)
Посол Франции, несомненно, предпринимал здесь некоторые шаги относительно Великой Княжны Анны, кои были отвергнуты единственно по той причине, что русская принцесса не может менять веру; но еще до того, как курьер с таковым ответом прибыл в Париж, здесь получилось известие об австрийском браке, так что счастливый победитель может лишь смеяться над греческими претензиями. Новость сия повергла все умы в ужас: и действительно, я не представляю более страшного удара для России. Она вела плохую войну и заключила плохой мир, она вызвала всеобщее неудовольствие и разорила свою торговлю; теперь она получила общую границу с Францией, имея противу себя родственный альянс, который скоро превратится в наступательный и оборонительный и сведет ее к полному ничтожеству. <. .) Конечно, Император не постигает самых важных вещей и обязан сим несчастием своему воспитанию, которое будет вечным упреком памяти Екатерины! Но, несомненно, унижение России есть непосредственное следствие полной неспособности и глубокого развращения дворянства русского; а сие несчастное состояние, в свою очередь, происходит от ложных мер, принятых в начале прошлого века Императором Петром Сильным, которого здесь именуют Великим. Александр I прекрасно чувствует сию слабость, хотя и не понимает ее причин. Он не доверяет своим подданным; сии последние видят это и недовольны тем, чему сами же являются источником. И потому, если Император бросился в объятия Франции, то лишь полагая, что сие надобно ради спасения Империи. <. .)
Славный адмирал3, о котором писал я в своих депешах, играет, как и предвидел я, заметную роль в Париже. Он бесконечно нравится Императору, у которого уже не раз завтракал в об ществе Императрицы-матери4. А здесь йа него страшно нападают: злоупотребление властью, измена, казнокрадство — произносятся самые жестокие слова, даже перед Императором, но я полагаю, что обвинители обманутся и непостижимый его фавор нимало не пострадает.
<. .) курс уже давно остается постоянным и составляет 26 или 28 су за рубль. Цены на съестные припасы и товары первой необходимости недоступны, хотя роскошь нимало не отказывается от своих безумств. К примеру, Вашему Величеству удивительно будет узнать, что восемь самых простых купцов, некоторые из коих даже рабского состояния, несколько дней назад истратили в таверне за один раз 450 рублей и выпили среди прочего девятнадцати бутылок шампанского вина по 10 рублей. Ежели Ваше Величество возьмет в соображение, что безумство это есть лишь малое отражение жизни великих мира сего, то поймет, что такое сей народ, который ничего не считает, ничего не предвидит и у которого малейшие капризы оборачиваются приступами страсти, желающей удовлетворять себя любой ценой. <, .)
3
4
101. КАВАЛЕРУ де РОССИ
13 (25) МАРТА 1810 г.
<. .) Вы сами видите, г-н Кавалер, как идут дела. Приходится твердить вам одно и то же о
Сын мой обходится мне в 4.000 рублей, иногда больше, иногда меньше, но рассчитывать надобно на 4.000 до следующего чина. Однако все поражаются образом его жизни, да и вы немало подивились бы, узнав, что здесь офицеру кавалергардов надо 8.000 рублей в год, не считая кареты о четырех лошадях. Невозможно понять столь безудержной роскоши. Сыну моему разрешено жить вместе со мной (обычно офицеры квартируют в казармах), и часто мы выезжаем в одном экипаже. А на случай, когда он должен ехать один, у него есть парные сани. Почти сразу по приезде он, к великому моему удовольствию, тесно сошелся с молодым герцогом Никола де Серра-Каприола2. Это его ровесник и превосходный юноша. После того, как он завершил первоначальное образование, отец пожелал преподать ему курс философии, каковое желание передалось и сыну моему, который уже немало к сему приготовился. Преподобный отец Генерал Иезуитов3 назначил для них весьма сведущего профессора, француза о. Роза- вена 4, любезно согласившегося давать им частные уроки. К сим двум молодым людям присоединились также гвардейский капитан барон де Дама 5 и сын княгини Голицыной6 молодой князь Петр1. Могу вас заверить, г-н Кавалер, что четыре сии адепта философии, из коих трое гвардейские офицеры, являют собой в Санкт-Петербурге прелюбопытнейшее зрелище. Герцог часто говорит мне с улыбкою: «Любезный друг, дети умнее нас». Ивправ- ду кружок сих молодых людей, почти ровесников, самим своим образом жизни противуположен развращенности молодежи в сей стране. (...)
Сегодня узнал я нечто весьма меня опечалившее. Солдаты одного из первых полков Империи говорят, что куда лучше идти на войну, лишь бы избавиться от своего полка. Но жалуются они только на одно: учения не дают им передохнуть. Представьте только, г-н Кавалер, что императорская корона зависит от. учений! Не думаю, что бы в том месте, где вы сейчас пребываете, можно было понять сие. Вот вам еще один пример. Пасхе здесь предшествует пост, и каждому батальону дается свободная неделя для исполнения религиозных обязанностей, каковые требуют некоторых приуготовлений, строгого поста, частых и длительных молитв и т. п. Женатые должны соблюдать некоторые ограничения. Народ весьма привязан к сим святым формальностям, и нарушение их есть оскорбление совести. Однако бешенство учений сильнее всего, и батальон одного из санкт-петербургских полков нещадно гоняли с утра до вечера всю пасхальную неделю, не давая солдатам подумать о себе. А поелику в такой-то день сему батальону положено было причащаться, его и повели в полном составе, как в атаку на неприятеля. Никто не озаботился тем, что один завтракал, другой пьян, а третий — Бог знает что еще. Велено идти — и все. Еще раз спрашиваю вас, г-н Кавалер, возможно ли представить подобное безумие? Последствия сего ужасны, не говорю уже о морали, но даже в отношении чисто политическом. Засилье военных есть ужасная язва сей Империи. Государь, обращая на них исключительное свое внимание, уже начинает во многом принижать гражданское устройство. Сие зло дошло до крайности, когда между двумя сими сословиями установлена была разница в чинах. Наряду с прочими несправедливостями это приводит к постоянной недостаче министров и чиновников. Всякое сословие должно управляться con senno е con la mano [54]; здесь же рука пухнет от водянки, а голова сохнет чахоткой. <. .)
2