— Санчо! есть два рода красоты, сказалъ Донъ-Кихотъ: душевная и т?лесная. Красота душевная выказывается и блистаетъ въ ум?, щедрости, благосклонности, в?жливости; все это можетъ встр?титься у челов?ка вовсе некрасиваго. И однако эта красота способна внушить къ себ? не мен?е пламенную и продолжительную любовь, какъ и красота т?лесная. Я знаю очень хорошо, что я некрасивъ, но и не безобразенъ, а челов?ку, обладающему душевной красотой довольно быть не уродомъ, чтобы внушить въ себ? самую пламенную любовь.
Продолжая разговоръ въ этомъ род?, наши искатели приключеній углубились въ л?съ, пролегавшій вблизи дороги, и Донъ-Кихотъ неожиданно очутился въ зеленыхъ, шелковыхъ с?ткахъ, протянутыхъ отъ одного дерева въ другому. Не понимая, что бы это могло быть, онъ сказалъ Санчо: «мн? кажется, что эти с?тки — это одно изъ самыхъ странныхъ приключеній, какія случались съ нами. Пусть меня пов?сятъ, если пресл?дующіе меня со вс?хъ сторонъ волшебники не р?шились задержать меня на пути, въ наказаніе за то, что я такъ сурово обошелся съ Альтизидорой. Но я скажу имъ, что еслибъ эти с?тки были не изъ зеленаго шелку, а тверды, какъ алмазъ или кр?пче т?хъ затворовъ, въ которые ревнивый Вулканъ замкнулъ Венеру и Марса, я и тогда разорвалъ бы ихъ, какъ бумажную нитку». И онъ собрался было уже ?хать дальше и разорвать вс? эти с?тки, когда неожиданно увид?лъ, выходившихъ изъ подъ кущи деревъ, двухъ прекрасныхъ пастушекъ, или двухъ красавицъ, од?тыхъ, какъ пастушки, только вм?сто кожаныхъ корсетовъ ни нихъ над?ты были тонкіе, парчевые, — а юбки были сшиты изъ золототканной матеріи. Разсыпавшіеся локонами по плечамъ волосы ихъ были такъ св?тлы, что могли спорить съ самимъ солнцемъ. Головы ихъ были покрыты гирляндами, сплетенными изъ зеленаго лавру и краснаго мирту. На видъ имъ было л?тъ 16, 17. Появленіе ихъ удивило Санчо, ошеломило Донъ-Кихота, остановило движеніе солнца и удерживало вс?хъ въ какомъ-то чудномъ молчаніи, прерванномъ одной изъ пастушекъ. — «Не разрывайте, пожалуйста, этихъ с?токъ», сказала она Донъ-Кихоту, «мы ихъ устроили для нашей забавы, а не для того, чтобы задержать васъ. Угадывая вашъ вопросъ, зач?мъ мы протянули ихъ и кто мы такія, я отв?чу вамъ въ немногихъ словахъ. Въ одной деревн?, въ двухъ миляхъ отсюда, живутъ н?сколько гидальго и другихъ благородныхъ лицъ, и вотъ мужья, отцы, братья ихъ условились съ своими женами, дочерьми, сестрами, друзьями и родственниками заходить сюда для развлеченія, потому что это одно изъ самыхъ пріятныхъ м?стъ въ окрестностяхъ. Мы устроиваемъ зд?сь новую пасторальную Аркадію; женщины приходятъ сюда од?тыми, какъ пастушки, мужчины, вамъ пастухи. Мы выучили на память дв? эклоги; одну: знаменитаго Гарсиласко де ла Веги, другую по португальски великаго Камоэнса, но не представляли ихъ еще, потому что мы только вчера прі?хали сюда. Въ зелени, на берегу ручья, орошающаго эти м?ста, мы разбили н?сколько палатокъ. Прошлой ночью мы протянули по деревьямъ с?тки, чтобы ловить птицъ, которыя придутъ укрыться зд?сь отъ поднятаго нами шума. Если вамъ угодно быть нашимъ гостемъ, вы доставите намъ большое удовольствіе и сами весело проведете время, потому что мы не позволяемъ нигд? пріютиться зд?сь скук? и грусти.
Пастушка смолкла и Донъ-Кихотъ отв?тилъ ей: «прекрасная и благородная дама! Встр?тивъ купающуюся Діану, Актеонъ в?роятно удивленъ былъ не бол?е, ч?мъ я теперь, встр?чая вашу красоту. Я не могу не отозваться съ похвалой объ устроенномъ вами развлеченіи и очень благодаренъ вамъ за ваше приглашеніе. Если я могу быть, съ своей стороны, ч?мъ-нибудь полезнымъ, вамъ остается только сказать и будьте ув?рены, васъ послушаютъ. Мое званіе обязываетъ меня быть благодарнымъ и благосклоннымъ во вс?мъ, въ особенности къ такимъ дамамъ, какъ вы. Если-бы эти с?тки, занимающія такое маленькое пространство, покрывали бы весь земной шаръ, я направился бы отъискивать новые міры, чтобы только не испортить работы вашихъ рукъ; и чтобы вы могли сколько-нибудь пов?рить этой гипербол?, узнайте, что вамъ говоритъ это Донъ-Кихотъ Ламанчскій, если только когда-нибудь вы слышали это имя».
— Безц?нный другъ души моей! воскликнула другая пастушка, какое счастіе, душа моя! съ нами говоритъ самый мужественный, самый влюбленный, самый в?жливый рыцарь, какой когда либо существовалъ на св?т?, если только напечатанная исторія д?лъ его не лжетъ. Рядомъ съ нимъ — готова биться объ закладъ, — стоитъ оруженосецъ его, Санчо-Пансо, самый милый и остроумный челов?къ на св?т?.
— Правда ваша, сказалъ Санчо, я этотъ самый остроумный оруженосецъ, а это мой господинъ, тотъ самый Донъ-Кихотъ Ламанчскій, о которомъ говорятъ и печатаютъ.
— Душа моя, обратилась пастушка въ своей подруг?, попросимъ ихъ остаться, и обрадуемъ этимъ нашихъ знакомыхъ и родныхъ. Я слышала про мужество и подвиги этого рыцаря. Говорятъ, онъ въ особенности прославился в?рностью дам? своей Дульцине? Тобозской, ув?нчанной всей Испаніей пальмой красоты.
— И она вполн? заслуживаетъ этого, подхватилъ Донъ-Кихотъ, если только не встр?титъ соперника въ вашей несравненной красот?. Но только вы напрасно стали бы терять время, удерживая меня зд?сь; обязанность моего званія не позволяетъ мн? отдыхать нигд?.
Въ это время къ нимъ подошелъ богато и нарядно разод?тый братъ одной изъ пастушекъ. Пастушки сказали ему, что съ ними разговаривалъ знаменитый Донъ-Кихотъ Ламанчскій и оруженосецъ его Санчо, изв?стные очень хорошо молодому челов?ку изъ напечатанной исторіи ихъ д?лъ. Услышавъ это, нарядный пастухъ обратился къ рыцарю съ предложеніемъ услугъ и такъ настоятельно приглашалъ его въ палатки, что Донъ-Кихотъ принужденъ былъ уступить. Возл? палатокъ въ это время происходила охота и с?тки на полнились множествомъ птицъ; обманутыя цв?томъ с?токъ, он? кидались въ ту западню, отъ которой уб?гали со всевозможной быстротой. На охот? было больше тридцати челов?къ, од?тыхъ какъ пастухи и пастушки. Узнавши, что къ нимъ прі?халъ Донъ-Кихотъ и Санчо, вс? они, знакомые съ исторіей этихъ знаменитыхъ искателей приключеній, невыразимо обрадовались.
Охотники возвратились въ палатки, гд? стояли столы съ св?жей, дорогой, обильной провизіей, и Донъ-Кихоту, возбуждавшему общее удивленіе, предложили м?сто за верхнемъ конц? стола. Посл? закуски, когда со стола сняли скатерть, Донъ-Кихотъ сказалъ: «хотя многіе утверждаютъ, будто величайшій гр?хъ — гордость, но и, в?руя съ другими, что адъ населенъ неблагодарными, величайшимъ гр?хомъ называю неблагодарность. По м?р? силъ моихъ, я старался изб?гать его съ т?хъ поръ, какъ сталъ жить разсудкомъ. И если я не могу отплатить вс?мъ людямъ добромъ за сд?ланное мн? добро, то у меня является, по крайней м?р?, всегда желаніе сд?лать это; и когда я принужденъ ограничиваться однимъ желаніемъ, тогда я разглашаю сд?ланное мн? благод?яніе. Кто разсказываетъ о сд?ланномъ ему добр?, тотъ выказываетъ готовность при случа? отблагодарить за него д?ломъ. Получающіе въ большей части случаевъ стоятъ ниже дающихъ; надъ вс?ми нами стоитъ Богъ, нашъ общій благод?тель, и вс? наши дары не могутъ сравняться съ его дарами; ихъ разд?ляетъ неизм?римое пространство. Но этой б?дности нашей помогаетъ благодарность. И я, благодаря за лестный пріемъ, сд?ланный мн? зд?сь, но не им?я возможности отплатить за него такимъ же пріемомъ, заключаю себя въ т?сныя границы возможнаго и объявляю, что пом?стясь посреди этой большой дороги въ Сарагоссу, я стану въ теченіе двухъ дней утверждать съ оружіемъ въ рукахъ, что эти прелестныя пастушки прекрасн?е и любезн?е вс?хъ дамъ за св?т?, кром? несравненной Дульцинеи Тобозской, единой владычицы моихъ помысловъ, и да не оскорбитъ это исключеніе никого изъ моихъ слушателей».
Слушавшій внимательно своего господина, Санчо не могъ удержаться, чтобы не воскликнуть: «найдется ли на св?т? такой дерзостный челов?къ, который станетъ утверждать еще, что господинъ мой безумецъ! Скажите на милость, господа, найдется ли въ любой деревн? такой ученый и краснор?чивый священникъ, который сказалъ бы то, что сказалъ сію минуту мой господинъ. И найдется ли на всемъ св?т? такой храбрый и прославленный рыцарь, который предложилъ бы то, что предложилъ мой господинъ».
Въ отв?тъ за это Донъ-Кихотъ, повернувшись къ своему оруженосцу, гн?вно сказалъ ему: «найдется ли на всемъ св?т? челов?къ, который не сказалъ бы, что ты болванъ, подбитый какой-то хитрой, плутоватой злостью? Къ чему м?шаешься ты не въ свои д?ла; — кто велитъ теб? пов?рять — умный я, или безумный? Молчи и не возражай мн? ни слова, а поди и ос?длай Россинанта, если онъ разс?дланъ, и я отправлюсь исполнить мое об?щаніе; правота моя торжествуетъ заран?е надъ всякимъ, это дерзнетъ противор?чить мн?«. Сказавши это, онъ всталъ съ недовольнымъ видомъ со остула и привелъ вс?хъ въ несказанное удивленіе. Что онъ — умный или безумный? — невольно подумали вс?.
И напрасно старались отклонить Донъ-Кихота отъ его рыцарскаго нам?ренія; напрасно ув?ряли его, что никто не сомн?вается въ благородств? его чувствъ, и ему н?тъ никакой нужды предпринимать какой бы то ни было подвигъ, въ доказательство его благодарности и чувства, потому что исторія его слишкомъ хорошо доказываетъ это; ничто не въ силахъ было поколебать Донъ-Кихота. С?въ верхомъ на Россинанта, онъ прикрылся щитомъ, вооружился копьемъ и пом?стился на середин? дороги, пролегавшей мимо зеленаго луга. Санчо посл?довалъ за нимъ на осл?, въ сопровожденіи всей пасторальной компаніи, желавшей узнать,
