Дон-Кихот Ламанчский. Часть 2

настоящаго осла, то есть въ жизнь мою не слыхалъ, говорилъ онъ, такого удивительнаго ослинаго голоса.

— Н?тъ, позвольте ужъ, нисколько не льстя, похвалы эти воздать вамъ, отв?тилъ ему товарищъ, право, вамъ он? пристали больше ч?мъ мн?, потому что, клянусь создавшимъ меня Богомъ, вы, ваша милость, не уступите славн?йшему на св?т? ослу. Ревете вы сильно и протяжно; р?зкости, въ вашемъ рев?, какъ разъ въ м?ру, переливовъ много, и какъ вамъ угодно, а только съ вами мн? не сравняться, честь вамъ и слава; я уступаю вамъ все преимущество въ этакомъ пріятномъ талант?.

— Т?мъ лучше, сказалъ регидоръ, потому что теперь я стану больше уважать себя, ч?мъ до сихъ поръ; все же я буду знать, что не совс?мъ я челов?къ безталанный; какой бы тамъ ни былъ талантъ, а все же таки есть, а съ меня этого и довольно. Только, правду сказать, хотя я и зналъ за собою, что я мастеръ рев?ть, мо никогда не полагалъ, чтобы я такъ удивительно рев?лъ, какъ вы меня ув?ряете.

— Да-съ, отв?чалъ другой регидоръ, скажу я вамъ, ваша милость, что много на св?т? удивительныхъ талантовъ ни за что пропадаетъ, потому что пользоваться не ум?ютъ ими.

— Ну, пожалуй что наши то таланты, сказалъ ему товарищъ, могутъ пригодиться разв? когда случится вотъ такой особенный случай, какъ сегодня, да и теперь еще, дай Богъ, чтобы они пригодились намъ.

Сказавши это, они разошлись и снова зарев?ли, и то и д?ло принимали другъ дружку за пропавшаго осла, только видя наконецъ, что они попусту б?гаютъ на встр?чу самимъ себ?, они р?шили для того, чтобы не принимать себя больше за осла, рев?ть каждый разъ не по одному, а по два раза. Но только ходили они, ходили, всю гору обшарили, и какъ не рев?ли, а осла все н?тъ; и знаку никакого не подалъ имъ. Да и трудно было знакъ ему подать, когда нашли они его гд?-то въ л?су, изъ?деннаго волками.

— Не удивляюсь я теперь, сказалъ хозяинъ его, что не получали мы отъ б?днаго моего осла никакого отв?та, потому что будь онъ живъ, онъ непрем?нно зарев?лъ бы, или не былъ бы онъ оселъ. Но труды свои я все-таки считаю не потерянными, сказалъ онъ своему товарищу, потому что, хотя я и нашелъ осла своего мертвымъ, но за то услышалъ вашъ удивительный ревъ.

— Право, ваша милость, мы сто имъ другъ друга, отв?чалъ ему другой регидоръ; и священникъ пріятно поетъ, да и хоръ не дурно. Съ т?мъ они и возвратились домой совс?мъ охрипшіе, усталые и скучные; и разсказали они посл? того другъ про дружку вс?мъ своимъ сос?дямъ, друзьямъ и знакомымъ, какъ это удивительно каждый изъ нихъ реветъ по ослиному. Дошла эта молва и до сос?днихъ деревень. И такъ-какъ чортъ заводитъ везд?, гд? можетъ, споры и дрязги, то и настроилъ онъ народъ сос?дней деревни на то, что какъ только завидитъ онъ кого-нибудь изъ нашихъ, такъ и зареветъ сейчасъ по ослиному — и стала сос?дняя деревня какъ будто насм?хаться надъ нашею за то, что наши регидоры такъ славно ревутъ. Въ д?ло это, что хуже всего, вм?шались деревенскіе мальчуганы, и теперь дошло до того, что на людей того села, въ которомъ приключилось это происшествіе съ осломъ, указываютъ пальцами везд?, словно на чернаго между б?лыми. Много уже разъ народъ изъ нашего села, надъ которымъ см?ются, — я самъ, ваша милость, изъ этого села, — выходилъ съ полнымъ оружіемъ на битву съ насм?шниками, такъ что ничто не могло унять ихъ, ни стыдъ, ни страхъ, ни король, ни суды. И завтра люди нашего села должны будутъ выйти на битву съ другимъ селомъ, которое находится отъ насъ миляхъ въ двухъ, и пуще вс?хъ другихъ надо?даетъ намъ. Вотъ для своихъ то земляковъ, ваша милость, на завтра, я и везу вс? эти пики и алебарды; и вотъ вамъ чудеса, которыя я собирался разсказать; если он? вамъ не показались чудесами, такъ другихъ у меня, право, н?тъ. Этими словами добрый челов?къ закончилъ разсказъ свой, и почти въ ту же минуту у воротъ корчмы показался какой-то господинъ, покрытый замшей съ головы до ногъ. Все было замшевое на немъ: чулки, брюки, куртка.

— Хозяинъ, громко сказалъ онъ, есть м?сто? Со мною моя ворожея обезьяна, и если угодно, могу сейчасъ представить вамъ освобожденіе Мелизандры.

— Добро пожаловать, воскликнулъ хозяинъ; мы, значитъ, весело проведемъ сегодня вечеръ, когда пожаловалъ къ намъ господинъ Петръ. Кстати, я забылъ сказать, что этотъ господинъ Петръ косилъ л?вымъ глазомъ и что ц?лая половина лица его, пораженная какою то бол?знію, была покрыта зеленымъ пластыремъ.

— Добро пожаловать, продолжалъ хозяинъ; но гд? же твой театръ и обезьяна?

— Сейчасъ будутъ, отв?чалъ Петръ; я опередилъ ихъ, чтобы узнать найдется ли м?сто для нихъ?

— Для тебя, другъ мой, я бы отобралъ м?сто у самого герцога Альбы, сказалъ хозяинъ, скор?й подавай-ка сюда твой театръ; кстати у насъ теперь гости, они заплатятъ теб? хорошо и за представленіе и за штуки твоей обезьяны.

— Т?мъ лучше, сказалъ Петръ; для дорогихъ гостей я пожалуй и ц?ну сбавлю: мн? бы только вознаградить издержки, за большимъ я не гонюсь. Пойду, однако, потороплю своихъ; съ посл?днимъ словомъ онъ покинулъ корчму.

Донъ-Кихотъ сейчасъ же разспросилъ хозяина, что это за господинъ Петръ, что это за театръ и что за обезьяна?

— Это знаменитый хозяинъ театра маріонетокъ, отв?чалъ хозяинъ, старый знакомый этихъ м?стъ арагонскаго Ламанча, по которымъ онъ давно разъ?зжаетъ, показывая освобожденіе Мелисандры знаменитымъ донъ-Гаиферосомъ; любопытн?йшее, я вамъ скажу, представленіе, такая прекрасная исторія, какихъ никогда не приводилось вид?ть на нашей сторон?. Кром? того Петръ возитъ съ собою такую удивительную обезьяну, что в?рить нельзя. Если вы ее спросите о чемъ-нибудь, она внимательно выслушаетъ васъ, потомъ вскочитъ на плечо своего хозяина, нагнется въ его уху и отв?чаетъ ему на ухо на вашъ вопросъ, а хозяинъ слушаетъ и повторяетъ за ней. Она лучше угадываетъ прошедшее, ч?мъ будущее, случается правда, что и совретъ, но почти всегда говоритъ правду, точно чортъ въ ней сидитъ. Плата ей два реала за отв?тъ, если она…. то есть хозяинъ за нее отв?титъ то, что она скажетъ ему на ухо. Говорятъ, что онъ накопилъ себ?, благодаря своей обезьян?, порядочную деньгу. Петръ этотъ, я вамъ доложу, челов?къ, какъ говорится въ Италіи — молодецъ, лихой товарищъ, и изъ вс?хъ людей на св?т? живетъ себ? кажется въ наибольшее удовольствіе. Говоритъ онъ за шестерыхъ, пьетъ за дв?надцатерыхъ и все это на счетъ своего языка, обезьяны и театра.

Тутъ подосп?лъ и самъ Петръ съ повозкой, на которой пом?щались его обезьяны и театръ. Знаменитая обезьяна его была большая, безхвостая, покрытая шерстью, похожей на войлокъ, но съ довольно добродушной физіономіей. Не усп?лъ увид?ть ее Донъ-Кихотъ, какъ уже спросилъ: «скажи мн? ворожея, обезьяна, что станется съ нами и ч?мъ мы занимаемся? вотъ мои два реала за отв?тъ». Онъ вел?лъ Санчо передать ихъ Петру.

Вм?сто обезьяны отв?тилъ Петръ: «благородный господинъ! обезьяна моя не предсказываетъ будущаго, но изъ прошлаго и настоящаго кое что знаетъ».

— Чортъ меня возьми, воскликнулъ Санчо, тоже дурака нашли, стану платить я за то, чтобы мн? разсказали, что было со мной, да кто это знаетъ лучше меня самого; ни одного обола не дамъ я за это. Вотъ что касается настоящаго, это д?ло другое; на теб? обезьяна два реала, скажи мн?: что под?лываетъ теперь супруга моя — Тереза Пансо?

— Я не беру денегъ впередъ, отв?чалъ Петръ. Вотъ когда обезьяна отв?титъ, тогда пожалуйте. Съ посл?днимъ словомъ онъ ударилъ себя два раза по л?вому плечу, на которое тотчасъ же вспрыгнула обезьяна, и, наклонившись въ уху своего господина, принялась съ удивительною скоростью стучать зубами. Постучавъ н?сколько секундъ она спрыгнула внизъ и тогда Петръ поб?жалъ къ Донъ-Кихоту, опустился передъ нимъ на кол?ни и воскликнулъ, обвивъ руками его ноги: «лобызаю ноги твои, о славный воскреситель забытаго странствующаго рыцарства! Лобызаю ихъ съ такимъ же благогов?ніемъ, съ какимъ облобызалъ бы я два геркулесовыхъ столба, о рыцарь! котораго никто не въ силахъ достойно восхвалить! О, знаменитый Донъ-Кихотъ Ламанчскій, опора слабыхъ, поддержка падающихъ, спасеніе упадшихъ и ут?шеніе вс?хъ скорбящихъ!»

Услышавъ это, Донъ-Кихотъ остолбен?лъ, Санчо глаза выпучилъ, двоюродный братъ изумился, пажъ испугался, хозяинъ приросъ въ своему м?сту, крестьянинъ изъ ревущей по ослиному деревни ротъ разинулъ, и у вс?хъ вм?ст? поднялись дыбомъ волосы, между т?мъ славный содержатель театра маріонетокъ, обращаясь къ Санчо, хладнокровно продолжалъ: «и ты, о, добрый Санчо Пансо, славн?йшій оруженосецъ славн?йшаго рыцаря въ мір?, возрадуйся: жена твоя Тереза Пансо здравствуетъ и разчесываетъ теперь коноплю; подъ л?вымъ бокомъ у нее стоитъ съ выбитымъ черепкомъ кувшинъ, изъ котораго она потягиваетъ вино и т?мъ разгоняетъ скуку, сидя за работой».

— Все это очень можетъ быть, отв?чалъ Санчо, потому что жена моя, я вамъ скажу, просто,