переговаривающимися, нарядными, в белых туниках, с цветами в волосах. Тысяч тридцать собралось, не меньше. Огромное количество! Томас понял, что популярность Джастина сейчас велика как никогда. Победа в Южном лесу и вчерашнее происшествие в пустыне возвели его за ночь в ранг героя. Поклонники у него и раньше были, конечно, но сейчас его готова была носить на руках вся изменчивая толпа.
— Томас! Томас Хантер! — выкрикнул кто-то.
То был Питер Южный, один из старейшин Южного леса. Томас поклонился ему.
Весть разнеслась по долине мгновенно; к Томасу повернулись тысячи лиц, поднялся всеобщий крик: «Томас Хантер!»
Он улыбнулся и вскинул руку, приветствуя их, одновременно высматривая в толпе Сайфуса и остальных советников.
— Пройди вперед, Томас, — сказал Питер. — Быстрее, он скоро будет.
— Мне и отсюда все видно…
— Нет-нет, мы сохранили для тебя место. — Он взял Томаса за руку, потянул за собой. — Рашель, иди с нами.
Зазвучала хвалебная песнь, как велел обычай.
Все смотрели на него, все выкрикивали его имя. Ничего другого не оставалось, кроме как отправиться с Питером Южным вниз по склону. Толпа перед Томасом расступалась. Миг назад возбужденно пританцовывавшие, люди притихали, глядя на великого воина с благоговением.
Питер вывел их с Рашелью в первый ряд.
— Благодарю, — улыбнулся Томас.
Старейшина ушел.
Слева к Томасу пробились сын и дочь. Сэмюель и Мэри, сиявшие от гордости, но старавшиеся не выказывать ее слишком явно. Он подмигнул им и улыбнулся.
Песнь не смолкала.
Склоны долины являли собой естественные трибуны. Дно в семьдесят ярдов шириной служило дорогой для процессий, где в иное время никто не смел топтать траву. Так велел обычай. Тропа, по которой должен был проехать Джастин, рассекала долину надвое, и до нее от того места, где стоял Томас, было тридцать ярдов.
Он увидел неподалеку маленькую девочку, лет девяти, с белой лилией в волосах, молча таращившую на него круглые карие глаза. «Забыла, как и петь, оказавшись в двух шагах от ходячей легенды», — подумал Томас. Улыбнулся ей и поклонился.
Она ответила робкой улыбкой. Одного зуба у нее не хватало. Возможно, малышке не было еще и девяти.
— Прелестное дитя, — сказала, глядя на нее, Рашель.
Толпа по-прежнему распевала его имя.
Никакого сигнала никто не подал. Не сверкнула молния в небе, предупреждая. Но в течение двух секунд все переменилось. Прозвучало:
Глубокая, звенящая, она показалась Томасу громче рева, который ей предшествовал.
Он взглянул на противоположный склон и увидел, что все взоры обращены налево. Тоже повернулся туда, вгляделся. Там, где заканчивались деревья, и начинался травянистый склон, стояла белая лошадь. На ней сидел человек в белой тунике без рукавов.
Прибыл Джастин Южный.
Позади виднелись еще два всадника, в обычном боевом облачении. «Джастин и его свита», — подумал Томас.
Время, казалось, замерло. Долго, очень долго Джастин оставался неподвижным. На голове — венок из белых цветов. На руках — медные браслеты. К ноге пристегнут нож, за спиной, в красных ножнах — меч с черной рукоятью. В седле он держался с уверенностью бывалого воина, но походил больше на принца, чем на солдата.
Он кого-то поискал в толпе взглядом, на мгновение задержал его на Томасе и, наконец, сдвинулся с места. Все в той же тишине.
Конь под ним ударил в землю копытом. Ступил в долину.
И тут землю сотряс рев, вырвавшийся разом из глоток тридцати тысяч человек. В воздух взлетели сжатые кулаки. Громче, казалось, кричать было невозможно. Но едва Томас так решил, как рев еще усилился.
От деревни долину отделяли три мили, но можно было не сомневаться, что в тот миг в каждом доме сотряслись ставни. Скольким здесь, подумалось Томасу, хочется кричать лишь потому, что кричат остальные? Скольким все равно, кого славить, лишь бы славить? Наверняка большинству.
Он взглянул на сияющую Рашель, которая тоже кричала, захваченная моментом. И улыбнулся. Почему бы и нет? Каждый воин заслуживает почестей. В том числе и Джастин, хотя во многом другом он, несомненно, достоин порицания. Пусть Совет попотеет. Сегодня — день Джастина.
И Томас вскинул кулак, салютуя.
Медленно, нарочито размеренным шагом, Джастин въехал в долину. Смотрел он прямо перед собой, никак не выражая толпе свою признательность. Сопровождающие его ехали позади шагах в тридцати.
Бессловесный рев перешел в хвалебную песнь. Из уст каждого мужчины, каждой женщины, каждого ребенка в долине (а может, и за ее пределами) вырывалось теперь одно имя —
Подобных почестей, воздаваемых человеку, Томас еще не видел. И то, что Джастин принимал хвалу даже без улыбки, словно оправдывало столь пламенное ему поклонение. Как будто он знал, что заслужил его с лихвой, и воспринимал как должное.
Воздух вибрировал от криков. Трепетали листья деревьев у ручья. Томас чувствовал, как звук этот пронизывает его насквозь и сотрясает сердце.
Тот добрался до середины долины и остановил коня. Встал на стременах во весь рост, поднял кверху кулаки, запрокинул голову и начал что-то кричать.
Сперва расслышать его было невозможно, но, как только люди заметили, что он делает, толпа стала затихать. И вскоре голос его пробился сквозь шум. Он выкрикивал в небо чье-то имя. Отчаянно, громко, исступленно…
Имя Элиона.
Томаса пробил озноб. Джастин провозглашал власть Создателя. И делал это, прекрасно зная, что ему брошен вызов. Совет просто взбесится. Если Джастин виновен, он и впрямь хитер, манипулятор чертов.
Имя своего Творца он выкрикивал с закрытыми глазами, с лицом искаженным, как у человека, разрывающегося между благодарностью и страхом. Толпа растерянно примолкла.
В последний, долгий, насколько хватило дыхания, крик Джастин вложил, казалось, все силы:
— Элллииииоооон! — Затем опустился в седло и медленно повернулся к Томасу: — Приветствую тебя, Томас Хантер, — произнес он.
Томас только склонил голову. Искренне, с чистым сердцем, приветствовать его в ответ, зная о предстоящем поединке, он не мог.
Джастин склонил голову в ответ. Развернул коня, окинул взглядом людей, толпившихся на дальнем склоне, затем оглядел склон, где находился Томас. Жеребец под ним нервно переступал с ноги на ногу. Казалось, Джастин кого-то ищет.
