Дон-Кихот Ламанчский. Часть 2

Глава LVIII

Увид?въ себя въ чистомъ пол?,— освобожденный отъ пресл?дованій влюбленной въ него Альтизидоры, Донъ-Кихотъ почувствовалъ себя въ своей сфер?, съ обновленными силами для продолженія своихъ рыцарскихъ похожденій. «Свобода, Санчо», сказалъ онъ своему оруженосцу, «это драгоценн?йшее благо, дарованное небомъ челов?ку. Никто не сравнится съ нею, ни сокровища, скрытыя въ н?драхъ земныхъ, ни скрытыя въ глубин? морской. За свободу и честь челов?къ долженъ жертвовать жизнью; потому что рабство составляетъ величайшее земное б?дствіе. Ты вид?лъ, другъ мой, изобиліе и роскошь, окружавшія насъ въ замк? герцога. И что же? вкушая эти изысканныя яства и замороженные напитки, я чувствовалъ себя голоднымъ, потому что пользовался ими не съ тою свободой, съ какою я пользовался бы своею собственностью: чувствовать себя обязаннымъ за милости, значитъ налагать оковы на свою душу. Счастливъ тотъ, кому небо дало кусокъ хл?ба, за который онъ можетъ благодарить только небо».

— И все-таки, ваша милость, отв?тилъ Санчо, намъ сл?довало бы быть признательнымъ къ герцогу за дв?сти золотыхъ, поданныхъ мн? въ кошельк? герцогскимъ мажордомомъ; какъ живительный бальзамъ, я храню ихъ возл? сердца, на всякій непредвид?нный случай. В?дь не все же пировать вамъ по дорог? въ замкахъ, придется, можетъ быть, опять попадать въ корчмы, гд? станутъ угощать насъ палками.

Въ такого рода разговорахъ продолжали путь свой странствующій рыцарь и его оруженосецъ. Про?хавъ около мили, они увид?ли челов?къ дв?надцать крестьянъ, об?давшихъ на зеленомъ лугу, разославъ плащи свои вм?сто скатерти. Возл? нихъ лежало что-то, покрытое холстомъ. Донъ-Кихотъ, подъ?хавши къ крестьянамъ, в?жливо раскланялся съ ними и спросилъ, что это у нихъ закрыто холстомъ?

— Изваянныя святыя иконы, для нашей деревенской молельни, отв?чали крестьяне; чтобы он? не запылились, мы закрыли ихъ холстомъ, а чтобы не сломались, несемъ ихъ на своихъ плечахъ.

— Вы мн? сд?лаете большое удовольствіе, если позволите взглянуть на нихъ, сказалъ Донъ-Кихотъ, иконы, несомыя такъ бережно, должны быть хороши.

— Еще бы не хороши за такую ц?ну, отозвался одинъ изъ крестьянъ; зд?сь н?тъ ни одной дешевле пятидесяти червонцевъ. И чтобы ваша милость уб?дились, что я не вру, такъ погодите минутку, я вамъ сейчасъ покажу ихъ. Вставши зат?мъ съ своего м?ста, онъ подошелъ къ иконамъ и открылъ образъ святаго Георгія Поб?доносца: верхомъ на кон?, изображенный съ т?мъ горделивымъ видомъ, съ какимъ, обыкновенно, рисуютъ этого святаго, онъ вонзалъ копье свое въ глотку распростертаго у ногъ его змія. — Вся икона походила, какъ говорятъ, на золотую охоту.

Увид?въ ее, Донъ-Кихотъ сказалъ: это былъ славн?йшій странствующій рыцарь небесной рати, святой Георгій Поб?доносецъ, прославленный защитникъ молодыхъ д?въ!».

На другомъ образ? былъ изображенъ святой Мартинъ, тоже верхомъ, разд?ляя съ б?днымъ свой плащъ.

— Это былъ тоже одинъ изъ христіанскихъ рыцарей, сказалъ Донъ-Кихотъ, — бол?е щедрый, чемъ мужественный. Видишь, Санчо, онъ отдаетъ б?дному половину своего плаща; и в?роятно это было зимой, иначе онъ отдалъ бы ц?лый плащъ, такой милосердый былъ этотъ рыцарь.

— Это не потому, отв?тилъ Санчо; но, чтобы им?ть и давать, нужно знать считать, говоритъ пословица.

Донъ-Кихотъ улыбнулся и попросилъ, чтобъ ему показали сл?дующую икону, на которой изображенъ былъ патронъ Испаніи. Верхомъ на кон?, съ окровавленнымъ мечомъ въ рукахъ, онъ сносилъ головы поражаемыхъ имъ мавровъ. — «Это славный рыцарь Христова воинства, святой Іаковъ Матаморскій, одинъ изъ храбр?йшихъ рыцарей бывшихъ на земл? и почивающихъ на неб?«, воскликнулъ Донъ-Кихотъ.

«Вс? эти святые рыцари», продолжалъ онъ, «завоевали небо, силою ихъ рукъ, потому что небо позволяетъ завоевывать себя, но я, право, не знаю, что я завоевалъ своими трудами и лишеніями. Т?мъ не мен?е$ еслибъ я могъ освободить Дульцинею Тобозскую отъ прет?рп?ваемыхъ ею страданій, и я, быть можетъ, сталъ счастлив?е бы, и съ просв?тленнымъ духомъ направился бы по лучшему пути, ч?мъ тотъ, по которому я сл?дую теперь.

— Да услышитъ тебя Богъ и не услышитъ гр?хъ — тихо пробормоталъ Санчо.

Р?чи Донъ-Кихота удивили крестьянъ, несшихъ иконы, столько-же, какъ и вся фигура, хотя они не поняли и половины того, что онъ говорилъ. Пооб?давши, они взвалили на плечи иконы и, простившись съ Донъ-Кихотомъ, отправились въ дорогу.

Санчо же — точно онъ не зналъ Донъ-Кихота — удивленъ былъ высказанными имъ познаніями, и думалъ, что не было въ мір? такой исторіи, которой не зналъ и не помнилъ бы его господинъ.

— Господинъ мой, сказалъ онъ ему, если то, что случилось сегодня съ нами можетъ быть названо приключеніемъ, такъ нужно сознаться, что это одно изъ самыхъ пріятныхъ и сладкихъ приключеній, случавшихся съ нами во все время нашихъ странствованій: кончилось оно безъ тревогъ и палочныхъ ударовъ; и намъ не пришлось даже дотронуться до меча, не пришлось ни бить земли нашимъ т?ломъ, ни голодать; да будетъ же благословенъ Богъ, сподобившій насъ увид?ть такое славное приключеніе.

— Ты правъ, отв?тилъ Донъ-Кихотъ; но не всегда случается одно и тоже, одинъ случай не походитъ на другой. Вс? эти случайности, обыкновенно называемыя въ народ? предзнаменованіями, не подчиняются никакимъ законамъ природы, и челов?къ благоразумный видитъ въ нихъ не бол?е, какъ счастливыя встр?чи; между т?мъ суев?ръ, выйдя рано утромъ изъ дому и встр?тивши францисканскаго монаха, сп?шитъ въ ту же минуту вернуться назадъ, словно онъ встр?тилъ графа. Другой разсыпетъ на стол? соль и становится задумчивъ и мраченъ, точно природа обязалась ув?домлять челов?ка объ ожидающихъ его несчастіяхъ. Истинный христіанинъ не долженъ судить по этимъ пустякамъ о нам?реніяхъ неба. Сципіонъ приплываетъ въ Африку, спотыкается на берегу, солдаты его видятъ въ этомъ дурное предзнаменованіе, но онъ, обнявъ землю, восклицаетъ: «ты не уйдешь отъ меня теперь, Африка, я держу тебя въ моихъ рукахъ». Поэтому, Санчо, встр?ча святыхъ иконъ была для васъ, скажу я, счастливымъ происшествіемъ.

— Еще бы не счастливымъ, отв?тилъ Санчо; но я бы попросилъ вашу милость сказать мн?, почему испанцы, вступая въ сраженіе, восклицаютъ: святой Іаковъ, и сомкнись Испанія. Разв? Испанія открыта и ее не м?шало бы замкнуть? или что это за церемонія такая?

— Какъ ты простъ, Санчо; подумай, что этому великому рыцарю Багрянаго креста, небо судило быть патрономъ Испаніи, особенно въ кровавыхъ столкновеніяхъ испанцевъ съ маврами. Поэтому испанцы призываютъ его во вс?хъ битвахъ, какъ своего заступника, и не разъ вид?ли, какъ самъ онъ вламывался въ легіоны сарацинъ и разгромлялъ ихъ; истину эту я могъ бы подтвердить множествомъ прим?ровъ, заимствованныхъ изъ самыхъ достов?рныхъ испанскихъ исторій.

Круто перем?нивъ разговоръ, Санчо сказалъ своему господину: «удивляетъ меня право безстыдство этой Альтизидоры, горничной герцогини. Должно быть ее сильно ранила злод?йка-любовь, этотъ сл?пой, или лучше сказать совс?мъ безглавый охотникъ, подстр?ливающій, какъ говорятъ, все, что видитъ; и если онъ изберетъ своею мишенью сердце, то попадаетъ въ него, какъ бы оно ни было мало, и со вс?хъ сторонъ пронзитъ его своими стр?лами. Слышалъ я впрочемъ, что отъ скромныхъ, благоразумныхъ д?вушекъ стр?лы эти отскакиваютъ и разбиваются, но въ Альтизидору он?, напротивъ того, скор?е углубляются.

— Да, Санчо, сказалъ Донъ-Кихотъ, любовь попираетъ разсудокъ и всякое приличіе. Альтизидора, ты вид?лъ, безъ всякаго стыда открылась мн? въ своихъ желаніяхъ, которыя больше смутили меня, ч?мъ расположили къ ней.

— Неслыханная жестокость, страшная неблагодарность! воскликнулъ Санчо, я бы кажется при первомъ намек? отдался бы ей съ руками и ногами. О, каменное сердце, чугунная грудь, жел?зная душа! Но только я не знаю право, что нашла она въ вашей милости такого, чтобы такъ влюбиться въ васъ, какой нарядъ, какая красота, какая милость такъ обворожила ее? Ни вашъ нарядъ, ни ваша красота, ни что-нибудь подобное, отд?льно и вм?ст? взятое, не могли, кажется заставить ее полюбить васъ. Я часто оглядываю вашу милость съ ногъ до посл?дняго волоска на голов? и вижу, что вы скор?е созданы пугать людей, ч?мъ влюблять ихъ въ себя. Красота, говорятъ, всего скор?е возбуждаетъ любовь, а между т?мъ вы вовсе не красивы, изъ-за чего же этой д?вушк? сходить съ ума по васъ.