Наконец, не знаю уж, на какой день, меня отвели на допрос в кабинет с матовыми стеклами. Сначала этак вежливо выяснили анкетные данные. Потом приказали раздеться догола, связали за пальцы рук тонким шнурком и подтянули к потолку, чтобы стоял на цыпочках. Примерно через час стали задавать вопросы: кто мои товарищи, где списки других экстремистов, через кого поддерживается связь за границей? Особенно упирали на друзей и знакомых.
Тыльной стороной ладони Эдуардо вытер выступившие на лбу крупные капли пота. Губы у него предательски подергивались.
— Ладно, успокойся, потом поговорим, — попытался остановить друга Педро, видя его состояние.
Но тот повелительно поднял руку, прося не мешать.
— Ты же знаешь, Педро, ни на один из этих вопросов мне нечего было ответить. Но назови я любое имя — и человека ожидало бы то же самое. Поэтому я решил молчать. Тогда меня сняли с «удочки» и привязали к металлической кровати. Включили ток и принялись тыкать проводом в лицо, в виски, в пах. Я перестал что-либо соображать. Кажется, жутко кричал. Боль адская. Потом опять вопросы, «удочка», кровать, вопросы. Обратно в камеру меня приволокли чуть живого. И, сволочи, никому не позволяли даже подойти, чтобы как-то помочь. — Голос Эдуарде дрогнул. Он провел ладонью по лицу. — И так целую неделю. Иногда по два раза в день. В конце концов, вонючий матрац стал казаться мне райской обителью. Не знаю, как и выдержал. Я часто вспоминал тебя, Педро, и больше всего боялся, как бы в полубессознательном состоянии не вырвалось твое имя…
Наверняка кто-то не выдерживал и начинал говорить. Многие сходили с ума. Пытки прекращались только тогда, когда палачи получали необходимые сведения или же убеждались, что продолжать бесполезно. После этого следовало «перемещение». На их языке это означало ликвидировать. Убивали и тех, кто молчал, и тех, кто говорил. Чтобы не оставалось свидетелей…
— Как же тогда тебе удалось выбраться? — перебил Педро, не в силах больше выслушивать ужасные подробности.
— Чудом. В охране был один унтер-офицер, который скрупулезно выполнял все приказания, но никогда не выходил за установленные рамки. Обо мне почему-то забыли. Видимо, я попал в списки «перемещенных», когда еще ликвидировали сразу по нескольку десятков человек. И вот однажды, когда подошла очередь этого унтера «перемещать», он вызвал трех человек, потом тронул меня за локоть: «Пошли, парень». Когда мы вылезли из машины и в темноте двинулись через какой-то лес, он просто взял да толкнул меня в сторону. Я упал и остался лежать. Где-то рядом раздались выстрелы. Тогда я вскочил и побежал. Два дня скрывался в лесу. Не хотелось ни есть, ни пить, только лежать, закрыв глаза и ни о чем не думая…
Потом беглец начал понемногу приходить в себя. О том, чтобы пробираться в лохмотьях в Буэнос- Айрес, не могло быть и речи. Недалеко от леса находился какой-то поселок. Поздно вечером он прокрался туда и постучал в один из крайних домов. К счастью, там жили порядочные люди: накормили, дали одежду, немного денег, и вот он здесь.
Эдуардо замолчал. Чувствовалось, как ему трудно вспоминать пережитое. Настала очередь Педро. Его рассказ Эдуардо слушал довольно рассеянно и, только когда речь зашла о капитане, заметно оживился.
— Капитан? — переспросил он. — Во время ареста я не обратил на него внимания. Подожди, как же его фамилия? Кажется, Сангинетти. Он же появлялся там, руководил пытками. Обычно они обращаются друг к другу по кличкам, но как-то два охранника разговаривали между собой и упомянули о капитане. Я расслышал эту фамилию…
Довести разоблачение капитана до конца стало для трех друзей делом чести. Однако Эдуардо долго еще не мог оправиться от пережитых потрясений: боялся выходить на улицу, вздрагивал от каждого стука, по ночам стонал во сне. А пока он медленно приходил в себя, Педро и Эдит старались не упускать капитана из виду. Шаг за шагом они выяснили, что тот зачастил в генштаб, причем продолжает встречаться с неизвестным седым человеком в кафе «Атлантида», и даже чаще, чем раньше.
…Педро отложил книгу и подошел к окну. Деревья в сквере напротив уже начали желтеть. Да, осень, вторая осень после начала всей этой истории…
За спиной надрывно затрещал телефон. Звонила Эдит.
— Слушай внимательно, Педро! — Голос Эдит дрожал от волнения. — Он работает в фирме «Инмуэблекс». А самое главное — после встречи с капитаном он заезжал в американское посольство, оно недалеко от его конторы, и пробыл там часа три. Обратно его отвезли на машине с дипломатическим номером.
Педро поблагодарил девушку и повесил трубку. Теперь настало время снова разыскивать Патрисио. Он отправился по знакомому адресу. Хозяйка дома внимательно выслушала юношу и пообещала как можно быстрее передать все кому следует. Результатов долго ждать не пришлось. Через несколько дней зарубежные газеты опубликовали сообщение, что капитан Сангинетти, ответственный за координацию системы подпольного террора, является агентом ЦРУ, а руководит им резидент Гарольд Тампли, прикрывающийся ширмой посреднической фирмы «Инмуэблекс».
Переполненный актовый зал университета, затаив дыхание, слушал Патрисио.
— …В американских фильмах ужасов не увидишь того, что творилось здесь по сценарию, написанному ЦРУ. Мы еще не располагаем полными данными, но уже сейчас можно сказать, что погибли тысячи людей, пройдя через чудовищпые пытки. Вдумайтесь в эти страшные цифры: почти девяносто процентов «исчезнувших» и до сих пор не обнаруженных — люди от пятнадцати до тридцати лет. Вот против кого велась эта необъявленная война. По приказу американцев местная реакция замахнулась не только на наше настоящее, но и на будущее аргентинского народа, поставив своей целью обезглавить демократическое движение на поколение вперед…
Патрисио сделал паузу и обвел взглядом, казалось, бесконечные ряды раскрасневшихся от гнева юных лиц.
— Но им не удалось ни сломить, ни запугать нашу молодежь. Те, до кого не дотянулась рука террора, рискуя жизнью, по крупицам собирали сведения, позволившие разоблачить, кому и зачем понадобилось превращать аргентинских военных в садистов и убийц. Многие из этих смельчаков, кому тогда было пятнадцать-шестнадцать, находятся здесь, в этом зале.
И Патрисио посмотрел туда, где стояли Педро, Эдуардо и Эдит.
— Но сейчас все это кончилось. Кто-то из непосредственных исполнителей уже понес наказание. Но кое-кому пока удается уйти от ответственности. Недосягаемыми остаются и истинные виновники преступлений, творившихся на нашей земле. Те, кто показал свое настоящее лицо, уже покидают нашу страну. Но сколько «рыцарей плаща и кинжала» еще осталось — не знает никто. Так же как никто не может гарантировать, что завтра люди из Лэнгли не появятся в какой-нибудь соседней стране и там не повторится трагедия Аргентины. Поэтому наша задача сейчас — не допустить, чтобы хоть одно преступление осталось нераскрытым, чтобы ни один из виновных не ушел от наказания!
ПО ПРИКАЗУ ПРЕЗИДЕНТА
ОСЕННИЙ СЕМЕСТР
К Вяленой Треске, как окрестил Роб Ивоппу Гриском, прокаленную тропическим солнцем сухопарую англичанку, возглавлявшую филиал искусствоведческого факультета Университета Вест-Индии в Сент-
