А не то он родится… да с жалью моей!.. И себе зажимала искусанный рот Обмороженной белой худою рукой! А Старуха лежала. И мимо народ Тек великой и нищей, родною рекой. Тек снегами и трупами, криком речей, Кумачом, что под вьюгою – хоть отжимай, Тек торчащими ребрами тонких свечей И командами, что походили на лай, Самокруткою, что драгоценней любви! И любовью, стыдом поджигавшей барак! И бараком, что плыл, словно храм на Крови, Полон детскими воплями, светел и наг! Тек проселками, знаменем, снегом – опять, Что песком – на зубах, что огнем – по врагу! …И стояла Девчонка – Великая Мать. И лежала Старуха на красном снегу. ВАВИЛОН О, коли Время можно загасить Одной ладонью голой, как свечу!.. Здесь, в Вавилоне, не протянут пить. Сорвут с плечей рогожу и парчу. Здесь Вавилон. Его оскал зубаст. Его глаза звериные красны. Он слямзит, выжрет, оболжет, продаст. Он маску мира вздел на рык войны. По улицам его трусят, трясясь, Людишки. Морды лошадины их. И бьется нежное лицо, как белый язь, В дегтярных топях кабаков ночных. Я вижу ангелов. Всех херувимов зрю. Всех серафимов я в анналы лба Запхала. Вавилонскую зарю С натуры малевала я, слепа. Заплеванный мой, каменный мешок, Любимый город может спать споко… – Ну, выпьем, Вавилон, на посошок. Простимся. Разрываться нелегко. Я дочь твоя. Я дырь твоя и брешь. Церковная – в За-русско-речье – мышь. Ты тесаком мне пуповину режь, Свиным ножом! Я заплачу барыш. От улиц блестких, хлестких, дождевых; От красных башен – зубья чеснока, Моркови ли, где колокольный дых; От кусов снега – белого швырка Купецкого; от ночек, где подвал Ворочался всем брюхом мне навстречь, Бутылью, койкой, куревом мигал, Чтоб закавыкой заплеталась речь, Чтоб лечь живее, чтоб обнять тесней, Чтобы мертвей – метлой в ночи!.. – уснуть… От воплей Вавилонских матерей, Чей за сынов гробами – зимний путь; От следа той Боярыни саней – Двуперстье – ввысь! – на горностай-снегу; От подземельных, воющих огней, Что розвальни железны на бегу Рассыплют… – от разряженных цариц, От нищенки, кудлатой, как щенок, – Иду я прочь от лучшей из столиц, Эх, розвальни мои – лишь пара ног! Я ухожу навек, мой Вавилон. Москвища ты, Москвишечка, Москва – Тоска; Москва – Молва; Иван спален Великий – почернела голова. Пророчу велий в будущем пожар. Тебе ли сажи, мать, не занимать?!.. Пророчу огненный, над грузным снегом, шар – Он все сожжет. Он будет век летать. И дядьки пьяные, бутылки ввысь подъяв
