Петербургские письма

3 Генерал Иезуитов — Тадеуш Бржозовский (1749—1820). Занимал этот пост в 1805—1820 гг. Был тесно связан с Ж. де Местром и при его содействии до­бился преобразования Полоцкой иезуитской коллегии в академию.

4 Льессек, Жан Луи Розавен, де (1772—1851)—религиозный деятель, член ордена иезуитов. В 1804 г. приехал в Россию и был преподавателем философии в Петербургском иезуитском благородном пансионе. Обратил в католичество не­сколько особ из высшего света. После высылки иезуитов из столицы профессор богословия в Полоцкой иезуитской академии. При генерале ордена Т. Бржо- зовском фактически управлял всеми делами.

5 Дама, Анн Гиацинт Максим, де (1785—1862)—барон. Французский эми­грант, генерал русской службы. После Реставрации возвратился во Францию. Занимал посты военного министра (1824) и министра иностранных дел (J824— 1828).

6 Голицына Александра Петровна (1774—1842)—княгиня. Урожденная Про­ тасова. Жена князя -Алексея Голицына. Одна из первых дам петербургского света, перешедших в католичество.

7 Голицын Петр Алексеевич ¦— князь. Других сведений об этом лице не най­ дено.

102. П. В. ЧИЧАГОВУ

6 МАЯ 1810 г. [55]

<. .) Я очень рад, что вы учите латыни вашу дочь: это почти единственный язык или, по крайней мере, наилучший, посредст­вом которого жители Азии могут проникать в Европу. Но сколь трудно познание древних языков до такого совершенства, дабы они оказывали на нас нравственное действие, иначе говоря, пре­вращались внутри нас в succum sanguinem [56]! (Мадемуазель Жюли ¹ объяснит вам эти два слова.) Что касается латыни, то могу заверить вас, г-н адмирал, что в той стране, где вы сейчас пребываете, теперь ее почти уже и не знают. Я сужу об этом из газет, но особливо по надписям на фронтоне Законодательного Собрания по случаю великой свадьбы² Napoleo Magnus[57] и т. д. Не приходилось еще мне читать ничего столь безвкусного и столь далекого от лапидарного ее слога. Есть строки, которые за­ставят смеяться даже уши, например: ad pacem orbis celeriter gradiens (проходя широким шагом к миру во всем мире)—и еще другие. <. .)

1 Бруэ де Сен-Мартен, Юлия Павловна — дочь адмирала П. В. Чичагова.

2 По случаю великой свадьбы ¦— т. е. по случаю бракосочетания Наполеона I австрийской эрцгерцогиней Марией Луизой.

103. ГРАФУ А. К. РАЗУМОВСКОМУ

(ИЮНЬ 1810 г.)

Г-н Граф,

Имею честь, согласно изъявленному вами желанию, предста­вить некоторые мысли, касающиеся общественного образования в отечестве вашем.

Относительно сего важного предмета весьма распространен тот же софизм, каковой употребляется в отношении учреждений политических: на человека смотрят как на некое отвлеченное су­щество, неизменное во все времена и во всех странах, и для оного начертываются столь же отвлеченные проекты. Однако опыт са­мым очевидным образом доказывает, что каждая нация имеет то правительство, которого она достойна, и потому всякий план пра­вительственного устройства, ежели не находится он в полном со­гласии с национальным характером, есть лишь пагубное меч­тание.

То же самое относится и к образованию (я имею в виду об­разование общественное); прежде чем приступать к плану оного, надобно изучить обычаи, склонности и зрелость нации. К приме­ру, кто сказал, что русские созданы для наук? Пока еще ничто сие не подтверждает, но если даже окажется справедливым обрат­ное, нация ни в коей мере не должна чувствовать себя униженной. Римляне ничего не смыслили в искусствах, у них не было ни од­ного живописца, ни одного скульптора, а тем паче математика. Цицерон¹ называл Архимеда² незначительным человеком, он сказал об изваянной Мироном³ козе, которая была похищена Вером ⁴: «Работа столь хороша, что она пленила даже нас, ниче­го не понимающих в этих делах».

Все знают наизусть знаменитые стихи Вергилия: «Пусть дру­гие заставляют говорить мрамор и медь, пусть блистают они крас­норечием и читают судьбу по звездам. Но твоя судьба, о римля­нин, повелевать народами».

И при всем том я полагаю, что римляне недурно показали себя всему свету, и всякая нация была бы не прочь оказаться на их месте.

Или я бесконечно ошибаюсь, или в России придают несораз­мерно большую цену науке. В знаменитом своем сочинении Руссо утверждал, что она принесла много зла. Не принимая его пара­доксов, не следует, однако, полагать, будто он во всем заблуждал­ся. Наука делает человека легкомысленным, не способным к де­лам и великим предприятиям, спорщиком, упрямцем, презираю­щим Чужие мнения, хулителем правительства и национальных устоев, падким до всяких новшеств и т. д. и т. д. Именно поэто­му Бэкон ⁵, чей гений своей глубиной превосходил Руссо ⁶, сказал, что религия есть тот бальзам, который сохраняет от порчи, при­носимой науками. Мораль препятствует опасному и даже очень опасному их действию, когда предоставлены они сами себе.

Именно в этом заключалось жестокое заблуждение прошлого века. Возомнили, будто образование научное есть уже целостное образование, в то время как оно лишь часть, к тому же несрав­ненно меньшая и имеющая цену лишь в той степени, насколько основывается на воспитании нравственном. Но все умы обороти­лись к науке, а мораль стала каким-то пустопорожним приложе­нием. Система сия, принятая для изничтожения иезуитов, породи­ла менее чем за тридцать лет ужасное поколение, которое низ­вергло алтари и умертвило короля Франции.

БоЛее того, г-н Граф, вы можете видеть, что все народы мира, побуждаемые единым и безошибочным инстинктом, всегда дове­ряли юношество священникам, и сие принадлежит не только ко временам христианским.

Все народы мыслили одинаково. В глубокой древности не­которые из них сделали и саму науку исключительно принад- лежностию священства. Всеобщее сие согласие заслуживает при­стального внимания, ибо никому еще не дано было безнаказанно поступать вопреки здравому смыслу всего мира.

Я знаю, что Его Императорское Величество лишен сего вели­кого преимущества, поелику в России священство, к несчастью, отделено от общества и лишено всех гражданских обязанностей; но не задерживаясь пока на этом, я лишь повторю еще раз, что в вашей стране много ошибаются касательно пользы науки и тех средств, кои потребны для вкоренения оных.

Полагают, будто достаточно основать заведение и нанять про­фессоров и все готово. Нет, напротив того, на самом деле этим не сделано еще ничего, ежели к сему не приуготовлено само мо­лодое поколение. В таковом случае государство будет нести бре­мя огромных расходов, а школы останутся пустыми.

Мы уже видим сие в гимназиях, которые вскорости начнут за­крываться из-за отсутствия учеников. Еще более разительный при­мер являет собой школа юриспруденции, открытая с такой пом­пой и с такими великими претензиями. Император давал 300 руб­лей, квартиру, содержание и чин всякому молодому человеку, вступающему в сие заведение; однако и при таких выгодах после нескольких жалких сцен, коих свидетелями были иностранцы, никто не явился, и школу пришлось закрыть.

А во времена, именуемые нами варварскими, Парижский Уни­верситет насчитывал 4.000 студентов, являвшихся из всех частей Европы учиться на свои деньги.

Вообразите себе такое правительство, которое разоряет казну постройкою великолепных гостиниц в местности, где никто не пу­тешествует; это и будет верный образ того, кто тратится на уче­ные заведения прежде, чем гений нации оборотится к науке.

Я уже имел честь, г-н Граф, изустно излагать вам немаловаж­ное соображение, каковое полагаю необходимым повторить и в на­стоящем письме, а именно: все самые ученые академии Европы, такие, как Парижская, Королевское Общество в Лондоне, флорен­тийская Академия del Cimento [58] и пр., все они начинались со свободных собраний нескольких частных лиц, побуждаемых лю­бовью к наукам. По прошествии некоторого времени монарх, про­слышавший об уважении