Этимъ окончился любовный романсъ Альтизидоры и началось смятеніе соблазняемаго Донъ-Кихота. Глубоко вздохнувъ, сказалъ онъ самому себ?: «Что за несчастіе мн? такое? не могу я взглянуть ни на одну д?вушку безъ того, чтобы она сейчасъ же не влюбилась въ меня. И несравненная Дульцинея не можетъ ни минуты покойно насладиться моей нев?роятной в?рностью. Чего вамъ нужно, чего вы, императрицы, хотите отъ нее? За что вы пресл?дуете эту молодую, четырнадцати или пятнадцати л?тнюю красавицу? Оставьте ее, ради Бога, въ поко?. Пусть она торжествуетъ и гордится т?мъ, что судьба отдала ей сердце мое и ключи отъ души моей. Знай, влюбленная толпа, что только для Дульцинеи я мягокъ, какъ воскъ; для другихъ я камень и металлъ. Для меня прекрасна, умна, знатна, скромна одна только Дульцинея, остальныя глупы, некрасивы, безстыдны, незнатны. Для нее и только для нее судьба послала меня въ міръ. Пусть Альтизидора поэтъ или плачетъ, пусть она отчаивается, — я слышу ту, за которую меня такъ терзали въ замк? очарованнаго мавра; для нее я долженъ оставаться в?рнымъ и любовнымъ, не смотря на козни вс?хъ волшебниковъ въ мір?«. Съ посл?днимъ словомъ Донъ-Кихотъ съ негодованіемъ закрылъ окно, и печальный и раздосадованный, точно съ нимъ случилось какое-нибудь особенное несчастіе, легъ въ постель, гд? мы и оставимъ его, потому что насъ ждетъ великій Санчо, готовый блестящимъ образомъ вступить во влад?ніе своимъ островомъ.
Глава ХІ?
О ты, безпрерывно открывающій антиподовъ, св?тильникъ міра, глазъ неба, сладостный двигатель нашихъ осв?жающихъ кружекъ, ?ебъ въ одномъ м?ст?, Тимбрій въ другомъ, — ц?литель съ одной, — губитель съ другой стороны; отецъ поэзіи, творецъ музыки, источникъ жизни; къ теб? обращаюсь я, всегда встающее и никогда не ложащееся солнце! Осв?ти мракъ ума моего, и помоги мн? подробно и точно разсказать про губернаторство великаго Санчо Пансо; безъ тебя я чувствую себя безсильнымъ, смятеннымъ, убитымъ.
Санчо скоро прибылъ съ своею свитой въ одно м?стечко, — им?вшее около тысячи жителей и считавшееся однимъ изъ богат?йшихъ влад?ній герцога, — и ему сказали, что это м?стечко называется островомъ Баратаріей; быть можетъ, оно въ самомъ д?л? такъ называлось, быть можетъ этимъ названіемъ хот?ли выразить, какъ дешево досталось Санчо губернаторство. У воротъ этого обнесеннаго ст?нами м?стечка Санчо былъ встр?ченъ муниципалитетными властями, и при звон? колоколовъ, среди всеобщей радости ликовавшихъ жителей, его провезли съ большою торжественностью въ соборъ, и тамъ, посл? молебствія, ему передали съ разными см?шными церемоніями ключи города, признавши его навсегда губернаторомъ острова Бараторіи. Костюмъ, борода, толщина и небольшой ростъ губернатора изумляли вс?хъ, не обладавшихъ ключемъ къ разгадк? этого происшествія, да частью и т?хъ, которые посвящены были въ тайну его. По выход? изъ собора, Санчо отвели въ пріемную залу ратуши и тамъ предложили с?сть на судейскомъ кресл?; посл? чего герцогскій мажордомъ сказалъ ему: «на этомъ остров?, господинъ губернаторъ, издавна существуетъ такой обычай: всякій, вступающій во влад?ніе имъ, долженъ отв?тить на одинъ, предлагаемый ему — немного сбивчивый и запутанный — вопросъ, которымъ народъ испытываетъ способности новаго губернатора и радуется или печалится, смотря потому, что отв?титъ губернаторъ». Т?мъ временемъ, какъ говорилъ мажордомъ, Санчо разсматривалъ большія буквы, написанныя на ст?н?, прямо противъ его сид?нія, и, не ум?я читать, спросилъ, что это такое нарисовано на ст?н??
— Зд?сь, отв?чали ему, написанъ день, когда вы изволили вступить во влад?ніе островомъ, въ такихъ словахъ: «сегодня, такого-то числа, такого-то м?сяца, во влад?ніе этимъ островомъ вступилъ господинъ донъ Санчо Пансо, и да пробудетъ онъ губернаторомъ многія л?та».
— Еого Кто зовутъ донъ Санчо Пансо? спросилъ Санчо.
— Васъ, господинъ губернаторъ, отв?чалъ мажордомъ; на нашъ островъ не вступалъ никакой другой Санчо Пансо, кром? того, который сидитъ на этомъ кресл?.
— Узнай же, мой милый, сказалъ Санчо, что ни я и никто въ моемъ род? не назывался
Въ эту минуту въ пріемную залу вошли два челов?ка: одинъ — крестьянинъ, другой — портной, судя потому, что у посл?дняго въ рукахъ были ножницы.
— Господинъ губернаторъ, сказалъ портной; я и этотъ крестьянинъ являемся передъ лицо вашей милости, объясниться по поводу такого д?ла: вчера этотъ молодецъ пришелъ въ мою лавку, — да будетъ благословенъ Богъ, и, — съ полнымъ уваженіемъ къ вамъ и ко вс?мъ этимъ господамъ, — считаюсь мастеромъ портнымъ, — и давши мн? въ руки кусокъ сукна, спросилъ меня: выйдетъ-ли изъ этого сукна шапка? Перем?ривъ сукно, я сказалъ. что выйдетъ; тогда крестьянину этому показалось, — такъ мн? кажется, — что я захот?лъ украсть у него кусокъ сукна, — подозр?вая меня въ этомъ, можетъ быть и по своей злостной натур? и въ сл?дствіе той дурной славы, которая ходитъ про портныхъ, — и онъ спросилъ меня: не выйдетъ-ли изъ этого сукна двухъ шапокъ? Я угадалъ его мысль, и сказалъ ему, что выйдетъ и дв? шапки. Онъ, между т?мъ, сидя верхомъ на своемъ хитромъ нам?реніи, сталъ все прибавлять число шапокъ, а я все отв?чалъ ему да, да, да, пока д?ло не дошло до пяти шапокъ. Сегодня онъ пришелъ во мн? за вс?ми этими шапками; и я отдаю ихъ ему, но требую, чтобы онъ заплатилъ мн? за работу, а онъ не хочетъ платить и требуетъ, чтобы я отдалъ ему назадъ сукно.
— Правда ли это, мой милый? спросилъ Санчо крестьянина.
— Правда, господинъ губернаторъ, отв?тилъ крестьянинъ; только заставьте его, ваша милость, показать эти пять шапокъ.
— Изволь, покажу, сказалъ портной; и вытащивъ изъ подъ своего плаща пять шапокъ, онъ показалъ ихъ публик?, на пяти пальцахъ своей руки. Вотъ он?, воскликнулъ портной. Клянусь душой моей и сов?стью, я не попользовался изъ его сукна ни однимъ вершкомъ, и работу свою предлагаю осмотр?ть кому угодно.
Публика расхохоталась, увидя эти шапки и слушая. эту оригинальную тяжбу.
Подумавъ н?сколько минутъ, Санчо отв?тилъ: «объ этомъ д?л? много толковать не приходится; его
