Глядите, Солнце и Луна, На грязью крашенные песни, На жизнь, что небу не нужна! Да, это я – Овидий, кто ли – Спинной хребет мой – Млечный Путь – Создал Луну и Солнце боли, Венеру клал себе на грудь! Венеру… – …в лупанар, мальчишка… За опиумом… за врачом… За девкой, нищей римской мышкой, Что зарыдает за плечом. ОРГАН Ночная репетиция. Из рам Плывут портреты – медленные льдины. Орган стоит. Он – первобытный храм, Где камень, медь и дерево – едины. Прочь туфли. Как в пустыне – босиком, В коротком платье, чтобы видеть ноги, Я подхожу – слепящим языком Огонь так лижет идолов убогих. Мне здесь разрешено всю ночь сидеть. Вахтерша протянула ключ от зала. И мне возможно в полный голос спеть То, что вчера я шепотом сказала. На пульте – ноты. Как они темны Для тех, кто шифра этого – не знает!.. Сажусь. Играть? Нет, плакать. Видеть сны – О том лишь, как живут и умирают. Я чувствовала холод звездных дыр. Бредовая затея святотатца – Сыграть любовь. И старая, как мир – И суетно, и несподручно браться. Я вырывала скользкие штифты. Я мукой музыки, светясь и мучась, Вдруг обняла тебя, и то был ты, Не дух, но плоть, не случай был, но участь! И чтоб слышней был этот крик любви, Я ость ее, и кость ее, и пламя Вгоняла в зубы-клавиши: живи Регистром vox humana между нами! А дерево ножной клавиатуры Колодезным скрипело журавлем. Я шла, как ходят в битву напролом, Входила в них, как в землю входят буры, Давила их, как черный виноград По осени в гудящих давят чанах, – Я шла по ним к рождению, назад, И под ногами вся земля кричала! Как будто Солнце, сердце поднялось. Колени розовели в напряженье. Горячих клавиш масло растеклось, Познав свободу взрыва и движенья. Я с ужасом почувствовала вдруг Живую скользкость жаркой потной кожи И под руками – плоть горячих рук, Раскрывшихся в ответной острой дрожи… Орган, раскрыв меня сухим стручком, Сам, как земля, разверзшись до предела, Вдруг обнажил – всем зевом, языком И криком – человеческое тело. Я четко различала голоса. Вот вопль страданья – резко рот распялен – О том, что и в любви сказать нельзя В высоких тюрьмах человечьих спален. Вот тяжкий стон глухого старика – Над всеми i стоят кресты и точки, А музыка, как никогда, близка – Вот здесь, в морщине, в съежившейся мочке… И – голос твой. Вот он – над головой. Космически, чудовищно усилен, Кричит он мне, что вечно он живой И в самой смертной из земных давилен! И не руками – лезвием локтей, Щеками, чья в слезах, как в ливнях, мякоть, Играю я – себя, тебя, детей, Родителей, людей, что нам оплакать! Играю я все реки и моря, Тщету открытых заново Америк, Все войны, где бросали якоря, В крови не видя пограничный берег! Играю я у мира на краю. Конечен он. Но я так не хотела! Играю, забирая в жизнь свою, Как в самолет, твое худое тело! Летит из труб серебряных огонь. В окалине, как в изморози черной, Звенит моя железная ладонь,
