Наконец, предводительница разбойников обрела дар речи и выругалась. Скверно начавшаяся ночь получила еще худшее продолжение. Одна из ее женщин мертва. Убийца также отправился к праотцам. Теперь никого не осталось, чтобы дать объяснения случившемуся. А ведь некоторые могли бы поставить под сомнение вину Смотрителя… Вдруг женщина, до сих пор лежавшая неподвижно, села.
— Рaшa? — прошептал Фергис. Казалось, что его челюсть отвисла до самых отворотов сапог.
— Да, — с трудом произнесла женщина.
Она ощупывала свои окровавленные волосы, не пытаясь встать. Лисинкa опустилась на колени и обследовала рану соратницы.
— Поврежден только мой скальп, — пошутила Раша. — Я потеряла сознание от удара. Наверное, крови была достаточно, чтобы этот ублюдок решил, что со мной покончено. Я не видела причины заставить его изменить мнение, пока он не повернется ко мне спиной. Извините, что я кричала.
— Так или иначе, ты должна была привлечь наше внимание, — сказал Фергис, присев рядом на корточки. — До нападения он говорил о чем-нибудь важном? — Смотритель утверждал, что знает шестерых воинов, которые планировали совершить набег на склад припасов, доставленных немедийцами, а после сбежать. Негодяй думал, что они могли бы взять его с собой, если привести к ним женщину.
— И он имел ввиду тебя? — спросила Лисинкa.
— Очевидно.
Атаманша плюнула под склон, надеясь попасть в труп Смотрителя. Его смерть оставила больше вопросов, чем ей хотелось. Но видят боги, предатель ее заслужил! — Он упоминал имена? — Нет.
Что ж, негусто. Конечно, можно удвоить охрану у склада, но как убедиться, что овец не охраняют волки? Оставался вариант сегодня же разделить все припасы, так, чтобы каждый оберегал свою часть.
Однако любой подход к данной задаче мог бы поощрить дезертирство не только слабаков, которые были не в состоянии прожить без группы. Даже храбрые и проницательные люди в сложившейся ситуации, могли иначе посмотреть на собственную безопасность. И слившись в отдельный отряд, оставить и Конана, и Душу Taнзa наедине с их судьбами.
Лисинкa едва успела мысленно взмолиться о сохранении здравого смысла у своих подчиненных, как тревожный вскрик развеял подобные мысли. Тут же ночной ветер принес отголоски других криков, сопровождаемых лязгом оружия.
Предводительница скрылась из поля зрения прежде, чем Фергис и Рaшa вскочили на ноги.
«Гролин. Гролин! Проснись!».
Откуда шел голос, барон даже не предполагал. Он только знал, что слышал именно эти слова, и не счел благоразумным приравнять их к очередной мистификации колдуна.
Гролин отбросил намоченные росой одеяла (хвала Mитре за высокие деревья, которые мешали дождям превратить лесную почву в трясину!) и поднялся.
«Поверни направо, и иди, пока тебя не будет видно из лагеря», — вещал голос.
Разбойник не стал перечить и пошел, лишь сначала удостоверившись, что часовые не заметили его уход. Правда, один из них все же оказался через чур внимательным, но барон надеялся, что этот малый не относится к любителям трепать языком. Слухи о странных беседах главаря с пустым местом и о его таинственных ночных прогулках итак уже носились по лагерю, как сухие листья на осеннем ветру.
«Не останавливайся, пока не дойдешь до семи растущих вместе семи деревьев», — давал наставления маг.
Навес из веток удерживал капли дождя, однако также не пропускал даже малую частицу звездного света. За пределами досягаемости огней костров чернота была такой, как, наверное, в начале мироздания.
На сей раз фигура чародея в янтарном сиянии проявилась целиком на стволе. Но, поскольку одеяние имело тот же самый оттенок, было затруднительно судить о ее размерах.
— Ну, вот он — я, — сказал Гролин. — Сильно потрепанный и уставший, но здесь.
Говори и я буду слушать.
Зеленоватый сгусток появился на уровне головы фигуры. Задрожав, он принял сферическую форму, и продолжил изменяться. Сытый по горло этими фокусами Гролин еле сдержался, чтобы не броситься на колдуна с мечом, или хотя бы с голыми кулаками.
Между тем, зеленое свечение все еще мерцало вокруг того, что стало мордой одной из летающих змей.
Фeргис и Рaшa догнали Лисинку на полпути к месту боя. Втроем они влетели во внутренний двор замка.
Там было полно народу. Казалось, здесь присутствовали все: мужчины и женщины, разбойники и Смотрители. Взоры людей были обращены на вход в складское помещение, где находилась не только привезенная днем провизия, но и все их имущество.
Один человек стоял с пылающим факелом перед открытой дверью склада. За ним расположились полукругом пятеро других. Лисинкa узнала четырех Смотрителей и двух своих бойцов, включая держащего факел. Этого звали Хоркас, и он считался отважным воином, хотя имел переменчивый характер и неясное происхождение.
По мнению Лисинки, то, что Смотрители и бандиты устроили совместный бунт, могло послужить лучшим памятником работе Конана по объединению отрядов. Все же было бы предпочтительнее, если киммериец вообще не обзаводился бы никаким памятником еще долгие годы.
Предводительница сурово смотрела на мятежного подчиненного, думая, что ему сказать. Парень всегда действовал импульсивно и мог переметнуться обратно так же быстро, как дошел до затеи бунта.
Опередив Лисинку, Хоркас махнул факелом и закричал: — Услышьте меня! Мы шестеро уходим с этой проклятой земли, и готовы взять любого, кто присоединиться к нам и последует за мной! Некоторые одобрительно кивали, но у большинства предложение вызвало смех и проклятия. Кто-то отпускал похабные шутки по поводу того, почему любой должен присоединиться к Хоркасу. Правда, многие избегали смотреть ему в лицо.
Разумеется, все это мятежнику не понравилось. Хоркас выглядел смущенно, и прошло некоторое время прежде, чем он смог продолжить.
В тот момент несколько наиболее заслуживающих доверия мужчин из разных групп собрались около Лисинки, вполголоса уверяя, что останутся с нею. Она была бы рада, если б те кричали об этом громко, во всеуслышание. Но, без сомнения, их осторожность свидетельствовала о том, что люди еще до конца не определились, чью сторону принять.
Тишина затянулась. Тогда Лисинкa, приложив ко рту ладони, крикнула: — Каким образом эта земля проклята? Прокляты клятвопреступники! Не наказав предателей, мы навлечем на себя гнев богов. Интересно, почему вам должно быть позволено безнаказанно уйти? — Если я брошу факел в складское помещение, то все сгорит дотла, — ответил Хоркас.
— Все мы не желаем подобного исхода. Ты также вправе сбежать отсюда, или оставайся голодать, если не можешь питаться камнями! Негодование охватило Лисинку и не только ее одну.
— Попытка сбежать от возможной опасности гораздо хуже, чем обычная трусость. Твой поступок отвратителен. Стращая своих товарищей, ты обрекаешь себя на проклятие.
Угроза, как и все слова Лисинки были бесспорны для большинства собравшихся. Хотя здравомыслящие люди не думали, что потеря шестерых глупцов, даже с их оружием и провиантом нанесет остальным значительный ущерб. В свою очередь атаманша не сомневалась в необходимости как можно быстрее развеять сомнения, пока люди не потеряли еще здравый смысл. То, что шесть дураков сделали бы сегодня, десять могут сделать завтра, и двадцать — через день после этого. Мятеж уничтожил бы группу (и Конан, скорее всего, погиб бы), оставив мир во власти Души Taнзы или кого-нибудь подобного Гролину. Неважно скоро или нет, но смерти все равно не миновать… Лисинкa, раздвинув толпу, вышла на открытое
