квадратные метры забора тети Полли под побелку двойным слоем извести. Семагину, разумеется, не нравилось, что «его девушка» горазда и вашим и нашим, но он ничего не мог с ней поделать. Лиля полюбила секс всем своим существом. Больше ничего хорошего в ее детдомовской жизни не было. Когда ее несправедливо обижали, что случалось каждый день и не по одному разу, когда приходилось жевать на завтрак плохо проваренную перловку, а на обед – жесткую, жилистую курицу пенсионного возраста, Лиля всегда знала: настанет вечер, и на грязном покрывале в бурлящем и воющем подвале не слишком умелые мальчишеские руки и губы сумеют подарить ей неземное наслаждение. Она улетит под облака и несколько минут будет чувствовать себя самой счастливой на свете даже без хрустальных туфелек, нарядных платьев и карет.
Конечно же, Лиля знала, что после получения плотских удовольствий у девушек могут образоваться дети. Детдомовкам ли этого не знать! Но она почему-то была уверена, что именно ее персону материнство как-нибудь обойдет стороной. Не обошло. Однажды по ряду определенных признаков она поняла, что беременна, и сильно испугалась. Кто приходится отцом образовавшемуся в ее утробе ребенку, сказать было невозможно.
Само собой разумеется, что родить Лиле не позволили. Да она и сама не хотела иметь ребенка, поскольку еще не ощущала себя взрослой, а маленьких детей вообще ненавидела. Было ей тогда всего четырнадцать с половиной лет.
Аборт Лиле делали в тех же условиях, что и во всех абортариях Советского Союза, где царствовал поточный метод: одна женщина вываливается из операционной с вылезшими на лоб глазами, покачиваясь от слабости и боли, а вторая, дрожа и чуть ли не икая от страха, заходит туда на слабеющих ватных ногах. Наркоз не был предусмотрен в принципе, обращение было беспардонно-хамским. Лиля думала, что умрет прямо на залитом кровью гинекологическом кресле, но выжила. Ее долго не выписывали, поскольку у нее поднялась температура и держалась около недели. Ее повторно чистили, все так же без наркоза. Лиля уже начала надеяться умереть на пике боли, но опять выжила, получив пожизненный приговор: «Бесплодие». Диагноз ее обрадовал. Он означал, что ей больше никогда не придется корчиться в нечеловеческих муках перед хирургом в мясницком фартуке и с садистскими наклонностями, не нужно будет расплачиваться адской болью за минуты наслаждения. Она отмучилась на всю оставшуюся жизнь.
Вернувшись в детдом, из которого уже вылетели в новую жизнь Колян Семагин с одноклассниками, Лиля заметила нового молодого и очень симпатичного физрука. Однажды вечером, когда Константин Александрович, готовясь к новому учебному году, задержался в своем зале за покраской решеток на окнах, Лиля, проскользнув в приоткрытую дверь, вызвалась ему помочь. Физрук не отказался, поскольку огромных окон в физкультурном зале было много и, соответственно, работы – непочатый край. Каково же было изумление молодого педагога, когда он заметил, что Лиля, стоявшая на верхней ступеньке стремянки, под детдомовским халатиком не носила белья, как некоторые голливудские звезды. О подвигах Лильки-лягушки он уже был наслышан, а потому посчитал, что вполне может приложиться к неиссякаемому фонтану. За детдомовку никто бить морду не станет и в милицию не накатит.
Лилю с педагогом за использованием физкультурных матов не по назначению однажды накрыл директор детдома Николай Савельевич, неожиданно нагрянувший с проверкой вместе с комиссией из отдела образования. Той самой, которой Лиля пугала беднягу Семагина. Несмотря на то что директор и сам был хорошим ходоком по воспитанницам, физрука ему пришлось срочно и с треском уволить. Лиля какое-то время просидела на голодном сексуальном пайке, а потом, довольно прилично сдав выпускные экзамены, поступила в библиотечный техникум. Это было очень неосмотрительно с ее стороны, потому что парни на библиотекарей не учились. Конечно, ухажеры нашлись очень быстро – из соседнего профтехучилища, но Лиля хотела выйти замуж, а для столь серьезного дела будущие слесари, фрезеровщики и токари- карусельщики никак не годились. Во-первых, у них постоянно была черная грязь под ногтями, во-вторых, они жутко матерились и глушили бутылками отвратительный портвейн, а в-третьих, проживали, как и она, в общежитиях или в лучшем случае многонаселенных коммуналках. Лиле, которая все детство промыкалась в казенных палатах на восемь человек, нужны были собственная квартира и чистенький муж вроде несправедливо уволенного физрука Константина Александровича.
Лиле было двадцать лет, когда она наконец встретила такого молодого человека, о котором мечтала. Он пришел на абонемент их библиотеки за справочником по электротехнике. Несмотря на то что библиотека почти не имела специальной литературы, Лиля пообещала ему помочь. Она предложила симпатичному и чистенькому молодому человеку (без чернозема под ногтями) зайти к ним через два дня и принялась звонить знакомой девчонке, работавшей в технической библиотеке Кировского завода. Именно там отыскался нужный читателю справочник. Лиля сама съездила на Кировский завод и даже взяла там книгу на свое имя под залог. Ласково глядя на явившегося на следующий день молодого человека своими светло-голубыми глазами, она в красках рассказала, с каким трудом ей удалось достать нужную ему книгу.
– Вы о каждом читателе так заботитесь? – изумился парень в красивом бежевом джемпере, из-под которого торчал чистейший воротничок голубой рубашки.
– Нет, только о вас, – сказала сущую правду Лиля.
– Да?! – только и сумел вымолвить он.
– Да, вы мне очень понравились, – честно объявила ему она.
Молодой человек внимательно оглядел девушку, тут же нашел, что она вполне ничего себе внешне, хотя и очень смешно произносит звук «р». Он подумал с минуту и пригласил ее вечером на свидание, очевидно, чтобы хоть как-то отблагодарить за редкий справочник. Дальше для Лили все было, что называется, делом техники. А уж техникой соблазнения мужских индивидуумов она еще в детдоме овладела в совершенстве. От первого же ее глубокого и страстного поцелуя парень мгновенно потерял всякое соображение. Ему, конечно же, захотелось получить от нее все и сразу. Тогда Лиля начала кочевряжиться на предмет того, что она-де не может где попало, потому что очень чистоплотная и брезгливая... От того, куда пригласит ее после эдакого заявления парень, зависел характер их дальнейших взаимоотношений. Парень пригласил туда, куда надо, а именно: в двухкомнатную квартиру, владельцем которой являлся единолично. На две комнаты, да еще при отсутствии родителей, Лиля даже и не рассчитывала, а потому расстаралась для молодого человека так, что он после первой же ночи сделал ей предложение.
– А почему ты живешь в такой шикарной квартире один? – забросила удочку Лиля. Мало ли, какие еще претенденты на жилплощадь имеются. Может, они все сейчас в отпуске, а потом как понаедут...
– Родители оставили, а сами уехали в Чудово, это под Питером. После смерти бабушки там остался хороший зимний дом, а мама всегда мечтала о собственном саде и цветнике, – ответил молодой человек, которого очень красиво звали Рафаэлем.
Наличие зимнего дома в деревне, который всегда можно использовать как летнюю дачу, а также шикарная фамилия Рафаэля – Данишевский – окончательно решили все дело. Из бездомной Лильки-лягушки превратиться в Лилиану Данишевскую, мужнюю жену, владелицу двухкомнатной квартиры в Питере и дачи в Чудове, – это ли не предел мечтаний детдомовской девчонки!
Родителям Рафаэля Лиля умудрилась понравиться сразу и безоговорочно. Мать жениха сама отвела девушку в специальное ателье для новобрачных, где ей сшили потрясающее атласное платье до пола и изготовили фату в виде настоящей короны со шлейфом. Регистрация происходила в настоящем дворце с белыми колоннами, украшенными лепниной, и с широкими лестницами, устеленными коврами. Свадьба была многолюдной и шикарной. Молодой жених не мог наглядеться на невесту в белоснежном наряде. В общем, все, о чем Лиле мечталось в убогой детдомовской спальне, свершилось. «Картавой роже», «Лильке-лягушке» выдали и белоколонный дворец, и бальное платье, и принца по имени Рафаэль. Золушка отдыхает! Правда, вместо хрустальных туфелек на Лиле были модельные босоножки на высоких каблучках, но это ее ничуть не смущало. Походи-ка в хрустале, который не гнется! А еще не было кареты – ко Дворцу бракосочетаний их подвозила легковая машина, что гораздо лучше. Карета что? Раз – и обратно тыква! А автомобиль – он навсегда. Его можно даже вызвать когда надо к самому дому. И довезет куда скажешь.
Водворившись наконец в отдельную квартиру, Лиля начала ее благоустраивать настолько, насколько позволяли сначала средства родителей молодого мужа, а потом – его очень приличная зарплата. Нажившись в суровых каменных палатах, крашенных до половины стены темно-зеленой масляной краской, Лиля тяготела к кружевным занавескам, вазочкам, подушечкам и всяческим другим миленьким штучкам, которые, как ей казалось, делали дом уютным. Далеко не все в ее начинаниях нравилось Рафаэлю, но она всегда умела уломать его, вовремя подластившись к нему, распахнув халатик на уже вполне созревшей бело-розовой груди и потешно произнося его имя, начинающееся с буквы, воспроизведение которой ей никак не давалось.
Когда муж приступил к Лиле с разговорами о том, что неплохо бы завести ребенка, она предложила ему пожить некоторое время (весьма неопределенное) для себя. Супруг начал убеждать ее, что ребенок, мол, тоже будет для них, и тогда Лиля устроила ему такой головокружительный праздник плоти, что Рафаэль согласился: при наличии ребенка подобная чувственная феерия невозможна. Он согласился пожить, как выразилась жена, какое-то время для себя, не зная того,
