ничего не положишь; и если д?ло пошло на правду, то скажу я теб?, что и моему безумцу мудрено сыскать подъ стать другого. Это господинъ, до того ужъ не въ м?ру пекущійся о своихъ ближнихъ, что для того, чтобы возвратитъ разсудокъ одному знакомому ему безумцу, онъ кажись потерялъ свой собственный.
— Ужъ не влюбленъ ли онъ? спросилъ Санчо.
— Влюбленъ то, влюбленъ, отв?чалъ оруженосецъ л?са, въ какую то Кассильду Вандалійскую — самую жестокую и чудную женщину на св?т?.
— Что жъ? возразилъ Санчо, н?тъ дороги безъ выбоинъ и камней, которыхъ не пришлось бы обходить. И если тебя, братецъ ты мой — только заставляютъ еще варить бобы, то у меня они давно уже перепр?ли, и глупость на св?т?, какъ я вижу, право, соблазнительн?е ума. Но только если это правда, что под?лить свое горе съ другими значитъ облегчить его, то мы можемъ теперь взаимно ут?шиться, потому что оба мы служимъ полуумнымъ.
— Мой — полуумный то, полуумный, но только храбрый, да къ тому еще такой негодяй, что ни сумазбродство, ни храбрость его ничто не значатъ въ сравненіи съ т?мъ, какой онъ негодяй, сказалъ оруженосецъ рыцаря л?са.
— Ну ужъ это, братъ, не по нашему, заговорилъ Санчо. Мой то ужъ не негодяй, ни-ни: онъ незлобивъ, какъ голубица, и никогда не сд?лалъ никому онъ никакого зла, а только д?лаетъ еще вс?мъ добро. Онъ готовъ пов?рить дитяти, еслибъ оно сказало ему днемъ, что теперь ночь. Вотъ за это то добродушіе я и люблю его, люблю, какъ зеницу очесъ моихъ, и какихъ бы безобразій не натворилъ онъ, я не могу покинуть его, хоть ты что хочешь д?лай.
— Только, другъ мой, помни, сказалъ оруженосецъ рыцаря л?са, что если сл?пой поведетъ сл?паго, то оба провалятся наконецъ въ яму. Право, дружище, не лучше-ли намъ повернуть съ тобою оглобли, да возвратиться въ себ? по домамъ, а то в?дь, пожалуй, т?мъ и покончимъ мы, что станемъ искать однихъ приключеній, а натыкаться на другія.
Слушая это Санчо постоянно сплевывалъ какую то сухую, клейкую слюну. Зам?тивъ это оруженосецъ рыцаря л?са сказалъ ему: «отъ болтовни у насъ. кажись, немного пересохло въ горл?; есть у меня, братъ, подъ арчакомъ моего с?дла, ч?мъ пособить этому горю». И вставъ съ своего м?ста онъ отправился за большою бутылью вина и полуаршиннымъ пирогомъ, которыми снабдилъ себя на дорогу, и съ которыми минуту спустя появился передъ Санчо. Пирогъ былъ такой плотный и ув?систый, что Санчо показалось, будто въ него вл?зъ ц?лый козелъ.
— Хм…. сказалъ онъ, такъ вотъ ч?мъ ваша милость запасается на дорогу?
— А вы думали, отв?чалъ его компаньонъ, что оруженосецъ вашъ сидитъ на хл?б? и вод?? какъ бы не такъ. Я, братъ, отправляюсь въ путь дорогу съ столькими запасами, съ сколькими не отправляется въ походъ ни одинъ генералъ.
Санчо принялся закусывать, не ожидая дальн?йшихъ приглашеній, и, подъ прикрытіемъ ночнаго мрака, глоталъ куски, величиною въ добрый кулакъ.
— Должно быть ты славный оруженосецъ и отличн?йшій челов?къ, говорилъ онъ своему собес?днику, судя по этому пирогу, принесенному сюда словно волшебствомъ. Это не по моему. Я, братъ, въ этомъ отношеніи дрянь передъ тобою.
— Н?тъ, братъ, у меня желудокъ созданъ не для кореньевъ и травъ, зам?тилъ новый оруженосецъ. Господа мои пусть себ? кушаютъ, что имъ угодно, и сл?дуютъ какимъ угодно рыцарскимъ постановленіямъ, меня это не касается. Я, другъ ты мой, безъ фляги вина и плотной закуски не пущусь ни съ какимъ чортомъ въ дорогу. Особенно въ фляг? питаю какую то особенную любовь, и кажется не проходитъ минуты, чтобы я не обнимался и не чмокался съ нею.
Съ посл?днимъ словомъ онъ передалъ бутыль съ виномъ въ руки Санчо, который, приставивъ горлышко бутыли ко рту, гляд?лъ посл? того добрыхъ четверть часа на зв?зды. Оторвавшись наконецъ отъ фляги, онъ опустилъ голову на грудь и съ глубокимъ вздохомъ проговорилъ: «о плутовское зелье! какое же оно забористое».
— Видишь ли, перебилъ его оруженосецъ рыцаря л?са, какими словами самъ ты похваливаешь вино.
— Согласенъ, сказалъ Санчо, что назвать кого-нибудь, въ изв?стномъ случа?, плутовскимъ отродьемъ, не значитъ еще обругать его. Но, скажи на милость, не сіудъ-реальское ли это вино?
— Угадалъ, чортъ возьми, отв?чалъ собутыльникъ его, это точно старое сіудъ-реальское вино.
— А ты видно думалъ, что на такого простяка напалъ, который и вина твоего различить не съум?етъ. Н?тъ, братъ, говорилъ Санчо, мн? достаточно понюхать вино, чтобы угадать откуда оно, каково на вкусъ, сколько ему л?тъ, словомъ, представить весь его формуляръ. Впрочемъ тутъ ничего удивительнаго н?тъ, продолжалъ онъ, у меня съ отцовской стороны было два родича, такихъ знатоковъ въ винахъ, какихъ и не запомнятъ въ Ламанч?. Да вотъ чего лучше: однажды ихъ просили гд? то попробовать вино въ чан? и высказать о немъ свое мн?ніе. Что же ты думаешь? одинъ лизнулъ только языкомъ, а другой, такъ сказать, только носомъ; и посл? этой пробы, одинъ зам?тилъ, что вино отзывается жел?зомъ, а другой, что оно отзывается козлятиной. Хозяинъ ув?рялъ, что чанъ его совершенно чистъ, и что онъ р?шительно не понимаетъ, откуда могъ взяться въ его вин? жел?зный или козлиный запахъ, но мастаки мои стояли на своемъ. Время между т?мъ шло своимъ чередомъ, а вино уходило своимъ, и когда чанъ опорожнился наконецъ, тогда на дн? его нашли маленькій ключикъ, вис?вшій на сафьянномъ ремешк?. Каково теб? это покажется? И мн? ли, посл? этого, не смыслить въ винахъ!
— Оттого то я и думаю, что не лучше ли намъ распрощаться съ этими странствованіями и приключеніями, отв?чалъ оруженосецъ рыцаря л?са, и отказаться отъ журавлей въ неб?, чтобы не потерять синицы въ рукахъ. Право, возвратимся лучше во свояси, гд? Богъ съум?етъ найти насъ, если на то будетъ Его воля.
— Н?тъ, сказалъ Санчо, пока господинъ мой не побываетъ въ Сарагосс?, до т?хъ поръ я не оставлю его, а что будетъ потомъ, объ этомъ усп?емъ еще разсудить. Собес?дники наши договорились и допились наконецъ до того, что незам?тно перешли въ объятія Морфея, сковавшаго ихъ языки и утолившаго ихъ жажду. И захрап?ли они съ порожней бутылью въ рукахъ и съ недожеваннымъ кускомъ пирога во рту. Въ этомъ положеніи мы на время и оставимъ ихъ, и обратимся къ рыцарямъ.
Глава XIV
Исторія передаетъ, что въ разговор?, завязавшемся между двумя случайно встр?тившимися рыцарями, рыцарь л?са сказалъ Донъ-Кихоту: «я долженъ признаться вамъ, наконецъ, благородный рыцарь, что судьба указала моему сердцу на несравненную Кассильду Вандалійскую; называю ее несравненной потому, что она д?йствительно несравненна, по стройности своего стана и блеску красоты. Эта Кассильда, въ награду за мою чистую любовь къ ней, повел?ла мн?, какъ некогда мачиха Геркулеса, совершить ц?лый рядъ самыхъ опасныхъ подвиговъ, постоянно об?щая, что въ конц? каждаго изъ нихъ меня ожидаетъ исполненіе моихъ надеждъ. И что же? количество моихъ подвиговъ, выходящихъ одинъ изъ другаго, превосходитъ уже всякую м?ру и в?роятіе, а все таки не знаю, когда наступитъ наконецъ тотъ, посл? котораго меня ожидаетъ об?щанная награда Однажды Кассильда вел?ла мн? поразить славную севильскую великаншу Гиральду [5], твердую и кр?пкую какъ металлъ, которая не двигаясь съ м?ста можетъ быть названа самой изм?нчивой и подвижной женщиной въ мір?. Послушный слову моей повелительницы я пришелъ, увид?лъ и поб?дилъ; я заставилъ славную великаншу стоять неподвижно ц?лую нед?лю, потому что въ теченіи нед?ли дулъ с?верный в?теръ. Въ другой разъ она вел?ла мн? поднять и взв?сить старинный гранитъ страшныхъ быковъ Гизандо, подвигъ бол?е приличный носильщику, ч?мъ рыцарю. Мало того: она вел?ла мн? кинуться въ пещеру Кобра, осмотр?ть ее и сд?лать ей потомъ полное описаніе всего, что содержитъ въ себ? эта глубокая и мрачная пропасть. Я останавливалъ движеніе Гиральды, взв?силъ быковъ Гизандо, — подвергая себя неслыханной опасности, опустился въ страшную пещеру, и описалъ моей дам? все, что скрыто въ мрак? этой бездны, и однако я нее еще не
