объясниться: дескать, мы вместе уроки учим! Хорошо девчонка с девчонкой, а если отличница к мальчишке явится, кто в это поверит, во-первых? А во-вторых, если соседские пацаны засекут, еще и дразнить станут, не приведи господи!
Анна Николаевна, конечно, приходила и домой кое к кому, но по другим делам, да об этом позже.
Пока же хочу сказать, что дополнительные занятия в учительской не после того образовались, как Анна Николаевна орден получила, а гораздо раньше. Да честно говоря, они были всегда, начиная со второго класса. А вот после ордена-то Анна Николаевна наша необыкновенная выдумала кое-что поинтереснее.
Но для этого надо вернуться в ночное зимнее утро, когда на партах уже зажжены керосиновые коптилки с самодельными фитилями и редкие свечи.
Дверь привычно распахнулась, и на пороге — сверкающая огнем керосиновая лампа на уровне лица учительницы, так что кажется, у лампы есть ноги и она пришла к нам сама посветить своим светом.
Анна Николаевна повернулась, сделала шаги к столу, поставила лампу на него, и волшебство почти исчезло, хотя осталась полутемная пещера класса, усыпанная почти тридцатью живыми огоньками. Наверное, со стороны мы походили на язычников, которые собрались помолиться своим древним богам. А еще мы походили на звездное небо, если постараться себе это представить: учительская лампа — это луна, а наши огоньки — это звезды.
— Сегодня, — сказала Анна Николаевна, — мы истратим десять минут урока совсем на другие занятия. Дежурный мне поможет.
Дежурным был Вовка Крошкин, круглоголовый мой добрый дружбан. Он нес зеленую эмалированную кружку с розоватой водой — как выяснилось потом, это был слабый раствор марганцовки — и следовал за Анной Николаевной. Про розовый цвет мы узнавали потом, ведь дежурить-то каждому приходилось. Учительница двигалась по рядам, и в одной руке у нее была небольшая, в общем-то, картонная коробочка, в другой же — блестящая старинная серебряная ложечка. Учительница захватывала ложечкой круглую бусинку, велела открыть рот тому, перед кем останавливалась. И требовала:
— Раскуси!
После этого она полоскала ложечку в зеленой кружке и цепляла новый шарик.
В классе возник легкий гомон, требовалось пояснение, и, не отрываясь от своего дела, Анна Николаевна принялась рассказывать, что раздает она обыкновенный витамин С и что это очень полезно, особенно если на дворе зима, а в стране война, и теперь, пока у нее есть деньги, она будет нам давать эти сладкие ягодки.
Вообще-то к своему третьему классу я знал про витамин С. Время от времени мама покупала его в аптеке, потому что он продавался без всяких карточек, хотя и стоил недешево: если мне не изменяет память — пятьдесят рублей коробочка, обтянутая грубой темно-желтой бумагой.
Сперва я думал, про витамин знают все люди, но оказалось, что Вовка, например, не знает, и я приносил ему несколько раз желтые круглые шарики в класс, да еще он угощался, когда бывал у меня в гостях. Так что он следовал в то утро за Анной Николаевной, не выказывая никакого удивления, хотя это его ассистирование закончилось смехом. Но сперва маленькая закавыка произошла со мной.
Учительница приближалась ко мне, а я все не знал, как мне быть. Ведь мама покупала мне витамин С. И я его ел. По-медицински — принимал. А другие не принимали. И мне казалось, что неудобно хрупать витамин в школе, если он есть у тебя дома. И поэтому, когда Анна Николаевна протянула мне ложечку, я мотнул головой.
— Ты что? — удивилась она.
— Я принимаю дома. Мама купила, — сказал я.
Она посмотрела на меня сквозь очки с какой-то
особенной внимательностью. Казалось, поколебалась. Ну и правильно, подумал я, пусть отдаст другому.
— Но ведь это не вредно, как ты думаешь? — строго спросила у меня учительница.
— Нет, — легко согласился я.
— Вот и хорошо, — сказала она и протянула ложечку. — Раскуси!
Я раскусил, и мне стало неловко. Получилось, я просто похвастался, что этот витамин у меня есть дома. У других нет, а у меня есть, и я еще беру у Анны Николаевны.
Закончив угощение, учительница вернулась к столу, спросила, внимательно оглядев класс:
— Я никого не забыла?
— Никого! — почти дружно ответил класс.
И тут подал голос Вовка из-за учительницыной спины:
— А я?
Анна Николаевна всплеснула руками, народ рассмеялся, и Вовка получил за заслуги и в качестве извинения сразу две бусинки. Облизываясь и улыбаясь, будто котенок, он вернулся на парту, соседнюю со моей — нас разделял только проход, — а учительница спросила:
— Знаете ли вы, что за ордена и медали государство платит деньги?
Мы сосредоточились. Никто не знал.
— Не очень большие деньги, — продолжала Анна Николаевна, — но все-таки платит. И за орден Лени-на больше всех.
Когда наша учительница говорила о взрослых вещах, мы притихали сразу, не столько проявляя естественный интерес, сколько отвечая уважением на серьезность. И в тот раз она говорила всерьез.
— Я хочу, чтобы вы знали, что я не считаю вправе тратить эти деньги на себя… Будем на них покупать витамины.
В классе было тихо. Наверное, оттого, что мы думали о сказанном, не зная, как это понять. Ведь Анна Николаевна могла и не объявлять, что витамины покупаются на орденские деньги. Просто их давать нам, и все. К тому же она всегда призывала нас к скромности, а тут выходило…
Что же тут выходило, думалось с трудом, какими-то непонятными зигзагами: ведь мы же непременно расскажем про витамин дома, и неясно, как отнесутся к этому родные, то есть, конечно, как отнесутся-то — ясно: с радостью и удовольствием, может, даже кто и сам прикупит такой же витамин своим детям, как моя мама, а ведь могут и засомневаться — надолго ли хватит учительницыных денег на витамины, они же недешевы, да и вообще, разный народ эти взрослые, скажут вдруг — а не хвастается ли учительница-то, не гордится ли, наконец, своей наградой и не желает ли к тому же упрекнуть матерей и бабушек своих учеников в том, что они плохо заботятся о своих детях и внуках?
Но вот что я хочу тут заметить уже из своего взрослого века. Суровые времена очищают людей. Подозрительность и сплетни — признак благополучия, а не тягот. Общие страдания сближают пониманием, и добро звучит бесхитростно.
Совестная учительница наша имела в виду только то, что сказала: она не считала вправе пусть и не густые деньги за награду истратить на себя. От таких наград не отказываются, как бы заметила она нам, а вовсе не нашим родителям, но деньги тут не при чем. И если уж они полагаются, ей, Анне Николаевне, есть на что их истратить: на нас.
И не было в этих словах учительницы, еще церковно-приходской, ни гордыни, ни желания довести свой поступок до родительского сведения. Она только пояснила.
Нам, детям, которых она никогда за несмышленышей не держала. А держала за равных ей людей, только пока что небольшого роста.
Но ведь этот недостаток быстро проходит!
Анна Николаевна не только тратила по десять минут от самого первого урока на витамин С. Она вообще любила тратить время на вроде бы посторонние разговоры. Но только ничего не понимающий дурачок мог признать их посторонними, а трату времени напрасной. Кстати, когда отличница Нинка с убийственной все-таки фамилией Правдина, любившая резать правду даже в глаза взрослым, предложила, чтобы витаминки раздавала не учительница, а дежурный но классу еще до начала урока, Анна Николаевна возразила ей:
— А ну как вы меняться начнете? Витаминку на глупый фантик! Или витаминки на марки? А? Надо,
