— И потому то я не пов?шу ни Россинанта, ни моего оружія; да не будетъ сказано обо мн?, что я дурно вознаградилъ
— Ваша правда, зам?тилъ Санчо; умные люди говорятъ, что не сл?дуетъ обвинять вьюка въ вин? осла. Въ вашемъ пораженіи виновны вы сами, поэтому вы и накажите сами себя, и пусть гн?въ вашъ не разразится ни надъ этимъ несчастнымъ, разбитымъ и окровавленнымъ оружіемъ, ни надъ добрымъ и мягкимъ Россинантомъ, ни надъ моими деликатными ногами, заставляя ихъ путешествовать бол?е, ч?мъ сл?дуетъ.
Въ подобныхъ разговорахъ прошелъ этотъ день и четыре сл?дующихъ безъ того, чтобы что-нибудь задержало въ пути оруженосца и рыцаря. На пятый день, входя въ одно м?стечко, они застали у дверей корчмы веселившуюся ради праздника толпу народа, и когда Донъ-Кихотъ подошелъ къ ней, одинъ крестьянинъ возвысивъ голосъ, сказалъ: «ладно, пусть р?шитъ д?ло одинъ изъ этихъ господъ, не знающій о чемъ шелъ закладъ.»
— Согласенъ, сказалъ Донъ-Кихотъ, и р?шу его совершенно справедливо, если только разберу.
— Д?ло въ томъ, отв?тилъ крестьянинъ, что одинъ толстякъ въ нашей деревн?, в?сящій два центнера и три четверти, вызвалъ на переб?жку другаго, в?сящаго всего сто двадцать пять фунтовъ. Постановлено было, чтобы они проб?жали сто шаговъ съ одинаковыми тяжестями, но когда у вызвавшаго опросили, какъ соразм?рить тяжести, онъ отв?тилъ, что вызванный, в?сящій центнеръ съ четвертью, долженъ прив?сить къ своей ше? центнеръ съ половиною жел?за и тогда сто двадцать пять фунтовъ тощаго уравнов?сятся съ двумя стами семидесятью пятью фунтами толстаго.
— Позвольте, позвольте, воскликнулъ Санчо, прежде ч?мъ усп?лъ отв?тить Донъ-Кихотъ; р?шить это д?ло сл?дуетъ мн?, какъ бывшему губернатору и судь?: я долженъ разр?шать подобныя недоум?нія и развязывать подобные узды.
— И отлично, разр?ши ты это д?ло, другъ Санчо, сказалъ Донъ-Кихотъ; я не могу подавать сов?товъ, пока умъ мой встревоженъ и мысли смущены.
Получивъ это позволеніе, Санчо обратился къ крестьянамъ, окружавшимъ его густою толпою и молча ожидавшихъ, разиня ротъ, его отв?та.
— Братцы! сказалъ Санчо; не по справедливости и не по разсудку поступаетъ толстый: если вызываемый им?етъ право выбирать оружіе. такъ не можетъ онъ выбирать такого, съ которымъ противнику его никакъ не выдержать боя. По моему мн?нію не тощему привязывать себ? жел?зо, а толстому сл?дуетъ подр?зать, сократить, убавить и уменьшить себя, снять съ себя сто пятдесять фунтовъ т?ла, оттуда и отсюда, словомъ откуда онъ найдетъ удобн?е и, оставивши въ себ? только сто двадцать пять фунтовъ в?су, пусть поб?житъ онъ тогда съ тощимъ; тяжесть обоихъ будетъ одинакова.
— Клянусь Богомъ, правда, воскликнулъ одинъ изъ крестьянъ, слушавшихъ Санчо; господинъ этотъ разсудилъ, какъ каноникъ. Но только толстякъ в?рно не захочетъ снимать съ себя и одного золотника, а т?мъ больше ста пятидесяти фунтовъ мяса.
— Всего лучше, сказалъ другой, вовсе не б?гать имъ, чтобы тощему не издохнуть подъ толстымъ и толстому не изр?зывать себя предъ тощимъ; пусть половина заклада пойдетъ на вино, пригласимъ съ собою этихъ господъ и д?лу конецъ.
— Благодарю васъ, добрые люди, сказалъ Донъ-Кихотъ, но я не могу остановиться ни на минуту; — мрачныя мысли и грустныя событія заставляютъ меня показаться, быть можетъ, нев?жливымъ, но я долженъ оставить васъ. Съ посл?днимъ словомъ рыцарь пришпорилъ Россинанта и по?халъ дальше, столько же удививъ крестьянъ своимъ страннымъ видомъ, сколько Санчо удивилъ ихъ своимъ мудрымъ р?шеніемъ. По отъ?зд? ихъ одинъ изъ крестьянъ воскликнулъ: «если таковъ слуга — каковъ же долженъ быть господинъ! Отправиться бы имъ въ Саламанку, и готовъ объ закладъ биться, они сразу сд?лаются тамъ придворными алькадами. Все на св?т? трынъ трава, — только учись, да учись, им?й немного счастія и когда наименьше думаешь, глядь, у тебя жезлъ въ рукахъ или митра на голов?«.
Ночь эту господинъ и слуга провели среди чистаго поля, подъ яснымъ небомъ, и на другой день, продолжая путь, увид?ли шедшаго имъ на встр?чу гонца съ котомкой за спиною, съ письмомъ и обд?ланной въ жел?зо палкой въ рукахъ. Увид?въ Донъ-Кихота, онъ ускорилъ шагъ, поб?жалъ рыцарю на встр?чу и обнявъ правую ляжку его — выше онъ не могъ достать — радостно воскликнулъ: «о, господинъ Донъ-Кихотъ Ламанчскій, какъ обрадуется герцогъ господинъ мой когда узнаетъ, что вы возвращаетесь въ нему въ замокъ, онъ до сихъ поръ тамъ вм?ст? съ герцогиней».
— Я васъ вовсе не знаю, отв?тилъ ему удивленный Донъ-Кихотъ; скажите, это вы такой.
— Я Тозилосъ, лакей господина моего герцога, тотъ самый, который не пожелалъ сражаться съ вашей милостью изъ-за дочери доны Родригезъ.
— Боже Праведный! воскликнулъ Донъ-Кихотъ; возможное ли д?ло, вы тотъ самый челов?къ, котораго враги мои волшебники преобразили въ лакея, чтобы отнять у меня славу поб?ды?
— Полно, полно, ваша милость! отв?тилъ Тозилосъ; какіе тамъ волшебники и перем?ны лицъ. Я въ?халъ на арену такимъ же лакеемъ Тозилосомъ, какимъ съ?халъ съ нее, пожелавши жениться безъ всякаго боя, потому что молодая д?вушка пришлась мн? по вкусу. Къ несчастію, д?ло вышло на выворотъ. Чуть только ваша милость покинули замокъ, какъ господинъ герцогъ вел?лъ отсчитать мн? сто палокъ за то, что я не исполнилъ приказаній, данныхъ имъ мн? передъ битвой, и женидьба моя кончилась т?мъ, что нев?ста поступила уже въ монастырь, дона-Родригезъ у?хала въ Кастилію, а я отправляюсь въ Барселону съ письмомъ отъ господина герцога къ вице-королю. Если вашей милости угодно хлебнуть чего нибудь кр?пительнаго, у меня есть бутыль стараго вина, съ н?сколькими кусками троншанскаго сыру, которыя съум?ютъ возбудить жажду, если вамъ не хочется пить.
— Я — я принимаю ваше предложеніе, воскликнулъ Санчо, наливайте, господинъ Тозилосъ, безъ церемоній, полный стаканъ, на зло вс?мъ волшебникамъ великихъ Индій.
— Санчо, ты величайшій обжора и нев?жда на св?т?, сказалъ Донъ-Кихотъ, если до сихъ поръ не можешь вбить себ? въ голову, что это очарованный, подд?льный Тозилосъ. Оставайся же съ нимъ и набивай себ? желудокъ, а я потихоньку по?ду впередъ и буду поджидать тебя.
Услышавъ это, Тозилосъ разразился см?хомъ, потомъ досталъ м?хъ съ виномъ, развязалъ свою котомку, вынулъ оттуда хл?бъ и сыръ, ус?лся съ Санчо на зеленой трав?, и тамъ, въ мир? и дружб?, они съ такимъ апетитомъ уничтожили лежавшую передъ ними закуску, что облизали даже конвертъ съ письмомъ, потому только, что отъ него пахло сыромъ.
— Санчо, сказалъ Тозилосъ, господинъ твой долженъ быть совс?мъ полуумный.
— Ничего онъ никому не долженъ, отв?тилъ Санчо; за все платитъ онъ чистоганомъ, особенно если ему приходится расплачиваться безумствомъ, я не разъ говорилъ это ему самому; но, что станешь д?лать съ нимъ — особенно теперь, когда его просто хоть связать, посл? того, какъ его поб?дилъ рыцарь серебряной луны.
Тозилосъ просилъ Санчо разсказать ему эту исторію, но Санчо отв?тилъ, что ему нужно сп?шить, потому что его ожидаетъ Донъ-Кихотъ, и об?щалъ Тозилосу разсказать обо всемъ, если имъ придется встр?титься въ другой разъ. Съ посл?днимъ словомъ онъ всталъ, встряхнулъ свой камзолъ, снялъ крошки, приставшія къ бород? его, двинулъ впередъ осла, и, простившись съ Тозилосомъ, нагналъ своего господина, ожидавшаго его подъ т?нью какого то дерева.
Глава LXVII
Если до пораженія своего Донъ-Кихотъ былъ неустанно обуреваемъ кучею мыслей, т?мъ сильн?е онъ былъ обуреваемъ ими теперь. Онъ стоялъ, какъ мы сказали, въ древесной т?ни, и тамъ, какъ мухи медъ, осаждали его всевозможныя мысли; онъ думалъ то о разочарованіи Дульцинеи, то о жизни, которую станетъ вести онъ въ своемъ уединеніи. Пришедшій между т?мъ Санчо разсказалъ ему о гостепріимств? лакея Тозилоса.
— Санчо, воскликнулъ Донъ-Кихотъ, неужели же ты до сихъ поръ думаешь, что это настоящій лакей. Ужели ты забылъ Дульцинею, превращенную въ грубую крестьянку и рыцаря зеркалъ въ бакалавра Карраско? В?дь это все — д?ло пресл?дующихъ меня волшебниковъ. Но, спросилъ ли ты этого Тозилоса, что сталось съ Альтизидорой, оплакивала ли она мое отсутствіе, или же схоронила уже въ н?дра забвенія
