кресла были поставлены передъ экраномъ камина. Раздался стукъ въ дверь; мать поб?жала отворять, и д?ти запрыгали отъ радости, когда увид?ли, что отецъ ихъ вошелъ. Онъ былъ мокръ и казался утомленнымъ. Скинувъ шинель и сюртукъ, онъ умылся, над?лъ халатъ и с?лъ за столъ среди малютокъ, окружавшихъ его по об?имъ сторонамъ. Все, казалось, въ этой хижин? дышало счастіемъ и спокойствіемъ духа.
Но сцена незам?тно изм?нилась. Въ миньятюрной спальн?, на маленькой постели, лежалъ прекрасный мальчикъ, младшій изъ членовъ этого семейства, исхудалый и больной. Розы увяли на его щекахъ, и не было больше живительнаго св?та въ его отуманенныхъ глазкахъ. Первый разъ отъ роду закралось чувство умиленія и жалости въ сердце закорен?лаго могильщика, но прежде, ч?мъ усп?лъ онъ выразить его словами, мальчикъ умеръ. Младшіе братья и сестры столпились вокругъ его маленькой постели и схватили его крошечную руку, холодную и безкровную, но вм?сто того, чтобъ пожать ее, д?ти отпрянули отъ постели и начали смотр?ть съ благогов?ніемъ на младенческое лицо своего братца; онъ былъ спокоенъ и тихъ, и они увид?ли, что братъ ихъ умеръ. Теперь стало имъ изв?стно, что онъ — ангелъ небесный, водворившійся въ райскихъ селеніяхъ, откуда онъ благословляеть своихъ милыхъ родственниковъ, скитающихся по земл?.
Легкое облако снова проб?жало черезъ картину, и опять вся сцена изм?нилась. Мать и отецъ были теперь безпомощными стариками, и число д?тей ихъ уменьшилось больше, ч?мъ на половину; но довольство и спокойствіе отражалось на каждомъ лиц? и сіяло въ глазахъ каждаго, когда все семейство сгруппировывалось около камина и разсказывало стародавнія исторіи изъ прежнихъ счастливыхъ дней. Въ мир? и тишин? отецъ сошелъ въ могилу, и скоро посл?довала за нимъ в?рная его спутница, разд?лявшая съ нимъ труды, огорченія и заботы земной жизни. Оставшіеся члены семейства пали на кол?на передъ могилой своихъ родителей, и зеленый дернъ омочился ихъ горькими слезами; но не было зам?тно ни тревожныхъ жалобъ, ни отчаянія на ихъ грустныхъ лицахъ, такъ какъ они знали, что, рано или поздно, наступитъ для нихъ общее свиданіе по ту сторону гроба. Они встали, пошли домой, отерли свои слезы, и скоро житейскія д?ла возстановили опять спокойствіе ихъ духа. Густое облако заслонило всю картину, и могильщикъ не вид?лъ больше ничего.
— Ну, что ты объ этомъ думаешь? — сказалъ духъ, устремивъ свои широко-раскрытыя глаза на Габріэля Грубба.
— Ничего, сэръ, картина, на мой взглядъ, очень хороша, — пробормоталъ могильщикъ, — покорно васъ благодарю.
— А! Такъ теб? нравится эта картина, негодный нелюдимъ? — завопилъ Веельзевулъ тономъ величайшаго презр?нія, — нравится?
Онъ хот?лъ еще что-то прибавить, но негодованіе совс?мъ задушило его голосъ, и прежде, ч?мъ могильщикъ усп?лъ извиниться, Веельзевулъ протянулъ свою длинную ногу и далъ ему пинка въ самую маковку его головы. Всл?дъ зат?мъ миріады чертенятъ обступили могильщика, и каждый принялся колотить его безъ всякаго милосердія и пощады. Избитый и усталый, онъ повалился навзничь и скоро лишился чувствъ.
Поутру на другой день, неизв?стно какими судьбами, Габріэль Груббъ очутился опять на своемъ кладбищ?, гд? лежалъ во всю длину на одномъ изъ могильныхъ памятниковъ. Открывъ глаза, онъ увид?лъ подл? себя опорожненную бутылку, заступъ, фонарь и балахонъ: все это покрылось инеемъ и лежало въ безпорядк? поодаль отъ него. Камень, гд? сид?лъ Веельзевулъ, лежалъ на своемъ обычномъ м?ст?, и не было на немъ никакихъ сл?довъ присутствія сатанинской силы. Работа надъ могилой почти нисколько не подвинулась впередъ.
Сначала Габріэль Груббъ усомнился въ д?йствительности своихъ ночныхъ приключеній; но жестокая боль въ плечахъ и боку уб?дила его неоспоримымъ образомъ, что побои чертенятъ отнюдь не могли быть выдуманы его разстроеннымъ мозгомъ. Еще разъ сомн?ніе возникло въ его душ?, когда онъ не увид?лъ никакихъ сл?довъ на сн?гу, гд? чертенята играли въ чехарду; но это обстоятельство само собою объяснилось т?мъ, что чертенята, какъ существа невидимыя, могутъ и не оставить посл? себя вещественныхъ знаковъ. На этомъ основаніи Габріэль Груббъ поднялся кое-какъ на ноги, вычистилъ свой балахонъ, над?лъ шляпу и медленно потащился въ городъ.
Но теперь онъ уже былъ совс?мъ другой челов?къ; радикальная перем?на быстро совершилась въ его сердц? ум?. Онъ не хот?лъ возвращаться къ своему прежнему м?сту, гд?, в?роятно, всякій сталъ бы изд?ваться надъ нимъ. Подумавъ н?сколько минутъ, онъ пошелъ, куда глаза глядятъ, твердо р?шившись добывать свой хл?бъ какимъ-нибудь другимъ честнымъ трудомъ.
Фонарь, заступъ и плетеная бутылка остались на кладбищ?, гд? нашли ихъ въ тотъ же самый день; но куда д?вался могильщикъ, никто не могъ знать. Скоро пронеслась молва, что Габріэля занесли чертенята на тотъ св?тъ, и вс? этому в?рили, отъ первой старухи до посл?дняго ребенка.
Но молва приняла совс?мъ другой оборотъ, когда Габріэль Груббъ, л?тъ черезъ десять посл? этого событія, воротился опять на свою родину оборваннымъ и больнымъ старикомъ. Пов?сть о своихъ похожденіяхъ онъ разсказалъ прежде всего городскому мэру, и отъ него уже весь св?тъ узналъ, какъ могильщикъ пировалъ y Веельзевула въ его подземной пещер?.
Глава XXX. О томъ, какъ Пикквикисты познакомились и подружились съ двумя юношами ученыхъ профессій, какъ они увеселялись вм?ст? съ ними на конькахъ, и о томъ, какъ, наконецъ, разстались они со своими гостепріимными друзьями
— Ну, Самуэль, — сказалъ м-ръ Пикквиль, когда поутру на другой день посл? описанныхъ нами событій въ спальню его вошелъ м-ръ Самуэль Уэллеръ съ мыльницей и полотенцемъ въ рукахъ, — какова погодка?
— Морозитъ, сэръ.
— Очень?
— Вода въ рукомойник?, съ вашего позволенія, превратилась въ глыбу льда.
— Это нехорошо, Самуэль; погода, выходитъ, прескверная, — зам?тилъ м-ръ Пикквикъ.
— Напротивъ, сэръ, это очень хорошо, и погода выходитъ чудод?йственная для всякой твари, y которой есть шерстка на т?л?, какъ говорилъ одинъ б?лый медв?дь, собираясь танцовать на льду, — возразилъ м-ръ Уэллеръ.
— Я приду черезъ четверть часа, — сказалъ м-ръ Пикквикъ, развязывая снурки своей ермолки съ кисточками.
— Очень хорошо, сэръ, сюда прі?хали сегодня два костор?за.
— Два — чего? — воскликнулъ м-ръ Пикквикъ, усаживаясь на своей постели.
— Два костор?за, сэръ.
— Что это за костор?зы? — спросилъ м-ръ Пикквикъ, не понимая, о какихъ предметахъ, одушевленныхъ или неодушевленныхъ, — говоритъ его слуга.
— Какъ? Неужели, сэръ, вы не знаете, что такое костор?зы? — воскликнулъ м-ръ Уэллеръ. — Всему св?ту изв?стно, что костор?зами называютъ лекарей, которыхъ ремесло въ томъ состоитъ, чтобы р?зать кости разумныхъ животныхъ. Есть дураки, которые называютъ ихъ костоломами; но это не совс?мъ хорошо.
— A! такъ это хирурги? — сказалъ м-ръ Пикквикь, улыбаясь.
— Не совс?мъ такъ, эти, что внизу, еще не вполн? хирурги: они покам?стъ еще куроцапы.
— Это что еще?
— Какъ? Вы и этого не смыслите? Куроцапами, сэръ, называются молодые хирурги, которые еще не навострились р?зать разумныя кости.
— А, они студенты хирургіи, такъ, что ли? — сказалъ м-ръ Пикквикъ.
— Такъ, вы не ошиблись: сюда д?йствительно прі?хали сегодня два молодыхъ студента медицины, — подтвердилъ м-ръ Уэллеръ.
— Пріятная новость, очень пріятная, — сказалъ м-ръ Пикквикъ, энергически бросивъ ермолку на од?яло. — Это, безъ сомн?нія, прекрасные молодые люди съ умомъ, изощреннымъ наблюденіями, и
