В ней – пальцев перемолотые зерна… Но больше всех играю я тебя. Я – без чулок. И на ногах – ожоги. И кто еще вот так возьмет, любя, До боли сжав, мои босые ноги?! Какие-то аккорды я беру Укутанной в холстину платья грудью – Ее тянул младенец поутру, Ухватываясь крепко, как за прутья! Сын у меня. Но, клавиши рубя, Вновь воскресая, снова умирая, Я так хочу ребенка от тебя! И я рожу играючи, играя! Орган ревет. Орган свое сыграл. Остался крик, бескрайний, как равнина. Остался клавиш мертвенный оскал Да по углам и в трубах – паутина. Орган ревет. И больше нет меня! Так вот, любовь, какая ты! Скукожит В комок золы безумием огня, И не поймешь, что день последний прожит. Ты смял меня, втянул, испепелил. Вот музыки владетельная сила! Когда бы так живую ты любил. Когда бы так живого я любила… И будешь жить. Закроешь все штифты. Пусть кузня отдохнет до новых зарев. И ноты соберешь без суеты, Прикрыв глаза тяжелыми слезами. О, тихо… Лампа сыплет соль лучей. Консерваторская крадется кошка Дощатой сценой… В этот мир людей Я возвращаюсь робко и сторожко. Комком зверья, неряшливым теплом Лежит на стуле зимняя одежда. И снег летит беззвучно за стеклом – Без права прозвучать… и без надежды. Босые ноги мерзнут: холода. Я нынче, милый, славно потрудилась. Но так нельзя безмерно и всегда. Должно быть, это Божеская милость. А слово “милость” слаще, чем “любовь” – В нем звуки на ветру не истрепались… На клавишах – осенним сгустком – кровь. И в тишине болит разбитый палец. И в этой напряженной тишине, Где каждый скрип до глухоты доводит, Еще твоя рука горит на мне, Еще в моем дому живет и бродит… Ботинки, шарф, ключи… А там пурга, Как исстари. И в ноздри крупка снега Вонзается. Трамвайная дуга Пылает, как горящая телега. Все вечно на изменчивой земле. Рентгеном снег, просвечивая, студит. Но музыки в невыносимой мгле, Такой, как нынче, никогда не будет. Стою одна в круженье белых лент, Одна в ночи и в этом мире белом. И мой орган – всего лишь Инструмент, Которым Вечность зимнюю согрела. ЮЖНАЯ СТЕНА ФРЕСКА ДЕВЯТАЯ. ТЕНЬ СТРЕЛЫ ОТЦА ЦАРСТВО МЕРТВЫХ Ни сна, ни отдыха душе, и ни куска, и ни угла… Я в Царстве Мертвых. Я уже реку теней переплыла. Еще по жилам кровь течет. Еще дышу, и ем, и пью. Но мертвых звезд тяжелый ход внутри осветит грудь мою. И озарит: любви скелет. И выхватит из тьмы: ребро. Жила, живая, много лет. Да пламя выело нутро. Да Время выгрызло мне плоть. Да звезды выжгли соль очей. Я в Царстве Мертвых. Мой Господь распят, разъят в ночи ночей – Где я орала, кровь текла, где снега ткань, собачий вой… Где я любила и жила. Где ты любил меня – живой. ЧУЖБИНА
