тебя голаго къ дереву и отсчитаю теб? не три тысячи триста, а шесть тысячъ шестьсотъ плетей, отъ которыхъ ты не вывернешься тремя тысячами тремя стами изворотами; и не отв?чай мн? на это ничего, или я вырву у тебя душу.
— Н?тъ, воскликнулъ Мерлинъ, Санчо долженъ по доброй вол?, а не насильно, получить назначенное ему число плетей и при томъ тогда, когда ему будетъ угодно, сроку ему никакого не назначается. Если онъ, однако, хочетъ выкупиться за половину назначенной ц?ны, въ такомъ случа?, онъ можетъ вел?ть и чужой, хотя бы немного тяжеловатой рук?, отсчитать ему эти удары.
— Ни собственной, ни чужой, ни тяжелой, ни легкой, никакой рукой не отсчитаются они мн?, отв?тилъ Санчо; я — что ли родилъ эту госпожу Дульцинею Тобозскую, чтобы своимъ т?ломъ отв?чать за гр?хи ея прекрасныхъ глазъ? Это хорошо для моего господина, составляющаго часть своей дамы, по крайней м?р? онъ на каждомъ шагу называетъ ее своею жизнью, душой и поддержкой; поэтому онъ можетъ и долженъ отхлестать себя и сд?лать все, что сл?дуетъ для ея разочарованія, но чтобы я вл?пилъ себ? н?сколько тысячъ плетей изъ-за нее — чорта съ два.
Услышавъ это, возс?давшая возл? Мерлина серебристая нимфа встала съ м?ста и, приподнявъ э?ирный вуаль съ своего бол?е ч?мъ прекраснаго лица, нагло обратясь къ Санчо, сказала ему вовсе не женственнымъ голосомъ: «о, злосчастный оруженосецъ! куриное сердце, чугунная душа, каменная грудь! еслибъ теб? приказали, безстыдный негодяй, кинуться съ высокой башни, торчмя головой; если-бы теб? вел?ли проглотить дюжину ужей, дв? дюжины ящерицъ и три дюжины зм?й, или переколоть кинжаломъ жену и д?тей, тогда ты могъ бы еще, пожалуй, корчить недовольныя мины и дуть твои губки; но отказываться вл?пить себ? три тысячи триста плетей, когда н?тъ такого негодяя школьника ни въ какомъ училищ?, которому не отсчитывали бы ежем?сячно столько же, — это изъ рукъ вонъ; это удивляетъ и поражаетъ сострадательныя сердца вс?хъ слышащихъ и вс?хъ услышащихъ твой отказъ. Взгляни, безчувственное одеревен?лое животное своими лошаковыми глазами на з?ницу моихъ, — сіяющихъ, какъ св?тозарныя зв?зды, и посмотри, какъ льются изъ нихъ слеза за слезой, ручей за ручьемъ, оставляя влажные сл?ды, полосы и борозды на прекрасныхъ поляхъ моихъ ланитъ. Сжалься, злобный уродъ, глядя, какъ увядаетъ молодой мой в?къ, не перешедшій еще за другой десятокъ годовъ, потому что мн? всего девятнадцать л?тъ и н?тъ еще сполна двадцати; умились, говорю, видя, какъ блекнетъ онъ подъ оболочкою грубой мужички. Если я не похожа на нее въ эту минуту, то это только по особой милости мудраго Мерлина, возвратившаго мн? мою прежнюю прелесть, чтобы смягчить красотой моей тебя; в?дь слезы красавицы д?лаютъ тигровъ — овцами и скалы — мягкими, какъ вата. Вл?пи, вл?пи себ? эти три тысячи триста плетей по твоему мясистому т?лу, лютый, неукротимый зв?рь! воодушеви это мужество, которое ты призываешь только для того, чтобы наполнить себ? брюхо и ротъ. Возврати н?жность моей кож?, мягкость моему характеру, красоту моему образу. Если ты не хочешь смягчиться и послушаться голоса разсудка для меня, сд?лай это для б?днаго рыцаря, стоящаго возл? тебя; сд?лай это для господина твоего, чью душу я вижу теперь насквозь, сидящую у него поперегъ горла въ пяти или шести дюймахъ отъ губъ, ожидая твоего отв?та — мягкаго или суроваго — чтобы выйти черезъ ротъ или возвратиться назадъ въ желудокъ рыцаря».
Услышавъ это, Донъ-Кихотъ ощупалъ горло и сказалъ герцогу: «клянусь Богомъ, герцогъ, Дульцинея сказала правду: у меня, д?йствительно, душа, какъ арбалетный ор?хъ, стала поперегъ горла.
— Что скажешь на это, Санчо? спросила герцогиня.
— То, что а уже сказалъ, отв?тилъ Санчо; чорта съ два, чтобы я лептьми, угощалъ себя.
— Плетьми, а не лептьми, перебилъ герцогъ.
— Ахъ, оставьте меня, пожалуста, ваша св?тлость, проговорилъ Санчо; право мн? теперь не до того, чтобы зам?чать какую букву спереди, какую сзади ставить: эти проклятыя плети, что я долженъ вл?пить себ?, или мн? должны вл?пить, до того разстроили меня, что право я не знаю, что я д?лаю и говорю. Хот?лось бы мн? только узнать отъ ея милости, госпожи Дульцинеи Тобозской, гд? это она училась такой удивительной манер? упрашивать челов?ка о чемъ-нибудь. Ея милость изволитъ просить меня вл?пить себ? по голому т?лу н?сколько тысячъ плетей и называетъ меня куринымъ сердцемъ, лютымъ зв?ремъ и разными другими пріятными прозвищами, которыхъ не вынесъ бы самъ чортъ. Да разв? т?ло у меня изъ чугуна, что- ли? И разв? мн? есть особенное д?ло до того, будетъ ли госпожа Дульцинея очарована или разочарована? Чтобы меня умилостивить, она, кажись, не присылала мн? никакой корзины съ б?льемъ, рубахами, платками, подштанниками (хотя я ихъ и не ношу); и, вм?сто того, безъ всякихъ корзинъ, посылаетъ мн? руготню за руготней; разв? она не знаетъ нашей пословицы, что оселъ, нагруженный золотомъ, легко взбирается на гору, что подарки разбиваютъ скалы, что молясь Богу, нужно бичевать себя, и что одно возьми стоитъ двухъ я дамъ. А господинъ мой, который долженъ бы обнять и приласкать меня, чтобы сд?лать мягкимъ, какъ расчесанную вату, об?щаетъ вм?сто того привязать меня голаго въ дереву и отсчитать мн? вдвое больше плетей, ч?мъ мн? назначено. И разв? вс? эти сострадательныя сердца не должны были бы разсудить, что он? предлагаютъ выпороть себя не оруженосцу, а губернатору, предлагаютъ ему покушать, какъ говорится, меду на своихъ вишняхъ. Пусть эти господа выучатся прежде спрашивать и упрашивать и быть в?жливыми, потому что неровенъ часъ и челов?къ не всегда въ хорошемъ расположеніи духа. Меня и безъ того всего коробитъ, когда я взгляну на дырья на своемъ зеленомъ камзол?, а тутъ меня упрашиваютъ еще выпороть себя по доброй вол?; да я также соглашусь на это, какъ на то, чтобы по доброй вол? сд?латься кацикомъ.
— Но, другъ мой, Санчо, сказалъ герцогъ, если ты не смягчишься, какъ св?жая груша, простись тогда съ островомъ; не могу же я послать своимъ островитянамъ такаго жестокаго, каменнаго губернатора, котораго не трогаютъ ни слезы несчастной красавицы, ни мольбы волшебника, ни могущество мудреца. Одно изъ двухъ, Санчо: или ты самъ себя выпори, или тебя выпорятъ, или повторяю теб?: простись съ губернаторствомъ.
— Ваша св?тлость, господинъ герцогъ, не дадите ли вы мн? двухъ дней на размышленіе? отв?тилъ Санчо.
— Н?тъ, н?тъ, сказалъ Мерлинъ; зд?сь, на этомъ самомъ м?ст?, въ эту самую минуту, ты долженъ объявить свое р?шеніе. Или Дульцинея возвратится въ Монтезиносскую пещеру, въ образ? грубой крестьянки, или въ настоящемъ вид? — ея отвезутъ въ елисейскія поля, гд? она станетъ ожидать твоего искупительнаго бичеванія.
— Мужайся, Санчо, заговорила герцогиня; отблагодари твоего господина, какъ сл?дуетъ за хл?бъ, который ты ?лъ, служа у него; отблагодари достойно этого рыцаря, предъ которымъ мы вс? должны благогов?ть за его рыцарскій характеръ и великіе подвиги. Согласись, любезный мой оруженосецъ, на это бичеванье, и пусть остается чортъ для чорта и страхъ для труса; в?дь самая злая судьба разбивается о мужественное сердце, это, в?роятно, изв?стно теб?, не хуже ч?мъ мн?.
Не отв?чая за слова герцогини, Санчо сказалъ, обернувшися къ Мерлину: «господинъ Мерлинъ! приходившій сюда чортъ в?стовщикъ приглашалъ моего господина, отъ имени рыцаря Монтезиноса ожидать его зд?сь; онъ говорилъ, что этотъ рыцарь хочетъ открыть моему господину средство разочаровать Дульцинею, почему же мы до сихъ поръ не вид?ли никакихъ Монтезиносовъ?
— Санчо, отв?тилъ Мерлинъ, этотъ чортъ величайшая бестія и негодяй. Это я, а не рыцарь Монтезиносъ, и не отъ рыцаря Монтезиноса, а отъ самого себя, посылалъ его искать твоего господина; рыцарь же Монтезиносъ остался въ своей пещер?, ожидая времени, когда кончится его очарованіе. Если ему есть д?ло до васъ, или вамъ до него, въ такомъ случа? я приведу его къ вамъ куда и когда вамъ будетъ угодно. Но теперь, Санчо, соглашайся на предложенне теб? бичеваніе; пов?рь мн?: оно послужитъ въ пользу душ? твоей и т?лу. Душ? — потому, что дастъ ей возможность высказывать свое христіанское милосердіе; т?лу — потому, что, какъ мн? изв?стно, ты челов?къ полнокровный, и теб? очень бы не м?шало пустить себ? немного крови.
— Довольно докторовъ на св?т? и безъ волшебниковъ, отв?чалъ Санчо. Но, что д?лать? такъ какъ вс? пристаютъ ко мн?, такъ ужь куда не шло: — соглашаюсь дать себ? три тысячи триста плетей, но только съ условіемъ, что сд?лаю это когда мн? будетъ угодно, не назначая никакого срока, об?щаю только расквитаться съ этимъ долгомъ, какъ можно скор?е. Пусть св?тъ скор?е насладятся красотою госпожи Дульцинеи Тобозской, потому что она, ей Богу, очень красива; я думалъ, она совс?мъ не такая. Да кром? того, вотъ что: я могу бить себя не до крови, и если перепадутъ такіе удары, которые только сгонятъ съ меня мухъ, такъ они все-таки пойдутъ въ счетъ. А чтобы я какъ-нибудь не ошибся въ счет?, такъ всезнающій господинъ Мерлинъ пусть самъ потрудится считать и ув?домить меня, если я не добью или перебью себя.
