оруженосецъ и рыцарь въ свою деревню и направились къ дому Донъ-Кихота, гд? ихъ ожидали ужъ на порог? племянница и экономка, предув?домленныя о прибытіи господина ихъ; объ этомъ узнала и жена Санчо — Тереза Пансо, и таща за руку дочь свою, Саншэту, растрепанная, почти неод?тая она выб?жала на встр?чу мужу. Но, увид?въ его од?тымъ вовсе не по губернаторски, она воскликнула: «Господи! что это? да ты кажись вернулся, какъ собака, п?шкомъ, съ распухшими ногами; негодяй ты, какъ я вижу, а не губернаторъ».
— Молчи, Тереза! сказалъ Санчо; въ частую не найти тамъ сала, гд? есть за чемъ в?шать его, отправимся-ка домой, такъ я теб? чудеса разскажу. Я вернулся съ деньгами, и не уворованными, а добытыми своими трудами — это главное.
— Милый ты мой, такъ ты какъ денегъ принесъ, воскликнула обрадованная Тереза, и разв? не все равно, какъ бы ты не досталъ ихъ, такъ или сякъ, этакъ или такъ, не ты первый, не ты посл?дній, всякій пріобр?таетъ ихъ разно.
Саншета между т?мъ кинулась на шею къ своему отцу и спросила его принесъ ли онъ ей какой-нибудь гостинецъ, говоря, что она ожидала его, какъ майскаго дождя; посл? чего схвативъ одной рукой Санчо за его кожанный поясъ, тогда какъ съ другой стороны жена держала его за руку, и погнавши впередъ осла, это пріятное семейство отправилось домой, оставивъ Донъ-Кихота на рукахъ его племянницы и экономки, въ обществ? священника и бакалавра.
Оставшись одинъ съ своими друзьями, Донъ-Кихотъ, не ожидая другаго случая, заперся съ ними въ кабинетъ и разсказалъ исторію своего пораженія, и принятое имъ обязательство не покидать въ теченіи года своей деревни, обязательство, которое онъ, какъ истый странствующій рыцарь, нам?ренъ былъ свято выполнить; онъ объявилъ зат?мъ, что въ продолженіи этого года онъ нам?ренъ вести пастушью жизнь, бродитъ въ уединеніи полей, свободно предаваясь такъ своимъ влюбленнымъ мечтамъ, и предложивъ священнику и Карраско разд?лить съ нимъ удовольствія пасторальной жизни, если они не заняты какимъ- нибудь важнымъ д?ломъ и свободно располагаютъ временемъ. «Я куплю», сказалъ онъ, «стадо овецъ, достаточное для того, чтобы мы могли назваться пастухами; но главное уже сд?лано, я пріискалъ имена, которыя подойдутъ къ вамъ какъ нельзя лучше».
— Какъ же вы назвали насъ? спросилъ священникъ.
— Самъ я, отв?тилъ Донъ-Кихотъ, стану называться пастухомъ Кихотизосъ, вы, господинъ бакалавръ, пастухомъ Карраскономъ, отецъ священникъ — пастухомъ Куріамбро, а Санчо Пансо пастухомъ Пансино.
Услышавъ про это новое безумство Донъ-Кихота, два друга его упали съ высоты, но над?ясь вылечить его въ продолженіе года и страшась, чтобы онъ не ускользнулъ опять отъ нихъ и не возвратился бы къ своимъ рыцарскимъ странствованіямъ, священникъ и бакалавръ согласились съ нимъ вполн?, осыпали похвалами его новый безумный замыселъ, ув?ряли, что ничего умн?е не могъ онъ придумать и согласились разд?лить съ нимъ его пасторальную жизнь.
— Мало того, добавилъ Карраско, я, какъ вамъ изв?стно, прославленный во всемъ мір? поэтъ, и стану въ этихъ необитаемыхъ пустыняхъ, въ которыхъ предстоитъ вамъ бродить, слагать на каждомъ шагу пасторальные или героическіе стихи, или такіе, какіе взбредутъ мн? на умъ. Всего важн?е, теперь, друзья мои, сказалъ онъ, чтобы пріискалъ каждый изъ насъ имя той пастушк?, которую онъ нам?ренъ восп?вать въ своихъ п?сняхъ; нужно, чтобы вокругъ насъ не осталось ни одного самаго твердаго дерева, на которомъ бы мы не начертали имени нашей любезной и не ув?нчали его короной, сл?дуя обычаю существующему съ незапамятныхъ временъ у влюбленныхъ пастуховъ
— Прекрасно! воскликнулъ Донъ-Кихотъ, но мн? н?тъ надобности пріискать себ? воображаемую пастушку; — у меня есть несравненная Дульцинея Тобозская: — слава этихъ береговъ, краса, луговъ, чудо красоты, цв?тъ изящества и ума, словомъ олицетворенное совершенство, предъ которой ничто сама гипербола.
— Ваша правда, сказалъ священникъ. Но вс?мъ остальнымъ нужно пріискивать себ? пастушку, которая пришлась бы намъ если не по душ?, то хоть попалась бы подъ руку.
— Если же ихъ не найдется, подхватилъ Самсонъ, тогда купимъ себ? на рынк? какую нибудь Фили, Амарилью, Діану, Флориду, Галатею, Белизарду, словомъ одну изъ этихъ дамъ, пріобр?тшихъ себ? въ печати повсем?стную изв?стность. Если моя дама, или в?рн?е моя пастушка зовется Анной, я стану восп?вать ее подъ именемъ Анарды, Франсуазу назову Франсеніей, Луцію — Луциндой, и жизнь наша устроится на удивленіе; самъ Санчо Пансо, если онъ пристанетъ къ нашей компаніи, можетъ восп?вать свою Терезу подъ именемъ Терезины.
Донъ-Кихотъ улыбнулся, а священникъ, осыпавъ еще разъ похвалами его прекрасное нам?реніе, еще разъ вызвался разд?лять съ Донъ-Кихотомъ его пасторальную жизнь въ продолженіе всего времени, которое останется у него свободнымъ отъ его существенныхъ занятій.
Зат?мъ друзья простились съ Донъ-Кихотомъ, попросивъ его заботиться о своемъ здоровь? и не жал?ть ничего, что можетъ быть полезнымъ для него.
Судьб? угодно было, чтобы весь этотъ разговоръ услышали племянница и экономка, и по уход? священника и бакалавра, он? вошли въ комнату Донъ-Кихота.
— Дядя мой! что это значитъ, воскликнула племянница; въ то время, какъ мы думали, что вы вернулись домой, чтобы жить наконецъ вм?ст? съ нами умно и спокойно, вы опять собираетесь отправляться въ какіе-то лабиринты, собираетесь сд?латься какимъ-то пастухомъ. Полноте вамъ, — ржаная солома слишкомъ тверда, не сд?лать изъ нее свир?ли.
— И какъ станете жить вы въ пол? въ л?тніе жары и зимнія стужи, слушая вой волковъ, добавила экономка; это д?ло грубыхъ и сильныхъ людей, съ пеленокъ привыкшихъ къ такой жизни; ужъ если д?латься пастухомъ, такъ лучше вамъ, право, оставаться странствующимъ рыцаремъ. Послушайтесь меня; я говорю вамъ не на в?теръ, не оттого, что у меня чешется языкъ, а съ пятьюдесятью годами моими на плечахъ; послушайтесь меня: оставайтесь дома, занимайтесь хозяйствомъ, подавайте милостыню б?днымъ и клянусь душой моей, все пойдетъ отлично у насъ.
— Хорошо, хорошо, д?ти мои, прервалъ Донъ-Кихотъ, я самъ знаю, что мн? д?лать. Отведите меня теперь въ спальню, мн? что-то нездоровится — и будьте ув?рены, что странствующимъ рыцаремъ и пастухомъ, я не перестану заботиться о васъ, и буду стараться, чтобы вы ни въ чемъ не нуждались.
Племянница и экономка уложили Донъ-Кихота въ постель, дали ему по?сть и позаботились о немъ, какъ лучше могли.
Глава LXXIV
Такъ какъ ничто въ этомъ мір? не в?чно, какъ все идетъ склоняясь отъ начала къ своему посл?днему концу, въ особенности же наша жизнь, и какъ Донъ-Кихотъ не пользовался отъ небесъ никакимъ преимуществомъ составлять исключеніе изъ общаго правила, поэтому наступилъ и его конецъ въ ту минуту, когда онъ меньше всего ожидалъ его. Въ сл?дствіе ли безвыходной грусти, въ которую повергла его посл?дняя неудача, по неиспов?димой ли вол? небесъ, но только онъ внезапно забол?лъ томительной лихорадкой, продержавшей его въ постел? шесть дней. Во все это время бакалавръ, священникъ и цирюльникъ нав?щали его по н?скольку разъ въ день, а Санчо почти не отходилъ отъ его изголовья. Предполагая, что тяжелая мысль о претерп?нномъ имъ пораженіи, и потерянная надежда разочаровать Дульцинею, произвели и поддерживали бол?знь Донъ-Кихота, друзья больнаго старались вс?ми силами ут?шить его. «Вставайте, вставайте,» говорилъ ему бакалавръ, «да начнемъ скор?е нашу пастушескую жизнь; я ужъ ради этого случая и эклогу получше Саннозоровскихъ сочинилъ и купилъ у одного кинтанарскаго пастуха двухъ собакъ для нашихъ будущихъ стадъ». Все это не могло однако облегчить Донъ- Кихота. Позвали доктора, тотъ пощупалъ пульсъ, покачалъ головой и посов?товалъ друзьямъ больнаго позаботиться объ исц?леніи души его, не над?ясь на исц?леніе т?ла. Твердо и спокойно выслушалъ Донъ- Кихотъ свой смертный приговоръ; но Санчо, племянница и экономка зарыдали при этой в?сти такъ безнадежно, какъ будто больной лежалъ уже на стол?. По словамъ доктора, тайная грусть сводила въ гробъ Донъ-Кихота. Желая отдохнуть, онъ попросилъ оставить его одного. Вс? удалились и Донъ-Кихотъ проспалъ, какъ говорятъ, такъ долго и кр?пко, что племянница и экономка начали бояться, чтобы онъ не отошелъ въ этомъ сн?. Онъ однако проснулся и пробудясь, громко воскликнулъ: «да будетъ благословенъ Богъ, озарившіи
