Бестужев и добавил взволнованно: — А ведь это
— Что вы хотите этим сказать? — устремив задумчивый взгляд на Бестужева, спросил Батеньков.
Бестужев, несколько смешавшись, неопределенно объяснил:
— Я хотел сказать, что в простоте евангельской легенды все трогательно и выразительно… Впрочем, Рылеев объяснит, он давно желает поговорить с вами на серьезную тему. Мы хотим одного и того же…
По дороге с кладбища Батеньков спросил:
— Кондратий Федорович живет в доме Российско-Американской компании? На каком этаже?
— Внизу, до времени! — со значением ответил Бестужев.
(Этот диалог почти слово в слово повторяется в показаниях Батенькова и Штейнгеля Верховному уголовному суду, который особенно интересовался организацией похорон Чернова, как попыткой декабристов вести агитацию против правительства.)
Батеньков вскоре будет принадлежать к обществу. В ноябре, принятый Рылеевым, в него вступит и еще один «верный сын отечества» — Вильгельм Кюхельбекер.
Высокая поэзия подняла трогательную романтическую историю на уровень политического обобщения, революционной символики. Грандиозность случившегося настолько захлестнула самый повод дуэли, что даже имя обманутой девушки было забыто. Оно редко встречается в мемуарах и исследованиях. Ее называют Марией, Аграфеной и даже Акулиной. Друг Грибоедова драматург А. А. Жандр, участник знаменитых похорон, вспоминая былое, писал, будто «графиня Орлова не согласилась на брак сына еще и потому, что у Черновой имя было нехорошо — Нимфодора, Акулина или что-то вроде того».
А имя было как раз хорошо — ее звали Екатериной. Так она названа в письме А. Бестужева к сестрам. Он писал: «…если Оля помнит Катерину Чернову в пансионе, то скажите ей, что она выходит очень романтически замуж за флигель-адъютанта Новосильцова, у которого семь тысяч душ».
Да что девушка! Не сохранилось убедительного свидетельства о том, кто был автор строк, произнесенных над могилой: Рылеев или Кюхельбекер. Стихотворение «На смерть Чернова» впервые было опубликовано А. И. Герценом в «Полярной звезде» с подписью В. К. Кюхельбекера. Но в архиве Ф. Булгарина обнаружился листок с этими же стихами, писанный рукой Рылеева… И теперь одни ученые доказывают авторство первого, другие — столь же обстоятельно — второго.
А может быть, оно было совместным произведением обоих поэтов, созданным на подъеме духа, вдруг, среди разговора о дуэли и о только что погибшем члене тайного общества?
Впрочем, авторство, видно, мало волновало современников. Когда гремит набат, не думают о мастере, отлившем колокол.
Стихи восприняли как манифест, как программу прогрессивных людей России, поднявшихся против самовластия.
Похороны Чернова были
…На месте поединка в 1838 году по проекту архитектора И. Шарлеманя была возведена церковь святого Владимира — весь этот участок в Лесном за миллион рублей купила мать Новосильцова. В 1841 году рядом с церковью построили богадельню для увечных воинов. Церковь снесли в 1932 году, здания богадельни в перестроенном виде сохранились до наших дней. В парке сохранились и два круглых гранитных камня, установленных, по преданию, на том месте, где стояли противники. Расстояние между ними — шестнадцать шагов…
ДЕЛО КОЛЛЕЖСКОГО АСЕССОРА
Оставался час до полуночи. В большой зале Эрмитажа сидели двое: за письменным столом, спиной к огромному портрету императора, — генерал Левашов, напротив, лицом к портрету, — арестованный, проделавший долгий путь.
Генерал перелистывал бумаги, нарисованный царь пристально разглядывал человека в дорожном платье. Левашов поднял голову и тихо, неслужебно спросил:
— Ваше имя и звание?
Арестованный снял очки — император сразу отодвинулся, размазался по стене цветным пятном, — аккуратно протер стекла и ответил:
— Грибоедов, коллежский асессор, служащий секретарем по дипломатической части при главноуправляющем в Грузии.
Генерал, пристально наблюдая Грибоедова, так же тихо задал новый вопрос:
— Состояли ли вы в тайном обществе, членами которого являлись Рылеев, Трубецкой и Оболенский?
Император со стены глядел неотрывно…
— Я к тайному обществу не принадлежал, — медленно сказал Грибоедов. — В тысяча восемьсот двадцать пятом году я познакомился посредством литературы с Бестужевым, Рылеевым и Оболенским… В разговорах я часто видел смелые суждения насчет правительства, в коих я сам брал участие: осуждал, что казалось вредным, и желал лучшего.
После допроса 11 февраля 1826 года Грибоедова из Зимнего дворца препроводили в Главный штаб и сдали под расписку дежурному генералу. Оттуда он написал письмо царю. Смелое письмо. Без раскаяния и подобострастия.
«Всемилостивейший государь! По неосновательному подозрению, силою величайшей несправедливости, я был вырван от друзей, от начальника, мною любимого… через три тысячи верст в самую суровую стужу притащен сюда на перекладных… Дни проходят, а я заперт. Государь! Благоволите даровать мне свободу…»
Письмо было передано по инстанции начальнику штаба армии Дибичу и к императору не попало. В углу листка Дибич раздраженно написал: «Объявить, что этим тоном не пишут государю и что он будет допрошен».
Вот что отвечали декабристы на вопросы Следственного комитета о Грибоедове.
Полковник Трубецкой: «Слышал от Рылеева, что он принял Грибоедова в члены тайного общества…».
Поручик Оболенский: «Грибоедов был принят в члены общества месяца два или три перед четырнадцатым декабря…».
Полковник Артамон Муравьев: «В Киеве у Бестужева-Рюмина я познакомил Грибоедова с Сергеем Муравьевым-Апостолом, Муравьев приехал к ним в полдень и уехал на другое утро…».
Итак, главные участники заговора в Петербурге считали Грибоедова членом общества. А с руководителем Южного тайного общества он встречался в Киеве… Уже этого, казалось, было достаточно, чтобы Грибоедов разделил судьбу осужденных. Но… через несколько месяцев коллежский асессор Грибоедов был освобожден.
Ученых давно привлекала эта загадка в биографии автора бессмертной комедии. В 1825 году офицеры- декабристы переписывали комедию «Горе от ума», чтобы использовать ее в целях революционной пропаганды. Один из членов общества писал, что «пламенные тирады Чацкого зажигали яростью». Позже Герцен прямо скажет о Чацком: «Это декабрист».
Рылеев, Александр Бестужев и особенно Одоевский и Кюхельбекер были ближайшими друзьями Грибоедова. Каким образом ему удалось освободиться из когтей Следственного комитета?
Один из ученых Пушкинского дома — кандидат филологических наук С. А. Фомичев предложил решение этой загадки. Изучая документы, анализируя сопутствующие факты, ученый заметил, что в деле подозреваемого Грибоедова был особый, несложившийся сюжет, — говоря языком юридическим, «версия,