Петербургские письма

переменив первоначальные намерения, провести день сво­его рождения в Москве, так что Императрице пришлось по сему случаю принимать на балу особ первых трех классов. Император ездил в театр, где играли русскую пьесу, весьма соответствую­щую сим обстоятельствам. Но поелику Его Величество не любит, чтобы восхваляли его прилюдно, почли уместным опустить один

куплет, в котором он чрезмерно превозносится; однако публика с превеликим криком и шумом стала требовать именно этот куп­лет и заставила артиста пропеть оный. Ничто не нарушило оте­ческий сей триумф. Торжества завершил большой маскарад, устроенный Императором, после которого он должен был уехать в ночь с 25-го на 26-е (новый стиль). Ему представили весьма необычное зрелище, возможное только в этой стране. Среди ог­ромной Москвы есть пруды, которые правильнее назвать озера­ми. Выбрали одно из самых больших, обрубили на нем половину льда и пустили туда множество освещенных лодок, а по другой половине целая толпа детей из простонародья каталась на конь­ках, держа в руках огни. Говорят, что сия двойная и движущая­ся иллюминация являла собой восхитительное зрелище. Импера­тор выразил сожаление о редкости приездов своих к добрым мос­ковским жителям, но, по его словам, намеревается теперь сделать таковые посещения более частыми. Посмотрим, получится ли у не­го это.

Путешествие сие похоже не то на экспромт, не то на тщатель­но обдуманный шаг; я лично склоняюсь к последнему и предпо­лагаю у Императора далеко идущие виды. Скорее всего, надоб­но было ему говорить с некоторыми персонами, коих не хотел он вызывать сюда. Он имел продолжительную беседу с хорошо из­ вестным Вашему Величеству графом Ростопчиным '; ежели пер­сонаж сей будет играть роль, то, несомненно, привлечет с собою и неких других.

Французский посол воспринял сию московскую поездку с пре­великим неудовольствием. Я уже имел честь уведомить Ваше Ве­личество о его нарочитом заявлении касательно того, «что он имеет приказание своего повелителя ни в коем случае не удалять­ся от Его Императорского Величества далее, чем на двадцать четыре часа». И вот Император ускользнул, отговорившись визи­том к сестре своей и приняв, несомненно, и какие-то другие меры, мне неизвестные. Кто знает, избежит ли Коленкур грозы из Па­рижа за то, что не сумел поехать вместе с Императором в Моск­ву. Здесь могут, конечно, приводить тот довод, что князь Куракин тоже не участвует во всех поездках, совершающихся по Франции и за ее пределами, но позволительно сомневаться, будет ли при­нято таковое объяснение.

9*

131

Будучи 24-го на балу у Ее Величества Императрицы, я бесе­довал возле карточного стола с двумя особами старой русской закалки, весьма сведущими и весьма привязанными к своей стране, и был немало удивлен тем, что рассказ мой о великолеп­ном приеме, устроенном московскими жителями Его Император­ скому Величеству, выслушали они отнюдь не с той горячностью, каковую я ожидал. Напротив того, по их мнению, лучше бы сей поездки и вовсе не было. Они утверждали, будто таковые путе­шествия приносят более вреда, нежели пользы, ибо останавли­вают течение дел, которые, накапливаясь, впоследствии чрезмер­но затрудняют Императора. Приводили они и другие резоны, ко­

торые, однако, отнюдь меня не убедили; впрочем, мнения у людей бывают весьма странные.

Денежный курс держится на той точке, о которой я уже имел честь докладывать Вашему Величеству. <...) Потребность в день­гах дошла до крайности; тем не менее роскошь нимало не умень­шается, хотя излишества оной и невероятная беспечность толкают эту страну к неизбежной революции. Дворянство бросает деньги на ветер, и они попадают в руки дельцов, которым, чтобы стать хозяевами России, надобно лишь обрить бороду и получить чин. Скоро весь город Петербург будет принадлежать коммерсантам. Обеднение и нравственное падение дворянства суть истинные при­чины той революции, свидетелями коей мы являемся. Она повто­рится и здесь, но при особливых обстоятельствах; честию заверяю Ваше Величество, что глазу наблюдателя Россия представляет предметы, достойные великого множества интересных соображе­ний, ибо воскрешает для нас средние века и показывает воочию то, о чем мы могли узнать лишь из истории. <. .)

Его Императорское Величество осчастливил верных своих москвичей, проведя с ними день своего рождения (12/24), озна­менованный маскарадом для всего города. В два часа пополудни 13-го сел он в сани, а уже 15-го к десяти вечера был в своем пе­тербургском дворце, заехав перед сим в Гатчину повидать матуш­ку, что заняло около двух часов. Таким образом, Император мог сказать здесь: «Вчера я был в Москве»; семьсот восемьдесят верст (более ста пятидесяти лье) проехал он за сорок два часа. Я полагаю, что еще не бывало примеров езды столь стремитель­ной. Говорят, что Императрица Елизавета и один из князей Дол­горуких затрачивали на это пятьдесят дра часа. Для него приго­товлено было на всех станциях бесчисленное множество лошадей. На возвратном пути Императора сопровождали более двадцати саней. Во многих местах возницы не хотели распрягать и объез­жали станции стороной, несмотря на желание самого Императора. В Москве он не смог ничего потратить. Все было доставлено дворянством и купечеством с невиданной роскошью и изобилием. И наконец, Государь, никогда еще не видывали столь умилитель­ного и сыновнего приема. Император был тронут им до край­ности. <...)

Должность имперского секретаря занимает некий г-н Сперан­ский. Это человек случая, какового можно встретить лишь в сей стране. Он popowitch (сын священника), то есть из тех, кто нахо­дится ^ самом низу. Человек сей умен, сообразителен, образован и, самое главное, великий знаток своего языка — свойство не столь уж частое в России. При единственном моем с ним разгово­ре убедился я, что он последователь Канта². У обер-гофмейсте- ра, и особливо перед женой сего последнего³, хвалил он иезуитов и их систему образования. Но я полагаю, как и другие хорошо осведомленные особы, что в кабинете Императора исполняет он веления той обширной секты, которая стремится погубить монар­хии. <...)

Ростопчин Федор Васильевич (1763—1826) — граф. Государственный дея­тель. В 1798—1801 гг. фактический руководитель Коллегии Иностранных Дел. Главнокомандующий в Москве (1812—1814). Член Государственного Совета (1814). За Ростопчиным утвердилась слава инициатора московского пожара 1812 г., от чего он сам публично отказывался.

2 Кант, Иммануил (1724—1804)—немецкий филсоф.

3 Толстая Анна Ивановна (1774—1826) — графиня. Урожденная княжна Ба­ рятинская. Жена обер-гофмейстера графа Н. А. Толстого. В 1809 г. перешла в католичество. Долго жила за границей.

4 КОРОЛЮ ВИКТОРУ ЭММАНУИЛУ I

13 (25) ЯНВАРЯ 1810 г.

<. .) Образ жизни Великой Княгини Екатерины в Твери по­истине поразителен. По вечерам дом ее похож на монастырь; из­вестный литератор, г-н Карамзин читает там лекции из русской истории, каковую он нарочито штудировал, и особы, которых удо­стаивает она своим приглашением, не имеют никакого иного раз­влечения. Мне рассказывали, что даже брат ее, Великий Князь Константин, имел сие удовольствие наравне с прочими и сказал, улыбаясь, будто «знает из русской истории только то, что услы­шал в этот вечер». Принцесса сама учит мужа своего русскому языку и служит посредницей меж ним и простым народом. Она никогда не ездила одна в Москву, но сопровождала туда своего августейшего брата, чему все немало удивлялись. Это голова, спо­собная задолго предвидеть многое и принимать самые решитель­ные меры. Зато сестра ее Анна — истинная голубка. <. .>

¹ Карамзин Николай Михайлович (1766— 1826)—историк, писатель, публи­цист и издатель. Основал и редактировал журнал «Вестник Европы» (1802— 1804). С 1803 г. и до конца жизни историограф.

5 КОРОЛЮ ВИКТОРУ ЭММАНУИЛУ I

26 ФЕВРАЛЯ (Ю МАРТА) 1810 г.