– Себя! – негромко и сдержанно ответил Михрнерсэ. – Да бы не коснулась опасность ни Персии, ни тем паче моего повелителя! В чем дело, повелитель? В конце концов надо было подождать, пока греки откажут армянам в помощи, или же нет? Надо было подождать, пока Васак накопит силы, захватит власть, спасет наших вельмож, займет крепости, объединит вокруг себя нахараров, прижмет армянский народ, введет жрецов в армянские семьи, или же не надо было? Э-э, повелитель, трудности все преодолены, остались пустяки… Пусть же теперь явится князь Пероз и все закончит со славой для себя. А меня пошли на плаху, чтоб тебе могли принести мою голову.
Азкерт злобно скосил на него глаза:
– Что-о, разжалобить меня хочешь? Запугиваешь? И без тебя Персия обойдется, не беспокойся!
– Только это и хотелось бы мне знать, пока еще держится у меня голова на плечах. А государей не пугают. Государей боятся. Это я понимаю.
– И ты меня испугаешься, навоз! – в бешенстве крикнул Азкерт и обратился к дворецкому:- Главного палача, быстрей!.. Вбежал главный палач.
– Уведи его. Пришлешь голову! – приказал Азкерт. Палач с пугающей вежливостью ждал, чтоб Михрнерсэ сам направился к выходу.
– Выволоки его! – приказал Азкерт.
Палач взял Михрнерсэ за локоть. Но у дверей он с глубоким поклоном спросил:
– Куда велишь проводить тебя, государь азарапет: к тебе во дворец или на заседание?
– В темницу! – гневно приказал Михрнерсэ.
Они еще не вышли из дворца, как запыхавшийся дворецкий сообщил, что Азкерт требует их обратно.
Михнерсэ вернулся, почерневший от уязвленной гордости.
Азкерт взглянул на нею со злобой укрощенного зверя и властно приказал:
– Вызовешь Нюсалавурта. Пусть соберет большую армию. Покончить со страной Армянской!
– Повеление твое к исполнению принимаю! – негромко ответил Михрнерсэ, выжидая дальнейших распоряжений.
– Покончить со страной Армянской!.. Больше ничего.
Молча склонившись перед Азкертом, Михрнерсэ удалился.
Вскоре по всей области Апар громом прокатилась весть о приказе Азкерта. В лагере закипело сильнейшее оживление.
В ту же ночь во дворце состоялся военный совет, на котором присутствовали Нюсалавурт и его помощник Догвэч, начальник «полка бессмертных». Совет заседал очень долго. Самым трудным был вопрос о сроках выступления войск в Армению: стояла уже глубокая осень, и пока армия была бы подготовлена к походу, пока она дошла бы до места назначения, – ее встретила бы жесточайшая армянская зима.
– Время не терпит, государь азарапет. – сказал Догвэч. – Нужно поспешить нанести удар до наступления зимы!
– Мы сможем и зимой нанести удар! – возразил Михрнерсэ.
– Я не поведу зимой моих слонов, чтоб они перемерзли в проклятых ледниках Армении! – заявил Догвэч.
– Весной будет еще труднее! – возразил Михрнерсэ, которого пугала не столько армянская зима, сколько оттяжки, дворцовые козни и интриги, неустойчивое положение дел в Армении и всевозможные осложнения. – Нужно нанести удар именно зимой – и положить всему конец!
– Торопиться мы не можем, но и опаздывать нам нельзя! – заговорил Нюсалавурт. – Попробуем поспешить, нанести удар до зимы.
– Срочно и безотлагательно собирайте армию! – приказал Михрнерсэ. – Нужно.нанести удар! И конец! Нюсалавурт и Догвэч встали.
– Нанесем удар! – пробормотал Нюсалавурт.
Сквозь просветы в осенних тучах солнце освещало почерневшее лагерное поле и вооруженные части персидской армии. Нюсалавурт и Догвэч верхом на скакунах принимали смотр, проверяя проходившие перед ними полки, которые затем выстраивались в дальнем конце поля.
Огромная толпа жителей Нюшапуха собралась неподалеку, с интересом наблюдая за передвижением войск. Придворные расположились на коврах вокруг Михрнерсэ. Шепотом передавался слух, что князь Пероз потерпел поражение в затеянном им дворцовом перевороте. Следя змеиным взглядом за победившим противником, Пероз мысленно посылал ему проклятия.
В числе придворных был и Вахтанг, который не мог равнодушно глядеть на проходящие войска – свидетельство военной мощи Персии. Развевались по ветру конские гривы. Стремительным весенним потоком промчался конный полк Мелькали смуглые загорелые лица молодых наездников, бряцало оружие, фыркали и ржали скакуны. Гордая сила Персии!.. Увлажнились глаза Вахтанга, в груди у него теснило. Он почувствовал боевое воодушевление и странное, непреодолимое желание истребить армян, желание, внезапно вынырнувшее из тайников души и безраздельно им овладевшее. И Вахтаиг решил вступить в ряды войска, которое должно было идти против Армении.
Вернувшись к обеду домой, Вахтанг распорядился приготовить ему оружие и скакунов. Домашние начали плакать. Теща в тревоге подошла к нему и, набравшись смелости, спросила:
– Разве нельзя тебе не идти, сын мой?
– Не идти? – косо глянул на нее Вахтанг. – Поздно я сообразил, поздно иду! Давно следовало мне вступить в ряды войска. – И вдруг он с яростью топнул ногой: – Как, чтоб этот раб осмеливался поднять меч на своего господина – на Персию, на меня?! Я не убил вашего Арсена тогда. Да здесь это и не имело бы смысла! Но там я его душу убью! Вот это имеет смысл! Пусть узнает, чьим рабом он является и почему… Где Хориша?
Вызвали Хоришу.
– Отправляюсь на войну, чтоб вонзить твоему возлюбленному меч в сердце… Выкинь его из памяти, Хориша. Арсен был сном, ты проснулась – и нет его. Слышишь?!
Он поцеловал Хоришу. Хориша также поцеловала его, что-то шепча.
– Что ты говоришь? – спросил Вахтанг.
– Вонзи твой меч в мое сердце! – заплакала Хориша, падая к его ногам.
Вахтанг был тронут, слезы навернулись на его глаза.
– Проклятая любовь, которую ничем нельзя победить! -пробормотал он, отталкивая Хоришу. Он обнял и поцеловал Фраваши, сестру Хориши. – Ормиздухт, даже Диштрию и, вскочив на коня, выехал из своего дворца.
Все вернулись во внутренние покои. Одна Хориша направилась в западную часть сада Она поднялась на небольшую башенку, присела на скамью.
Перед нею широко раскинулась осенняя равнина во всей своей унылой наготе. День клонился к вечеру. Заходящее солнце окрасило в оранжевый цвет дворец, глиняную садовую ограду, деревья, воду в ручейке Оранжевым огнем горел на юге и весь город Нюшапух.
Хориша устремила взор в пылающий горизонт, облачный полог которого был местами разорван, словно для того, чтобы открыть уходившие вдаль просторы. Далеко-далеко плыла золотая лодочка, пльпа асе дальше и дальше, туда, куда уехал он, если только не погиб он от меча, не пал жертвой диких зверей или ветров пустыни…
Все, все ушло из жизни Хориши так же, как уходит сейчас солнце, постепенно тускнея и угасая Зсе было опустошено, все померкло…
Необозрима была раскинувшаяся на все четыре стороны равнина в стране гуннов. Изумруд отсыревшей по-осеннему земли сильно потускнел. Лужи застывшим бессмысленным взглядом смотрели в побледневшее небо. Вода пряталась во впадинах и в корнях растений, кое-где поблескивая, как обнаженное лезвие кинжала. Вдали, скрашивая безотрадность пустыни, вился дымок над юртами, чернели табуны лошадей и бродили верблюды.
По едва заметной бесконечной дороге ехал Вардан со своей свитой и гуннами-проводниками во главе с гунном Самдаджем-баном, взятым на Чорской заставе. В числе спутников Вардана бил и Мел кон, который, выехав ему навстречу, сообщил последние сведения о положении дел в стране гуннов и в резиденции их царя – Итиле.
