воображение! Этакая дерзость! Должно быть, эта женщина с ума сходит по тебе!
Филипп покраснел. Он был не в состоянии зайти дальше, поддерживая этот разговор.
— А если это не дерзость, — продолжал Таверне, — значит, это не что иное, как досадный случай. Будь осторожен, шевалье: на свете существуют завистники, а завистников следует опасаться. Фаворит королевы — завидная должность, если эта королева — настоящий король.
Филипп отвернулся, чтобы скрыть глубокое отвращение, кровоточащее презрение, придававшее такое выражение его лицу, что старик был бы удивлен, а быть может, и испуган.
— Ты можешь стать герцогом, пэром и генерал-лейтенантом. Через два года я еще буду жив, и ты предоставишь мне…
— Довольно! Довольно! — прорычал Филипп.
— Твоя линия поведения великолепна! Ты не выказываешь ревности. Ты будто бы оставляешь поле свободным для всех желающих и отстаиваешь его для себя в действительности. Это прекрасно, но тут нужна осторожность!
— Я вас не понимаю, — сказал все более и более уязвляемый Филипп.
— Уж не скажешь ли ты, что ты не готовишь себе преемника? — продолжал старик.
— Преемника? — побледнев, вскричал Филипп.
— Да, будущего преемника. Человека, который, когда он воцарится, сможет отправить тебя в изгнание, так же как и ты можешь отправить в изгнание де Куаньи, де Водрейля и прочих.
Филипп в бешенстве схватил его за рукав и остановил.
— Ваш де Шарни в настоящее время до такой степени мой фаворит, мой любимчик, моя птичка, которую я так заботливо выхаживал, что на самом деле я только что вонзил ему в бок вот эту шпагу на целый фут!
Филипп показал отцу свою шпагу.
— Господи Боже!
— Таков мой способ холить, нежить и беречь моих преемников, — прибавил Филипп, — теперь он вам известен, применяйте же вашу теорию к моей практике! И он сделал отчаянное движение, чтобы убежать. Старик поднял глаза к небу, пробормотал несколько бессвязных слов и, покинув сына, побежал к себе в прихожую.
— Скорей, скорей! — крикнул он. — Кто-нибудь — на коня! Пусть он узнает у де Шарни, кто его ранил, пусть спросит, как он себя чувствует, да пусть не забудет сказать ему, что явился от меня!
Глава 12. ЧЕТВЕРОСТИШИЕ ГРАФА ПРОВАНСКОГО
В то время, как все эти события происходили в Париже и в Версале, король, спокойный, по своему обыкновению, с тех пор, как узнал, что его флот победил, а зима побеждена, расхаживал по своему кабинету среди карт полушарий, чертежей и приборов и думал о том, чтобы провести новые борозды на морях для кораблей Лаперуза.
Легкий стук в дверь нарушил его мечты, подогретые отличным полдником, который он только что кончил.
В то же мгновение послышался чей-то голос.
— Можно к вам, брат? — произнес этот голос.
— Граф Прованский! Вот уж не вовремя) — пробурчал король, отодвигая книгу по астрономии, открытую на самых больших изображениях.
— Войдите, — сказал он.
Толстая, низенькая фигура с красным лицом и живыми главами вошла в кабинет, держась чересчур почтительно для брата и чересчур непринужденно для подданного.
— Я помешал вам?
— Нет. Но вы хотите сказать что-то интересное?
— Довести до вашего сведения слух, такой странный, такой невероятный…
— Раз так, значит, слух о королеве!
— Так вот, — произнес граф Прованский, которого слегка расхолодил этот недружелюбный прием, — говорят, что королева на днях не ночевала дома. Xa-xa-xа! Он попытался засмеяться.
— Если это так, ваше величество. — а вам известно, что кто не ошибается, тот не человек, — вы, конечно, согласитесь, что кое в чем я не ошибся?
Граф Прованский вытащил из кармана экземпляр «Истории Аттенаутны» — рокового доказательства, что и палка Шарни, и шпага Филиппа, и горящие угли Калиостро не воспрепятствовали ей ходить по городу.
Король бросил на нее быстрый взгляд — взгляд человека, привыкшего читать интересные страницы в книге или в газете.
— Какая подлость! — произнес он. — Какая подлость!
— Вы видите, государь: здесь утверждается, что сестра моя была у чана Месмера.
— Да, она там была!
— Она? — воскликнул граф Прованский.
— С моего разрешения.
— Государь!
— И я делаю вывод о ее неблагоразумии отнюдь не на основании того, что она была у Месмера, ибо я сам разрешил ей поехать на Вандомскую площадь.
— Да, но вы, ваше величество, не разрешили королеве подойти к чану, чтобы произвести опыт самолично…
Король топнул ногой. Граф произнес эти слова как раз в то мгновение, когда Людовик XVI пробегал глазами отрывок, наиболее оскорбительный для Марии-Антуанетты — лицемерно произнес граф историю с ее мнимым припадком, ее судорогами, сладострастными движениями и беспорядком в ее одежде — словом, обо всем, чем привлекло всеобщее внимание у Месмера Происшествие с мадмуазель Оливой.
— Не может быть! Не может быть! — произнес побледневший король. — Что ж, полиция обязана знать, что ей делать!
Он позвонил.
— Господина де Крона! — приказал он. — Пусть сходят за господином де Кроном!
— Разрешите, брат мой… — Прованский Он сделал вид, что уходит.
— Останьтесь! — сказал Людовик XVI. — Если королева виновна — что ж! Вы член семьи, и вы имеете право узнать об этом; если она невиновна, вы тоже обязаны узнать об этом, ибо вы ее заподозрили.
Вошел де Крон.
Этот представитель власти, увидев у короля графа Прованского, начал с того, что засвидетельствовал свое глубочайшее почтение двум самым высоким особам в королевстве.
— Прежде всего, — начал Людовик XVI, — объясните нам, каким образом был напечатан в Париже столь недостойный памфлет, направленный против королевы?
— «Аттенаутна»? — спросил де Крон.
— Да.
— Это газетчик по имени Рето.
— Как? Вам известно его имя, и вы не помешали ему напечатать памфлет или не арестовали его после напечатания?
— Быть может, государь, лучше было бы дать ему мешок с деньгами и отправить его куда-нибудь в другое место, как можно дальше, и пусть там хоть повесится!
— Почему же?
— Потому, государь, что когда эти негодяи лгут, публика, которой это доказывают, очень довольна, видя, как их бьют кнутом, обрезают им уши и даже вешают. Но когда, к несчастью, они докапываются до истины…
— До истины?
Де Крон поклонился.
— Да. Я знаю. Королева на самом деле побывала у чана Месмера. Она побывала там, и это несчастье, как вы заметили, но я ей это разрешил.
— Государь! — пролепетал де Крон.