– А вот собак спущу, – негромко пообещал хриплый бас.
В этот момент Руалов жеребец, не выдержав, ступил вперед и горестно заржал.
Карий глаз перевел свой буравящий взгляд с Руала на облепленного мокрой гривой, охромевшего красавца-коня, оценивающе прищурился:
– Твоя лошадь?
Руал кивнул.
– Где украл? – поинтересовались из-за ворот.
– Я не… – начал было похолодевший Руал, но владелец карего глаза перебил его:
– Отдай коня – и ночуй, пес уж с тобой.
Растерявшись, Руал только покачал головой – нет, мол, не пойдет.
– Тогда пошел вон, – отрезали из-за ворот и окошко наполовину прикрылось.
Жеребец и Руал посмотрели друг на друга.
– Погодите, – хрипло сказал Ильмарранен. – Так и быть, согласен…
Окошко с готовностью распахнулось, а следом взвизгнул железный засов и ворота приоткрылись тоже:
– Вот и ладненько… Конь-то все равно краденый, и хромой, чего жалеть…
Руал промолчал.
Голубой глаз принадлежал, оказывается, щуплому веснушчатому парню-работнику, прикрывающемуся от дождя куском рогожи. Обладателем карих глаз был сам хозяин фермы – невысокий плотный человек неопределенного возраста. На его зов явился еще один работник – парнишка лет пятнадцати; он удивленно покосился на Руала, взял из его рук уздечку и повел коня вглубь двора, где темнели многочисленные пристройки. Хозяйство, по-видимому, было внушительных размеров и процветало.
Хозяин еще раз оглядел Руала, хмыкнул каким-то своим мыслям и велел веснушчатому:
– Отведи… Скажи, пусть его накормят, ладно уж… – И добавил другим тоном: – Про жеребца ни слова, шкуру спущу…
Парень вздрогнул, а хозяин добавил, как ни в чем не бывало:
– Да приглядывай за этим, как бы ни стянул чего…
– Я не вор, – сказал Ильмарранен.
Хозяин снова хмыкнул:
– Ладно, иди…
И Руал пошел через широкий двор, следуя за неприветливым щуплым парнем, который мрачно что-то бормотал и натягивал на голову свою рогожку.
Наконец добравшись до места, Руалов провожатый потянул тяжелую дверь, из-за которой выбился клуб пара, и недовольно показал на нее Ильмарранену. Руал шагнул чрез порог – и очутился в сладостном царстве жилья, сухом и теплом.
В печке бушевал огонь, рядом возилась немолодая уже, но крепкая и опрятная толстуха. Она обернулась на скрип двери, подбоченилась и вопросительно глянула на веснушчатого. Тот буркнул:
– Прибился вот на ночь… Хозяин велел накормить…
– Отчего ж не накормить, – приветливо отозвалась толстуха, – только ноги пусть оботрет, а то извозился по уши, – и она указала Руалу на скамейку у стены. Молодой работник вышел, по-прежнему сердито бормоча.
Руал вытер ноги о тряпку у входа, прошел через кухню и сел, где было указано. Колени его едва сгибались, спину невыносимо ломило, желудок мучили голодные судороги – а он был счастлив. Счастлив, что можно сидеть, привалившись к теплой бревенчатой стене, не шевелиться и просто смотреть на огонь.
– Откуда будешь? – спросила кухарка, с любопытством за ним наблюдавшая.
Руал разлепил обветренные губы и отозвался:
– Из Мурра.
Кухарка ахнула:
– Из Мурра?! Да ты знаешь, где Мурр, а где мы!
Руал улыбнулся с трудом:
– Я готов бежать на край света… И убегу…
Толстуха отставила в сторону корзинку с овощами, которые чистила:
– Гонятся за тобой, что ли?
– Гонятся, – сообщил Руал с глубоким вздохом. – За мной по пятам следует несчастная любовь!
Кухарка, крайне заинтригованная, обошла широкий стол и подсела на краешек скамейки, повторяя сочувственно:
– Вон как… Вон как оно бывает…
Руал покачал головой, давая понять, что не намерен пока раскрывать свою тайну. Тогда кухарка
