душой и сов?стью; и я, право, начинаю думать теперь, что въ аду находятся и порядочные черти.
Демонъ, между т?мъ, обративъ взоры на Донъ-Кихота, сказалъ ему, не сходя съ коня: «къ теб?, рыцарь львовъ (о, зач?мъ и не могу увид?ть тебя въ ихъ когтяхъ), посылаетъ меня несчастный, но мужественный рыцарь Монтезиносъ и велитъ сказать теб?, чтобы ты его ожидалъ на томъ самомъ м?ст?, гд? я тебя встр?чу. Онъ везетъ съ собою даму, называемую Дульцинеей Тобозской, и желаетъ открыть теб? средство разочаровать ее. Я пришелъ сюда только за этимъ, и съ этимъ я долженъ исчезнуть: да останутся съ тобою такіе же черти, какъ я, и ангелы да ос?нятъ этихъ господъ». Съ посл?днимъ словомъ, онъ затрубилъ въ свой громадный рогъ и исчезъ, не ожидая отв?та.
Трудно представить себ? общее изумленіе, произведенное появленіемъ этого демона; особенно удивлены были Санчо и Донъ-Кихотъ. Одинъ — видя, что Дульцинею хотятъ, наперекоръ правд?, сд?лать, во что бы то ни стало, очарованной; другой, вспоминая приключеніе въ Монтезиносской пещер?, о которомъ онъ не могъ утвердительно сказать, правда это или н?тъ. Т?мъ временемъ, вамъ онъ думахъ объ этомъ, герцогъ спросилъ его: нам?ренъ ли онъ ожидать об?щаннаго визита?
— Почему н?тъ? отв?чалъ Донъ-Кихотъ; я буду ожидать твердо и неустрашимо, хоти бы весь адъ грозилъ обрушиться на меня.
— А я, воскликнулъ Санчо, если только увижу другаго чорта и услышу другой, такой же сиплый, козлиный рогъ, такъ останусь зд?сь точно также, какъ я теперь во Фландріи.
Между т?мъ наступила глубокая ночь, и въ л?су замелькали огни по вс?мъ направленіямъ, подобно распространяющимся на неб? сухимъ испареніямъ земли, которыя кажутся намъ ц?лымъ моремъ зв?здъ. Въ ту же минуту послышался ужасный шумъ — въ род? того, который производятъ тяжелыя колеса крестьянской тел?ги, — скрипящій и непрерывный, заставляющій, какъ говорятъ, уб?гать съ дороги волковъ и медв?дей;— стукъ этотъ сливался съ разными другими, такъ что казалось, будто въ четырехъ сторонахъ л?са начались четыре битвы. Съ одной стороны раздавался глухой и ужасный грохотъ артиллеріи; съ другой — гуд?ли выстр?лы безчисленныхъ аркебузъ; тутъ слышались крики сражающихся, тамъ сарацынскія
— Также какъ и тамъ, гд? вид?нъ св?тъ, сказала герцогиня.
— Ну н?тъ, отв?тилъ Санчо; огонь тоже св?титъ, и въ большой печи пылаетъ пламень, также какъ зд?сь, гд? мы вс? можемъ загор?ться; музыка же — всегдашній спутникъ веселья и празднества.
— Это мы сейчасъ увидимъ, отв?чалъ Донъ-Кихотъ, слушавшій своего оруженосца; и онъ былъ правъ, какъ видно изъ сл?дующей главы.
Глава XXXV
Въ эту минуту въ охотникамъ подъ?хала, въ тактъ, подъ звуки музыки, тріумфальная колесница, запряженная шестью вороными мулами, покрытыми б?лыми попонами. На каждомъ мул? сид?лъ верхомъ кающійся, од?тый весь въ б?ломъ, съ восковымъ факеломъ въ рукахъ. Колесница эта была въ два или три раза больше предъидущихъ. По об? стороны ея шли дв?надцать другихъ кающихся, б?лыхъ, какъ сн?гъ, тоже съ факелами. Зр?лище это могло изумить и ужаснуть въ одно время. На трон?, возвышавшемся среди колесницы, возс?дала нимфа, покрытая множествомъ вуалей изъ серебристаго газа, на которомъ сіяло море золотыхъ соломинокъ, составлявшихъ, если не богатый, то пышный нарядъ. Лицо ея было закрыто шелковымъ, прозрачнымъ вуалемъ, и изъ подъ него сквозило очаровательное молодое лицо. При св?т? многочисленныхъ факеловъ можно было опред?лить возрастъ этой нимфы и превосходно разгляд?ть ея очаровательныя черты; ей было, какъ казалось, не бол?е двадцати и не мен?е семнадцати л?тъ. Возл? нея сид?ла какая-то особа въ бархатномъ плать? съ длиннымъ шлейфомъ, закрытая чернымъ покрываломъ.
Колесница остановилась противъ герцога и Донъ-Кихота. Умолкли трубы и съ ними арфы и лютни, пом?щавшіяся на самой колесниц?; таинственная особа въ длинномъ плать?, приподнялась съ своего м?ста, распахнула платье и, сбросивъ покрывало, показала высохшій и ужасный ликъ смерти. При вид? ея Донъ- Кихотъ побл?дн?лъ, Санчо затрясся вс?мъ т?ломъ, герцогъ и герцогиня приняли испуганный видъ.
«Я — Мерлинъ», заговорила эта живая смерть, какимъ-то соннымъ, пробуждающимся голосомъ, — «тотъ самый Мерлинъ, отцомъ котораго, по сказанію исторіи, былъ чортъ (ложь, признанная за правду теченіемъ времени). Я царь магіи, властитель и архивъ науки Зороастровой, соперникъ в?ковъ и временъ, силящихся поглотить въ своихъ волнахъ подвиги странствующихъ рыцарей, къ которымъ я питалъ и не перестану питать самое высокое уваженіе. Хотя волшебники и чернокнижники вообще суровы и необщительны, но я мягокъ, н?женъ, полнъ любви и желаній сд?лать всякому добро.
Въ мрачную пещеру Судьбы, гд? духъ мой трудится надъ устройствомъ магическихъ знаковъ и фигуръ, дошелъ до меня голосъ прекрасной Дульцинеи Тобозской; я узналъ о постигшемъ ее несчастіи, узналъ, что изъ небесной д?вы она обратилась въ грубую крестьянку, и преисполнившись состраданіемъ, замкнувъ свой духъ въ этотъ пустой, ужасный скелетъ, перелистовавъ сто тысячъ книгъ моей сатанинской науки, прихожу теперь, о мужественный рыцарь, открыть теб? лекарство отъ ужасной бол?зни, отъ твоего тяжелаго страданія.
О ты, слава и гордость мужей, заковывавшихъ себя въ кольчугу; св?тъ, сіяніе, путеводная зв?зда вс?хъ, обрекающихъ себя на тяжелую и кровавую службу воина, забывая н?гу пуховаго ложа и сладостнаго сна!
Къ теб? обращаюсь я, рыцарь, котораго никогда никто достойно не восхвалитъ, и скажу теб?, сіяніе Ламанча, св?тило Испаніи, безстрашный и мудрый Донъ-Кихотъ, что разочаровать Дульцинею Тобозскую можетъ только оруженосецъ твой Санчо, давши себ? по голому т?лу три тысячи триста такихъ плетей, которыя оставили-бы на его т?л? рубцы и сл?ды; только этимъ средствомъ можно смягчить очарователей Дульцинеи, и только зат?мъ, чтобъ это сказать теб? пришелъ я сюда».
— Таковскаго нашли, воскликнулъ Санчо: я не то — три тысячи триста, а три плети дамъ себ? разв? тогда, когда пырну себя три раза ножемъ. Къ черту такого рода разочарованія! И если господинъ Мерлинъ не нашелъ другаго способа разочаровать госпожу Дульцинею Тобозскую, такъ можетъ она и въ гробъ лечь очарованной.
— Но прежде ты можешь быть пов?шенъ иной, донъ негодяй, воскликнулъ Донъ-Кихотъ; я привяжу
