вашимъ плащемъ, потому что я страшно пот?ю и не хот?лъ бы схватить насморка, какъ это случается съ кающимися, бичующями себя въ первый разъ
Донъ-Кихотъ посп?шилъ снять съ себя плащъ и покрылъ имъ Санчо, преспокойно проспавшаго потомъ до зари, — оставшись самъ въ одномъ камзол?. Днемъ они продолжали путь и отошедши мили три, остановились въ одной деревн? гд? провели ночь въ деревенской корчм?, принятой Донъ-Кихотомъ за корчму, а не за замокъ, съ рвами, подъемными мостами, башнями, р?шетками; нужно зам?тить, что со времени своего пораженія Донъ-Кихотъ какъ будто н?сколько образумился. Рыцарю и оруженосцу предложили комнату внизу съ окнами, украшенными въ вид? занав?сей — двумя кускани старой, разрисованной саржи, какая обыкновенно бываетъ въ мод? въ деревняхъ. На одной изъ нихъ, изображено было похищеніе Елены, на другой исторія Энея и Дидоны, подававшей простыней съ высокой башни знаки своему уб?гающему любовнику, уносившемуся на вс?хъ парусахъ на какомъ-то фрегат? или бригантин?. Разсматривая ихъ Донъ-Кихотъ зам?тилъ, что Елена изподтишка улыбалась и отправлялась безъ особенной, повидимому, горести, прекрасная же Дидона проливала слезы величиною въ ор?хъ. «Эти дв? даны», сказалъ онъ внимательно разгляд?въ ихъ, «очень несчастны т?мъ, что родились не теперь, а еще бол?е несчастливъ я, не родившись въ ихъ время; еслибъ я встр?тилъ этихъ прекрасныхъ господъ, Троя не была бы сожжена, Кар?агенъ не былъ бы разрушенъ; мн? довольно было убить Париса, чтобы предотвратить вс? эти б?дствія».
— Готовъ биться объ закладъ, сказалъ Санчо, что скоро не останется зд?сь ни одного кабака, ни одной гостинницы, ни одной корчмы, ни одной цирюльничьей лавки, безъ этихъ Еленъ и Дидонъ; еслибъ хоть рисовали ихъ получше не такой малярной рукой.
— Живописецъ этотъ, отв?тилъ Донъ-Кихотъ, д?йствительно какъ будто сродни жившему въ Убед? рисовальщику Орбанея, который на вопросъ, что думаетъ онъ рисовать, отв?чалъ: что случится; а если случалось ему нарисовать п?туха, онъ подписывалъ: «это п?тухъ», чтобы не приняли его какъ-нибудь за лисицу. Такого же рода долженъ быть, если я не ошибаюсь, живописецъ или писатель, — это впрочемъ все равно, — написавшій новаго Донъ-Кихота; онъ тоже писалъ на обумъ и напоминаетъ мн? еще поэта Модеона, прі?зжавшаго н?сколько л?тъ тому назадъ представляться во двору и отв?чавшаго сразу на вс? предлагаемые ему вопросы, и когда однажды его спросили, что значитъ Deum Deo онъ отв?тилъ: «откуда ни подай». Но довольно объ этомъ. скажи мн? теперь, Санчо, если теб? придетъ охота покончить сегодня съ твоимъ бичеваніемъ, гд? теб? сподручн?е это сд?лать — на воздух? или подъ крышей?
— А разв? мн? не все равно, гд? не бить себя, отв?тилъ Санчо; впрочемъ лучше бы подъ деревьями; они словно мазу мн? держатъ и позволяютъ терп?ливо переносить боль.
— Н?тъ, Санчо, сегодня ты не будешь бить себя ни подъ закрытымъ, ни подъ открытыхъ небомъ, сказалъ Донъ-Кихотъ; соберись съ силами и докончи это д?ло дома, куда мы вернемся не позже посл? завтра.
— Какъ вамъ угодно, отв?тилъ Санчо; хот?лось бы мн? только покончить поскор?й съ этимъ д?ломъ и сковать жел?зо пока оно горячо; потому что опасность часто въ промедленіи, на Бога над?ясь, самъ не плошай, синица въ рукахъ лучше журавля въ неб? и одно
— Довольно, довольно, воскликнулъ Донъ-Кихотъ, ради Бога остановись съ своими пословицами; ты опять принимаешься за старое. Говори просто, не пугаясь и не заговариваясь; сколько разъ я уже зам?чалъ это теб?; послушай меня, и ты увидишь, все будетъ отлично.
— Ужъ это какое-то проклятіе лежитъ на мн?, сказалъ Санчо, что не могу я никакого довода привести безъ пословицы и никакой пословнцы безъ довода, но я исправлюсь, если это только удастся мн?.
Глава LXXII
Донъ-Кихотъ и Санчо проведи этотъ день въ корчм?, ожидая ночи: одинъ, чтобы окончить ночью въ чистомъ под? свое бичеваніе, другой, чтобы увид?ть конецъ этого бичеванія, въ которомъ онъ пров?далъ исполненіе вс?хъ своихъ желаній. Къ корчм? между т?мъ подъ?халъ верхомъ какой-то путешественникъ, въ сопровожденіи трехъ или четырехъ слугъ, и одинъ изъ нихъ, обращаясь въ всаднику, повинному его господину, сказалъ ему: «господинъ донъ-Альваро Тарфе, вы можете очень удобно отдохнуть зд?сь; домъ, вамъ кажется, чистый и св?жій.
Услышавъ это, Донъ-Кихотъ сказалъ своему оруженосцу: «Санчо, перелистывая вторую часть исторіи Донъ-Кихота помнится мн?, я встр?тилъ тмя донъ-Альваро Тарфе».
— Очень можетъ быть, отв?тилъ Санчо; вотъ разспросимъ его, когда онъ войдетъ сюда.
Путешественникъ вошелъ въ корчму, и хозяйка пом?стила его какъ разъ противъ Донъ-Кихота въ комнатку съ такими же разрисованными гардинами на окнахъ, какъ въ комнат? рыцаря. Тамъ онъ переод?лся въ л?тнее платье и выйдя подъ нав?съ на просторное и прохладное крыльцо увид?лъ Донъ-Кихота, прогуливавшагося по крыльцу впередъ и назадъ.
— Позвольте спросить, куда вы отправляетесь? в?жливо сказалъ онъ рыцарю.
— Въ свою деревню, въ одной мил? отсюда, отв?тилъ Донъ-Кихотъ, а вы, позвольте узнать, куда?
— Въ Гренаду, на мою родину, отв?тилъ путешественникъ.
— Славное м?сто, но не будете ли такъ добры, не скажете ли вы мн? вашего имени.
— Донъ-Альваро Тарфе.
— Вы не тотъ ли донъ-Альваро, о которомъ упомянуто въ недавно напечатанной второй части Донъ- Кихота Ламанчскаго.
— Я самъ, сказалъ донъ-Альваро, а Донъ-Кихотъ это мой задушевный другъ. Я вытянулъ его изъ деревни и заставилъ отправиться вм?ст? со мною на Саррагосскіе турниры. Вообще я оказалъ ему довольно услугъ, и однажды спасъ спину его отъ плети палача — его чуть было не отодрали за его надменность.
— Скажите пожалуйста, спросилъ рыцарь, похожъ ли я сколько-нибудь на того Донъ-Кихота, о которомъ вы говорите?
— Нисколько.
— А былъ ли у того Донъ-Кихота, продолжалъ онъ, оруженосецъ Санчо Пансо.
— Какъ же;— онъ прославился еще какъ шутникъ и острякъ; я, впрочемъ, не слышалъ отъ него ничего остроумнаго.
— Еще бы услышали, воскликнулъ Санчо; не всякій способенъ шутить остро и умно; и этотъ Санчо, о которомъ ваша милость изволите говорить, должно быть величайшій негодяй, глупецъ и плутъ за разомъ. Настоящій Саачо — это я, и у меня къ вашимъ услугамъ столько его шутокъ какъ дождевыхъ капель въ облак?, если не в?рите, испытайте меня — отправьтесь со иной хоть на одинъ годъ, и вы увидите, какъ мило я говорю на каждомъ шагу, какъ заставлю я хохотать другихъ до упаду, самъ не зная иногда ч?мъ. Настоящій же знаменитый, мужественный, влюбленный, великодушный Донъ-Кихотъ Ламанчскій, избравшій своей дамой несравненную Дульцинею Тобозскую, вотъ онъ самъ. Вс? другіе Санчо и Донъ-Кихоты — обманъ и воздушный сонъ.
— В?рю, в?рю, воскликнулъ донъ Альваро; потому что въ четырехъ словахъ вы сказали столько хорошаго, сколько не наговоритъ другой Санчо въ продолженіи всей своей жизни. Онъ былъ большій обжора, ч?мъ острякъ, большій глупецъ, ч?мъ шутникъ; и я уб?жденъ, что волшебники, пресл?дующіе хорошаго Донъ-Кихота, р?шались пресл?довать меня въ Донъ-Кихот? дурномъ. Но я право не знаю, что думать наконецъ; одного Донъ-Кихота я оставилъ въ дон? сумасшедшихъ, въ Толедо, а теперь встр?чаюсь съ другимъ, нисколько не похожимъ на перваго.
— Не знаю, отв?тилъ рыцарь могу ли я назвать себя хорошимъ, но что и не могу называть себя дурнымъ Донъ-Кихотомъ, это доказываетъ то, что я никогда въ жизни не былъ въ Сарагосс?. Напротивъ того, услышавъ, что этотъ новоявленный Донъ-Кихотъ присутствовалъ на Сарагосскихъ турнирахъ я не отправятся въ Сарагоссу, чтобы обнаружить передъ ц?лымъ св?томъ самозванство его, а по?халъ прямо въ Барселону, несравненную по красот? и положенію, въ Барселону — уб?жище иностранцевъ, отечество храбрыхъ, пріютъ неимущихъ, мстительницу обидъ и славную любезностью жителей прекрасную обитель дружбы. Хотя она и
