сомнениями: а вдруг у консульства есть другой выход?
Но ничего подобного: Кирюха, руки в брюки, безмятежно посвистывая, вышел из проходной прямо на меня.
— Совсем фрицы оборзели, — сказал он. — К каждой букве цепляются. Но всех не отошьешь, не такой мы народ. Аллес ин орднунг, всё в порядке, Толик, завтра твой аусвайс будет готов. Встречаемся в девять на этом же месте.
Однако на его румяном лице отчетливо читалось 'Завтра ты меня будешь очень долго искать'.
В кармане пиджака у меня лежал мой серый 'глок'. Удобства ради я уменьшил его раза в полтора, но дальности боя и скорострельности он от этого не потерял.
Я сунул руку в карман, выразительно шевельнул стволом — Кирюха втянул голову в плечи, глаза его посветлели.
— Ладно-ладно, — забормотал он, — всё понял. Вот деньги, вот пасс. Аллес цурюк, всё вертаю. Простите, обсдался. Не учел элемент крутизны.
— А почему аллес цурюк? — поинтересовался я.
— Плохая корочка у вас, — отвечал Кирюха. — Хреново сделана, фальш гемахт. Харьковская работа.
Искать другого человека мне было не с руки. Да и зачем? Этот прохиндей мне понравился: шустрый, бывалый — и не отморозок какой-нибудь, радостное приятие жизни от него так и лучилось.
Я завел Кирюху к себе домой, угостил хорошим коньяком, рассказал о своих возможностях, дисминуизировался пару раз на скорую руку.
Малый оказался понятливым.
— И деньги тоже с тобой уменьшаются?
Я показал, что происходит с деньгами.
Мой толстый портмоне, набитый дойчемарками, произвел на Кирюху подобающее впечатление.
— Так бы сразу и сказал, а то — пушкой под ребра тыкать. Провезу, натюрлихь, какой разговор. Будет это стоить десять кусков — и опять же на предоплате.
— Нет, милый мой, — возразил я, — о предоплате придется забыть. Только по прибытии. И учти: даже в мелком виде я вооружен и очень больно стреляю.
62
Дела у Кирюхи за границей были, по его словам, обыкновенные, он занимался ими регулярно и уже не первый год.
Съездить в Германию, купить там по заказу джип, перегнать до Травемюнде, погрузиться на паром, высадиться в Риге, а далее — форвертс нах Москау по Волоколамке.
Или — на пароме до Хельсинки, по шоссе до Выборга, дальше — на Питер и по Ленинградке в первопрестольную.
Знай себе плати по дороге ментам — за превышение скорости, за неправильный обгон, просто за товарный вид иномарки: заказчик все денежки вернет, были бы квитанции.
Кирюха предпочитал выборгский вариант, но клиенты на это шли неохотно: комфортабельный финский паром обходился дороже, чем мелкая латвийская посудина.
Через Польшу Кирюха гнал машину только раз — и закаялся: на дорогах разбой, на границах поборы.
Впрочем, и на родных просторах хватало забот: при въезде в Тверскую губернию плакат ГАИ предупреждал, что на трассе грабят, так что просьба проезжать не мешкая.
Ночевать приходилось у подножья стаканов той же автоинспекции, каковой сервис также надо было проплачивать.
Так Кирюха зарабатывал свой хлеб, наслаждаясь кочевой жизнью и не терзаясь мыслями о будущем.
В Германии у Кирюхи, как он уверял, имелось множество влиятельных корешей, которые могли и паспорт выправить, и бессрочную визу.
Насчет бессрочной визы я усомнился: зачем тогда ему обивать пороги консульства?
Но всё это были мелкие отклонения от истины. Если даже десятая доля того, что Кирюха наплел о своих закордонных возможностях, соответствовало действительности, — с ним можно было работать.
К несчастью, этот король автострад панически боялся летать и ездил в Германию только поездом.
Это, конечно, всё осложняло.
Впрочем, меня в самолете тоже укачивало.
63
Двое суток до отъезда я провел на квартире Марины Петровны без света и воды, стараясь ничем не выдать своего присутствия, в полной готовности немедля исчезнуть.
В назначенный час Кирюха явился ко мне домой. Бодрый, деловитый, все в том же тренировочном костюме и в белых кроссовках: другой одежды и обуви он, похоже, просто не знал.
— Привет нелегалам! Чё в темноте сидишь?
— Всё вырубил перед дорогой.
— Так в кальсонах и поедешь?
Положим, я был не в кальсонах, а в недешевой голландской пижаме: мне предстояло тридцать шесть часов (ночь, день и еще одну ночь) провести в спальном мешке.
— А где твой багаж?
Я молча показал на пачку 'Марльборо', лежавшую на столе. Все мои пожитки (два чемодана, кассет ник с наушниками, баул с едой-питьем, фонарик, чтиво и спальный мешок) были уже загружены вовнутрь.
Присели на дорожку.
— Имею разговор, — сказал Кирюха. — У меня тридцать пять тысяч чужих, вот такенный рулон. Ты ужать для меня их не мог бы? Раз в пятьдесят, чтобы в фестончик влезли. А то ведь сбондят, чего доброго. Или на границе отберут.
Я отметил, что немецкие словечки из его речи пропали: должно быть, оттого, что разговор шел по существу.
— Уменьшить-то дело нехитрое. Но ведь вернуть их в нормальный размер ты всё равно без меня не сможешь. Лучше отдай на хранение мне.
— Ну да, — Кирюха хитро сощурился. — А детородный орган полярного зверя не хочешь?
Я хотел было ответить в том смысле, что я ему не то что детородный орган, голову свою ему доверяю — и то ничего.
Но тут за окном мне послышалась какая-то топотня. Я выглянул — и точно, в подъезд рысцой вбежал деятель в шерстяной маске с автоматом наперевес. За ним — другой, третий, четвертый.
Есть народная примета: хлопцы в масках — не к добру.
— Вот радость-то какая, — сказал я Кирюхе. — Налоговая полиция к нам в гости идет. Смыться уже не успеем, придется поиграть в прятки.
— А я здесь при чем? — удивился Кирюха. — Это, брат, твои трудности. Я, может, просто к другу зашел. Попрощаться.
— Попрощайся заодно и со своими деньжатами. Оприходуют — и спасибо не скажут.
Я распахнул балконную дверь (там была пожарная лестница), сунул свою транспортную сигаретную пачку под диван и, не вдаваясь в лишние объяснения, схватил Кирюху за плечи.
— Эй, ты мне это брось! — успел только вскрикнуть мой провожатый, и мы с ним провалились в малый мир.
Только добежали до красно-белого контейнера под диваном, только юркнули в прорезанный сбоку клапан — как в квартиру уже ворвались.
Масочники не стали тратить время на банальные звонки и стук в дверь: они просто привели с собой слесаря, и тот без труда открыл нехитрый замок Марины Петровны.
— Через балкон сбежал, паразит! — сказал один из хлопцев. — А во дворе у нас кто?
— Хрен в манто, — отозвался другой.
