Пули – бусы! Пули – серьги! Брюшки – что креветки!.. Яркой я зимой играю в русскую рулетку. Револьвер такой тяжелый… ах, по мне поминки?!.. Я стою средь мерзлой снеди на Иркутском рынке. Пули – клячи!.. Пули – дуры!.. Револьвер – в охапку. Пот течет по скулам дядьки с-под бараньей шапки. Револьвер – такое дело. Я стреляю метко. Что ж ладонь вспотела солью, русская рулетка?!.. Стынет глаз бурятки медом. Стынут глыбы сливок. Стынет в царских ведрах омуль. Кажет ель загривок. Янтарями – облепиха! Кровью – помидоры! Ах, оружье, ласка, лихо русского задора! Гомонят подтало бабы, щелкая орешки. Я для публики – монетка: орел или решка?.. Жму костями плоть железа. Руку тянет холод. “Ну, стреляй!..” – вопят мальчишки. Крик стучит как молот! И, к виску подбросив руку, пред вратами Рая Я на вечную разлуку так курок спускаю, Как целую зиму в губы! В яблоко вгрызаюсь! Как – из бани – в снег – нагая – Солнцем умываюсь! Жизнь ли, смерть – мне все едино!.. Молода, безумка!.. Упаду на снег родимый – ракушкой-беззубкой… Это – выстрел?!.. Я – живая?!.. Дайте омуль-рыбу!.. Дайте откусить от сливок, от округлой глыбы!.. Дайте, бабы, облепихи, – ягодой забью я Рот!.. Как звонко. Страшно. Тихо. Шепот: “Молодую…” На снегу лежу искристом, молнией слепящем. Умерла я, молодая, смертью настоящей. Из виска текут потоки. Чистый снег пятнают. Револьвер лежит жестокий. Настоящий, знаю. А душа моя, под небом в плаче сотрясаясь, Видит все, летит воздушно, чуть крылом касаясь Тела мертвого и раны, баб с мешком орехов, Мужиков, от горя пьяных – в ватнике прореха, С запахом машинных масел пьяного шофера, С запахом лисы и волка пьяного Простора… – Вот так девка поигралась! Вот так угостилась!.. Наклонитесь над ней, жалость, радость, юность, милость… Наклонись, дедок с сушеной рыбкой-чебаками: На твою похожа внучку – волосом, руками… Гомон! Визг вонзают в небо! Голосят, кликуши! Я играла с револьвером – а попала в душу. И кто все это содеял, весь дрожит и плачет,
