ему предоставила политическое убежище.
– Ну-ну... знаем мы эти политические убежища... сами их, бывало, предлагали... – презрительно хмыкнув, вытолкнула из себя Наташка и обиженно отвернулась к витрине овощного отдела.
Лера решила больше ни в чем ее не разуверять. В конце концов, они с Наташкой непременно помирятся, а обсуждать с ней Рафаэля она не станет. Он действительно ее большой друг, но другим людям, не посвященным в их проблемы, их взаимоотношения, возможно, понять трудно.
Однажды утром, когда они с Рафаэлем собирались на работу, у Леры вдруг потемнело в глазах. Бутерброд выпал из ее рук, из поля зрения сначала уплыл сам Рафаэль, а потом вся кухня размазалась в серую липкую массу. Очнулась она под капельницей на продавленной больничной койке в палате, окрашенной безликой голубенькой краской.
После всестороннего обследования медики выдали Леру Рафаэлю, объявив ему:
– Ничего страшного! Просто ваша жена беременна. Похоже, третий месяц пошел, но в женской консультации скажут точнее.
Лера с Рафаэлем не сказали друг другу ни слова, пока ехали домой. Когда уже сели рядом на диван, он сказал:
– Надо, наверное, сообщить Андрею.
– Перебьется, – буркнула Лера.
– А вдруг он обрадуется?
– Плевать! Я не собираюсь рожать!
– Почему? – очень удивился Рафаэль. – Ты ведь уже не девочка. Вдруг другого шанса не будет?
– Тебе-то какое дело? – зло выдохнула Лера.
– Ну... ты мне не чужая вроде. А Андрей... Он, может, только этого и ждет. Я не уверен, что моя Лиля согласится родить ему ребенка. Похоже, дети ей не нужны в принципе, как ни прискорбно такое констатировать.
– Все равно сделаю аборт, – упрямо гнула свою линию Лера.
– Да скажи же ты мне, зачем?! – рассердился Рафаэль. – В конце концов, ребенок не виноват, что ты с его папашей... разошлась...
– Помолчи лучше! – крикнула Лера и разрыдалась.
– А вот плакать не надо, – забегал он вокруг нее. – Говорят, ребенку очень вредно, когда его мать...
– Я не мать!
– Ну будешь ею.
– Рафаэ-э-ль... ну что ты несе-о-ошь... – рыдала она. – Я не собираюсь плодить безотцо-о- овщину...
– Ну это-то как раз можно уладить.
– Что значит «уладить?» – У Леры, с удивлением уставившейся на Рафаэля, моментально высохли слезы.
– Я тут подумал... Если хочешь, я могу развестись с Лилей. Она наверняка обрадуется такому предложению с моей стороны.
– Зачем?
– Ну-у-у... Мы можем с тобой... расписаться... Разумеется, фиктивно! – поспешил заверить ее он. – Только фиктивно! Чтобы у ребенка... как бы... был отец... А если ты в кого-нибудь влюбишься, так мы сразу разведемся, и все дела. Я не буду чинить тебе никаких препятствий, вот увидишь!
– Ты что, сумасшедший, да? – тихо спросила Лера.
– Нет, но...
– Ты же твердил, что любишь свою Лилечку до умопомрачения!
– А я и не отказываюсь, но ведь... В общем, ты и сама все знаешь про Лилю, чего лишний раз говорить. Давай распишемся, и ты спокойно родишь.
– Рафаэль, ты решил разводить руками мои беды?
– А что? То, что смогу, разведу... Постараюсь, во всяком случае...
– Да ну тебя... – отмахнулась от него Лера. – Дурь какая-то тебе в голову лезет. Сделаю аборт – и все дела! В конце концов, не я первая, не я последняя...
– Неужели ты даже не подозревала, что беременна? – удивилась Наташка.
– Представь себе! Были, конечно, кое-какие физиологические сбои, но они у меня и раньше случались, – грустно отозвалась Лера.
– Андрюхе-то скажешь?
– Не-а.
– Почему? Некоторым мужикам дети очень даже нужны, – наставительно сказала подруга. – Вдруг он как раз из таких?
– Не хочу его ничем к себе привязывать. Даже если он вдруг чрезвычайно обрадуется ребенку, меня-то все равно больше не любит!
– Не скажи, тут все взаимосвязано. А если еще новая его дама бесплодна...
– Ага! Прямо так и бесплодна, мне на радость! – усмехнулась Лера.
– Скажи-ка мне, Лерка, лучше правду: может, ты Андрюху-то уже того, разлюбила? – не отставала Наташка.
– Разлюбила? – задумалась Лера. – Не знаю. Нет, пожалуй. Я когда о нем думаю, мне всегда плакать хочется... и еще... умереть... чтобы больше не мучиться...
– А с другим мужичком ты живешь, чтобы...
– Да не живу я с ним! В смысле... живу... но совершенно в другом смысле...
– Ясно, – отмахнулась от нее Наташка. – А как тот, который «в другом смысле», относится к твоей беременности? Или он о ней не знает?
– Он, Наташка, расписаться предлагает.
– Расписаться? – совсем растерялась подруга. – Так ребенок-то чей? Что-то я никак не пойму...
– Дура ты, вот и не понимаешь! – окончательно рассердилась Лера. – Я тебе сто раз сказала: ребенок Андрея!
– А этот, значит, думает, что он от него? – не унималась Наташка.
– «Этот» точно знает, чей у меня ребенок.
– И все равно предлагает расписаться?
– Предлагает.
– Значит, Лерка, это любовь. Я на твоем месте побежала бы в загс резвой лошадью. Тем более что до него, право слово, ненормального какого-то мужика, тебе никто еще руку и сердце не предлагал. Если, конечно, не считать несмышленыша Максимова. Уж тут-то ты не станешь отрицать?
– Не стану. Не предлагали.
– Чего ж тогда кочевряжишься?
– Говорю же, Наташка: ты ничего не понимаешь. Не любит он меня! Мы просто друзья! Ясно тебе?
– Ага. И он из дружеских чувств собрался надеть на себя брачное ярмо да еще и с чужим ребенком в придачу. Никогда в такое не поверю!
– Честно говоря, я и сама еще не во всем разобралась.
– Так ты уж сначала разберись, милая моя, а потом на аборт настраивайся! А то как бы в очередной раз без мужика не остаться: и без Андрея, и без этого... просто друга. О ребенке я уж и не говорю...
Лере не спалось уже вторую ночь подряд. Время поджимало, и надо было на что-то решаться. Если внять доводам Рафаэля и оставить ребенка, то, родившись, он станет постоянным напоминанием о ее несбывшейся любви. А если еще будет похож на Андрея, тогда вообще край... Если сделать аборт, то можно остаться навсегда бесплодной, хотя... Та же Наташка несколько раз делала аборты, но потом запросто родила Алешку, а после еще и Людмилку. Но у Леры каждый раз все получается как-нибудь нехорошо, с каким-нибудь вывертом. Ее организм всегда очень неохотно расстается с собственными составляющими, даже с подпорченными зубами. Обязательно какое-нибудь осложнение случается. И там всего-навсего ма-а-аленький зуб, а тут – целый ребенок! Никакого сравнения с зубом! Но зато аборт раз – и все. А беременность растянется больше чем на полгода. А ее так тошнит... Каждый день...
Вот только расписываться с Рафаэлем она не станет. Вот ведь бред! И как ему такое пришло в голову? Конечно, они с ним очень подружились... Нет, даже не так, сильнее, чем подружились: они почти как брат и сестра стали. Рафаэль – будто бы старший брат, а она – его младшая сестра, которую он оберегает и любит. Да! Он ее любит, но именно как сестру! А с сестрами не расписываются! Интересно, а как она, Лера, будет себя чувствовать, когда Рафаэль, например, влюбится и уйдет? Не будет же он постоянно жить у нее под боком. Она к нему так привыкла, что совершенно не против, чтобы он жил постоянно, но... он же мужчина... в конце концов, ему понадобится женщина... И что тогда? Ей, Лере, без него будет невыносимо одиноко. Тогда все-таки надо оставить ребенка, чтобы не сойти с ума. С другой стороны, кому она будет нужна с ребенком? Но разве ей кто-то нужен? Нет! Похоже, она не сумеет еще раз кого-нибудь полюбить. Хватит, навлюблялась уже под завязку! А Андрей... он... Когда она первый раз увидела его на салюте, то ее будто кто-то подтолкнул к нему. Посмотрев в его глаза, она уже не могла от них оторваться. И он не мог оторвать свой взгляд от нее... Тогда не мог... В тот майский день она была с большой компанией, но даже не обернулась в сторону приятелей, когда Андрей позвал ее за собой. Лера отдалась ему в тот же вечер, потому что была уверена: наконец-то ей встретился самый главный в жизни человек. Ее постигали неудачи с другими именно потому, что впереди была встреча с Андреем. И что теперь? Где он, самый главный человек ее жизни? С кем? С женой Рафаэля. Если кому рассказать, как их парами распорядилась судьба, никто не поверит...
Утром Лера твердо решила сделать аборт, чтобы навсегда вычеркнуть Шаповалова из жизни. После работы она сходила в женскую консультацию и взяла направление на анализы. Можно было, конечно, обойтись и без анализов, но ей все-таки хотелось удостовериться, что противопоказаний нет. Когда она вернулась домой, на кухонном столе стояла ярко- малиновая пластмассовая машинка, за рулем которой сидел лопоухий желтый заяц с улыбкой во всю хитрую мордочку.
– Что это? – спросила Лера, испугавшись желтого зайца до звона в голове.
– Это заяц! На машине! – обрадованно сообщил Рафаэль, который сразу бросился разогревать ей ужин.
– Заяц... Зачем?
– Да, понимаешь, не смог устоять... Такая прикольная мордуленция! Я минут десять хохотал, на него глядючи, а потом не выдержал и купил. Пацану понравится!
– К-какому еще п- пацану... – без всякого вопроса в голосе и в полном изнеможении произнесла Лера.
– Ну, девчонке тоже понравится. Я уверен. Они любят всяких зверюшек...
– Д-девчонке...
Лера так побледнела, что Рафаэль бросил колдовать над сковородкой, подбежал к ней, схватил за плечи, заговорил горячо:
– Лерка! Ну роди, пожалуйста! Ты же себе не простишь потом! Разве можно вот так... взять... и убить человека... Это же убийство, Лера!
– Никакое не убийство! – истерично выкрикнула она и попыталась вырваться из его рук, но ей не удалось. Рафаэль крепко держал ее и смотрел прямо в глаза. Она не смогла выдержать его взгляд, отвела глаза в сторону и уже более спокойно сказала: – Нет
