И напою грузинским чаем, и, чтобы не сойти с ума, Зажгу дешевыми свечами, рабочих рук своих лучами Тебя, Египетская Тьма. МОСКВА. XVII ВЕК Купола над площадью золотым дымились. Небо черно-синее — ворона крыло… Под парчовым платом боярыня томилась, Перстень кусала — тусклое стекло… Чернобурый хвост метели в сбитенщика — пухом! - Сбитню горячего — глотку обожжешь!..
Площадь — бочка смоляная — вся кипела слухом, И горел в ряду Охотном над мехами нож! Ландышами — зубы торговки краснолицей. В лентах — боярышня: испила вина! Над звенящей площадью, над сенной столицей – В небесах морозных — лимонная Луна… И внезапно еретик длань простер худую. И священник в ризе поглядел туда, Где над смертною толпою, плача, негодуя, В небесах с ума сходила Дикая Звезда. И юродивый заплакал, медный грош целуя! И румяной бабочке было невдомек, Что Звезду по небу вел, гордую, босую, За руку лучистую — молчаливый Бог. На нее не глядел скоморох площадный. На нее не глядел сытый иерей. На нее не глядел царь беспощадный, Глыбой злата выкатясь из теремных дверей! И когда Она дошла до Лобного места И над кровью поднялась, что отер палач, Стала светлою Она, светлая Невеста! И послышался с небес приглушенный плач. Это плакала Она над людским позором. Это закричала: – Звезды! Помогите им!
…А за храмом нищенка целовалась с вором. И живот ее торчал куполом тугим. СОЗДАНИЕ ЛУНЫ И СОЛНЦА Я небо выделаю кожей. Я пьян. Я женщину слеплю Из глины, вервия, рогожи. Я, дураки, ее люблю. Поэт – от края неба вышел, До края неба он дойдет. Лист легкого уже не дышит, Хрипит. Поэт вот-вот умрет. Я сделать женщину успею. Рука трясется. Губы – в ковш С вином. Глаз правый пламенеет Ее: с великим Солнцем схож. А левый глаз – Луна большая. Планеты – соль ее зубов. Я небо с кровью намешаю. С землей сотру тебя, любовь. Твой голос – гром. Гроза – хрипенье. А слезы выхлещут дождем Меня, мое гундосье пенье, Мой лоб, как жирный чернозем. Земля, уста свои разверзни!
