Историки считают, что легенда отразила верноподданническое отношение автора к сюжету: Голиков и писал на коленях. Он не видел недостатков в своем кумире и умолчал об отрицательных сторонах личности Петра и его деятельности.
Пушкин начал заниматься историей Петра I с 1831 года. Он с интересом прочел огромный труд Голикова, но им не ограничился. Из писем Вольтера, содержащихся в 42?томном собрании сочинений, Пушкин узнал о рукописных документах, над которыми Вольтер работал, создавая по заказу Екатерины I свою «Историю России в царствование Петра Великого». Он изучил эти рукописи в библиотеке Вольтера, хранившейся тогда в Эрмитаже. С разрешения Николая I поэт усердно работал и в Государственном архиве над документами Петровской эпохи, к которым ранее историки не допускались. Вчитываясь в них, он стремился установить, как совершались в действительности важнейшие исторические события этого времени.
Пушкин не смог закончить свою работу. Николай I после его гибели повелел немедленно представить ему рукопись, ожидая найти там восхваления деятельности Петра.
Но Пушкин-историк царских надежд не оправдал. Он представил Петра не только как великого преобразователя России, но и как деспота. «Достойна удивления, — писал он, — разность между государственными учреждениями Петра Великого и временными его указами. Первые суть плод ума обширного, исполненного доброжелательства и мудрости, вторые жестоки, своенравны и, кажется, писаны кнутом. Первые были для вечности или по крайней мере для будущего, — вторые вырвались у нетерпеливого самовластного помещика».
Прочитав «Историю Петра I», царь категорически заключил: «Сия рукопись издана быть не может».
Незавершенный труд Пушкина так и не нашел издателя… «История Петра I» была опубликована в 1938 году — через 101 год после смерти ее автора.
Пожалуй, в библиотеке интереснее всего пометы. Книги Пушкина, так же как и Евгения Онегина, хранили «отметку резкую ногтей». По этим отметкам и «чертам его карандаша» внимательный и опытный взгляд может уследить, «какою мыслью, замечаньем» бывал «поражен» Пушкин, «с чем молча соглашался он». Изучение помет Пушкина позволяет ученым выяснить подоплеку создания многих произведений, его отношение к разным фактам, событиям.
В моих руках старая книга под длинным названием: «А. И. Бибиков. Записки о жизни и службе Александра Ильича Бибикова, изданные сыном его сенатором Бибиковым».
Генерал-аншеф Бибиков был главнокомандующим карательными войсками, посланными против Пугачева.
На эту книгу падает наибольшее количество помет и закладок на страницах. Пушкин исправляет имена, фамилии, опровергает точку зрения автора, дописывает новые сведения. Значит, он знал о восстании и восставших больше, чем его современники? Да, это действительно так. Пушкин задумал «Историю Пугачева» в 1833 году. С разрешения военного министра он познакомился с архивными документами пугачевского восстания. В конце лета Пушкин отправился туда, где оно происходило. Побывал в Казани, Оренбурге, знаменитой Бердской слободе — штабе Пугачева. Поэт беседовал со стариками, знавшими самого Емельяна, собирал о нем народные песни и рылся в местных архивах.
В результате Пушкин узнал о восстании так много, будто сам участвовал в тех далеких событиях. Мощная и трагическая фигура Пугачева привлекала поэта, вызывала симпатию. Шеф жандармов Бенкендорф предупреждал Пушкина, что о мятежниках он должен высказываться с гневом и презрением.
Однако авторским сочувствием к восставшим проникнуты все страницы книги, изданной в 1834 году с исправленным по приказу императора названием: «История пугачевского бунта». Посылая «Историю» в подарок знаменитому герою Отечественной войны Денису Давыдову, Пушкин писал:
На основе своих исследований поэт написал повесть «Капитанская дочка».
Современники оценили исторические исследования Пушкина. А. И. Тургенев, горько сожалея о прерванной жизни друга, писал: «Я находил в нем сокровища таланта, наблюдений и начитанности о России, особенно о Петре и Екатерине, редкие, единственные. Сколько пропало в нем для России, для потомства… Потеря, конечно, незаменимая. Никто так хорошо не судил русскую новейшую историю: он созревал для нее и знал и отыскал в известность многое, чего другие не заметили. Разговор его был полон жизни и любопытных указаний на примечательные пункты и на характеристические черты нашей истории. Ему оставалось дополнить и передать бумаге свои сведения. Великая потеря».
Среди серьезных сочинений странно вдруг видеть… сказки! «О Василье-королевиче и сером волке», «Об Ивашке медвежьем ушке», «О старике и внуке его Журавле»…
Мы знаем, как Пушкин любил слушать свою няню, Арину Родионовну. Любовь к сказкам с годами не прошла. Поэт во множестве покупал их и внимательно читал. Зачем? Он сам в дневнике так отвечал на этот вопрос: «Изучение старинных песен, сказок и т[ому] п[одобного] необходимо для совершенного знания свойств русского языка…»
Рядом со сказками — старые книжки разного формата в выцветших переплетах — сборники русских пословиц. Один из сборников 1779 года издания. Пословицы, видимо, тоже интересовали поэта. Я наугад открываю страницу… Но что это? На полях выцветшие от времени чернильные крестики… Я смотрю другую страницу, третью, десятую, сотую. Масса крестиков! Сборник не просто читан, а, как бы мы сейчас сказали, проработан.
«Не смотри на меня комом, а смотри россыпью», — отмечает пословицу поэт. И я тоже испытываю радостное удивление от меткой образности языка наших предков. «И лжет, и ползет, и бесится», «Неправ медведь, что корову съел, неправа и корова, что в лес зашла» — эти пословицы отмечены тоже. Наверное, читая их, Пушкин смеялся тем своим особенным, искренним, задушевным смехом, про который современники говорили, что он так же увлекателен, как его стихи.
В России до Пушкина еще никто не писал таким языком — легким, живым; языком, в котором соединялись и простота, и поэтическая прелесть; еще никто не умел придавать русскому языку столько точности, выразительности и красоты. Пушкин первым стал описывать жизнь русского народа, его нравы. Великие художественные создания Пушкина были плодом не только его гения, его высокой культуры и богатого жизненного опыта, но и упорного, повседневного труда. «При имени Пушкина тотчас осеняет мысль о русском национальном поэте, — писал Гоголь. — В самом деле, никто из поэтов наших не выше его и не может более назваться национальным; это право решительно принадлежит ему. В нем, как будто в лексиконе, заключилось все богатство, сила и гибкость нашего языка… Пушкин есть явление чрезвычайное и, может быть, единственное явление русского духа: это русский человек в его развитии, в каком он, может быть, явится через двести лет. В нем русская природа, русская душа, русский язык, русский характер отразились в такой же чистоте, в такой очищенной красоте, в какой отражается ландшафт на выпуклой поверхности оптического стекла!»
Познакомившись с библиотекой Пушкина, особенно остро ощущаешь справедливость этих слов.
Заглянем в прошлое
За высокими окнами — солнечный зимний день. Может быть, от его яркого света так весело в небольшой уютной гостиной. На рояле раскрыты ноты известного в начале XIX века романса. Его любили
