место. За ней последовало несколько человек, но они походили на смутные тени, замеченные краем глаза. Не считая бледной луны, по-настоящему освещал внутренний двор лишь факел Хоркаса.
— Послушай, Хоркас! — обратилась женщина к мятежнику. — У меня появилась лучшая идея. По правилам каждый может бросить вызов вождю. Сразись со мной, и в случае твоей победы, у тебя будет законное право отдавать приказы, которым все наши люди обязаны повиноваться. Ну, как? — Эй, остерегись! — прозвучал сзади голос Kлaрнидеса. — Я не клялся в дружбе ни с кем из разбойников, кроме Лисинки Мертус. После смены предводителя ее воины и Смотрители Taнзы пойдут разными путями! — Какие громкие слова маленького капитана, которого собственные воины ни во что не ставят! — поглумился Хоркас. — Может, ты думаешь, что после передачи Конану всех полномочий от тебя еще осталась какая-то польза? Слово «польза» имела под собой крайне непристойный смысл, и Kларнидес утратил последние остатки былой выдержки. Скрипнув зубами, он шагнул вперед, на ходу обнажая меч.
Слишком поздно, чтобы остановить аквилонца, Лисинка увидела, как один из мятежников достал стрелу и начал натягивать лук.
— Нет, глупец! Нет! — завопило сразу множество голосов.
Лучник заколебался.
— Я предложила себя, — крикнула Лисинкa. — Боги разгневаются, если пострадает любой другой человек.
В следующий момент она поняла, что эти слова оказались не более мудрыми, чем у Kларнидеса. Хоркас сжал руку лучника и повернул в ее сторону. Наконечник стрелы на миг показался Лисинке такого размера, как лицо Конана, нависшее над ней после их поединка.
Две тени внезапно обрели плоть, толкнув женщину так, что та упала на землю. Рослые воины вдвоем заслонили ее. Лисинке даже послышался голос Фергиса, бормочущий не свойственные ему выражения.
Тут раздался чей-то крик, сменившийся смертными хрипами. Лисинку окатило теплой, солоноватой жидкостью. Собравшись, она откатилась в сторону и быстро вскочила на ноги.
Фeргис бросился к ней, растянулся, но сразу поднялся. А вот другому человеку больше не суждено было встать никогда.
Региус Панон лежал на спине. В его груди торчала стрела, предназначавшаяся Лисинке.
Изо рта немедийца вытекала струйка крови, вливаясь в образовавшуюся под ним лужу.
— У тебя совершенно низкопробные трюки, — пробурчал Гролин разгневанной личине мага. — Твой вид оскорбляет мое достоинство, также как неуместные шутки оскорбляют мой слух.
— Мне дела нет до твоего достоинства, — отрезал чернокнижник, и впервые барон в его голосе нотки раздражения, граничащие с жестокостью.
Безусловно, не стоило провоцировать союзника, которого можно было считать «человеком». Или, по крайней мере, он был им некоторое время от начала мироздания.
Однако Гролин стремился узнать больше о том, что способно вызвать нетерпение колдуна и тот перестал бы водить его за нос.
«Знание дает власть» — утверждали книжники. И это сущая правда. Гролин ищет власти, поэтому не будет избегать новых знаний.
— Я уверен, что есть причины, раз ты являешься именно так, — примирительно сказал разбойник. — Но я до сих пор не знаю дороги к Душе Taнзы, и, наверное в том твоя самая большая проблема. Покажи мне ее, и если я должен попросить об этом, то прошу.
На мгновение показалось, что маг серьезно отнесся к словам Гролина. Потом нечто похожее на смех (хотя это скорее походило на громыхание ржавого железа) проникло в череп барона.
«Значит, просишь? Хорошо, ты делаешь успехи. Смотри туда, где сейчас появятся звезды».
Когда у змеи открылась пасть, Гролин стал в нее пристально вглядываться. Там, в обрамлении клыков, открылась непостижимая по глубине бездна мрака. В нем кружили, искрились и пульсировали звезды, или что-то подобное маленьким ночным светилам.
«Приблизься», — приказал чародей. — «Смотри в пределы тьмы, где звезды танцуют.
Всматривайся глубоко, и не отводи взгляда, даже если твои чувства будут это подсказывать.
Выполняй!».
Чувства Гролина советовали ему немедленно сбежать отсюда и предложить своим людям сделать то же самое. Ужасающее зловоние из змеиной пасти было столь невыносимым, что хотелось заткнуть ее затычкой.
«Знание приведет меня к свободе», — твердо сказал себе Гролин. Повторив это трижды, он набрался достаточно смелости, чтобы затолкнуть свое лицо в пасть.
После этого звезды исчезли. Чернота начала бледнеть. Потускневшие образы медленно приобретали серый оттенок…
События, разворачивающиеся в переполненном дворе, приняли настолько неожиданный поворот, что подавляющее большинство народу не смогло поначалу осознать глубину случившегося. И только один человек не впал в ступор, сохранив способность действовать.
Казалось, гнев не полностью затмил рассудок Kларнидеса. Размеренной, как на марше, походкой капитан шел на бунтовщиков. Он смотрел поверх голов мужчин, словно разглядывал что-то видимое лишь ему, и не демонстрировал никаких признаков беспокойства.
Лисинка заметила, что его костяшки побелели, а на потном лице зажегся яркий румянец. На ее глазах качества мужчины и воина навсегда покинули скрывающую их раковину юности. Если б Конан мог видеть, каким воином воспитали Кларнидеса они с Тармисом Рогом! За это зрелище атаманше было не жалко отдать год или два жизни.
Лучник согнулся в поклоне, затем и вовсе униженно бросился к ногам капитана. Kларнидес не удостоил его даже взглядом.
Однако Хоркас не испугался. Злобно сверкнув глазами, он выхватил из-за пояса кинжал свободной рукой, а второй — швырнул факел в открытую дверь склада.
Лисинкa отдала бы еще больше лет своей жизни за возможность подстрелить Хоркаса прежде, чем тот пустил огонь, и не смотреть, как один человек обрекает всех остальных. Но у нее не было ничего подходящего, кроме кинжала, не способного преодолеть такое расстояние. Ее товарищи или лихорадочно искали стрелы, в которых испытывали недостаток, или опасались попасть в Kларнидеса.
Похоже, капитана все это нисколько не трогало. Kларнидес ступал уверенно, как леопард на охоте. Он отпихнул скорченного лучника в сторону, другой сам поспешил убраться с дороги.
Хоркас кружился перед ним, отчаянно размахивая кинжалом, но Kларнидес оставался недосягаем от его смертоносных ударов. Вооружен капитан был коротким мечом, как казалось, направленным под неудачным углом для атаки. Тем не менее, он твердо шел к намеченной цели… Вдруг Хоркас вскрикнул, выпустил клинок и схватился за руку, зажимая извергающую кровь рану. Его губы зашевелились. Возможно, мятежник пытался воззвать к милосердию, когда лезвие Kларнидеса вспороло ему живот, грудь и горло. Три последовательных, стремительных удара со стороны могли показаться одним непрерывным движением.
Kларнидес обернулся и завопил голосом евнуха, попавшего ногой в медвежий капкан: — Во имя Mитры! Идите и сбейте огонь, пока пламя не затронуло сосуды с маслом! Люди гурьбой помчались выполнять приказ, растоптав труп Хоркаса, а также чуть не задавив Kларнидеса и выживших мятежников. Они быстро затоптали бы огонь, если им всем удалось бы протиснуться в дверной проем. К счастью, у некоторых это получилось.
Остальные же толкались, сыпали проклятия и больше мешали друг другу.
Лисинкa была среди тех, кто помогал восстановить порядок. Вначале, она не побежала вперед в
