— Послушай, Дункан. У меня вряд ли получится пообедать с тобой завтра. Днем у меня пробежка, и обед перед ней совершенно некстати.
— Хорошо, тогда поужинаем вместе. Ответ «нет» не принимается, — заявил он. — Конечно, если только у тебя нет других планов.
Пару секунд она обдумывала его предложение:
— Так и быть. Только я не смогу оставаться допоздна.
— Отлично. Я тоже.
Уэсли обвела взглядом ресторан: «Да-а, место просто потрясающее». Французский ресторан посреди шикарной Копли-сквер. Она не раз проходила мимо него, сопровождая Лану в «Сакс» или «Ниман». За столиками, покрытыми белоснежными скатертями и сервированными серебром, мерцающим в полумраке зала, сидела изысканная публика. Теперь и она оказалась за одним из лучших столиков и рассматривает прохожих на Хантингтон-авеню. Однако она по-прежнему сомневалась, стоило ли принимать приглашение мужчины, сидящего сейчас напротив нее.
— Как салат? — поинтересовался Дункан.
Дункан был само очарование и воплощенная решительность. Она прекрасно понимала, как легко и незаметно для себя женщина может пасть жертвой его чар. Он относился к редкому типу мужчин, которые всегда получают то, что хотят. Весь необходимый арсенал был при нем. Внешность, деньги, образование, положение в обществе, хорошие манеры.
«Уж я-то ни за что не попадусь на его удочку», — старательно убеждала себя Уэсли. Такой мужчина, как он, никогда не захочет иметь серьезные отношения с кем-то вроде нее.
— Очень вкусный. И место просто замечательное.
Это полностью соответствовало правде. Обслуживающий персонал был вежлив и предупредителен, как если бы они оказались единственными посетителями ресторана.
Дункан рассказывал о Париже. К счастью, она ездила в Париж на неделю еще на младших курсах в Северо-Западном университете, так что в первый раз чувствовала себя достаточно спокойно и уверенно, чтобы поддержать беседу. Странно, но она сравнивала его воспоминания с захватывающими рассказами Уильяма о Париже, Риме и их архитектуре. А затем она и вовсе потеряла нить разговора, когда Дункан стал рассуждать о винах и винодельческих хозяйствах, которые посетил во Франции. Она вежливо кивала, не в состоянии отделаться от ощущения, что присутствует на лекции. И все же ей нравился его глубокий, с хрипотцой голос и то, как он, слегка откинувшись на спинку кресла, словно гипнотизирует ее пристальным взглядом своих пронзительных карих глаз.
— И от кого же из родителей тебе достались спортивные гены? Ты ведь занимаешься бегом? Впрочем, можешь не отвечать. Это и понятно. Я тоже бегал на разные дистанции. Узнаю походку.
Этот неожиданный поворот беседы в ее сторону вывел Уэсли из состояния задумчивости.
Сам того не подозревая, он начал набирать очки.
— Правда? На какие дистанции ты бегал? — У нее внезапно проснулся интерес. Возможно, он не так уж и безнадежен.
— Ты, наверное, подумала, что я — какой-нибудь тип «из богатеньких», который только и знает, как махать клюшками для гольфа. На самом деле в душе я спринтер, — заявил Дункан.
Уэсли внимательно слушала его рассказ об американском футболе и о занятиях бегом во время учебы в Академии Филипса Экзетера, а потом и в Гарварде. Было видно, что в нем очень силен состязательный дух. Это напомнило ей о вечном желании Майкла побеждать везде и всюду и о том, как он выставил свои награды и призы на всеобщее обозрение.
— В последнем классе школы мне хотелось выигрывать каждое соревнование. Я уступил только один раз — Уильяму, — улыбнулся Дункан, — Но в конце концов я обеспечил нам победу в самом главном матче сезона, и это компенсировало неудачу.
Она улыбнулась ему в ответ, так как хорошо понимала, что за этим стоит. Обычному человеку слова Дункана показались бы пустым бахвальством, но только не Уэсли. Как большинство спортсменов, она знала, как тяжело дается победа: пот, часы тренировок, больные колени и подколенные сухожилия, сдавленные от нехватки воздуха легкие, когда до финишной ленты еще бежать и бежать. Дункан тоже хорошо это знал.
— Так ты бросил бегать? — спросила она.
— Почти. Пару лет назад я участвовал в марафоне. На спор.
— Ты шутишь! Я как раз готовлюсь к нему! — воскликнула она.
— Правда? И на какой результат ты рассчитываешь?
— Надеюсь, получится за три часа тридцать минут.
Она скрестила пальцы на руках.
— У меня было два сорок две.
— Вот это да! Потрясающе!
— Не то чтобы. Я чуть не умер.
Спустя двадцать минут после десерта они смеялись и болтали о его работе, спорте, кино и книгах. Уэсли была искренне поражена тем, каким легким в общении оказался Дункан. Ее восхищали его энергичность и стремление к здоровому соперничеству. О своей работе он говорил так, будто речь шла о военных действиях. В его устах коллеги по юридической фирме становились врагами, а офис — полем боя за клиентов и благосклонность партнеров. Ей нравилось слушать его военные истории. Каждое дело было одинаково захватывающим и важным. Она ни за что не призналась бы, но стоило ей закрыть глаза — и она представляла себя за одним столиком с Майклом.
Они и не заметили, как ресторан почти опустел и официанты выстроились у входа на кухню, поглядывая то на них, то на часы.
— Нам лучше пойти, — наконец сказал Дункан, закончив очередной рассказ о занимавшемся полулегальным бизнесом человеке, которого он помог спасти от тюрьмы.
— Ой! — воскликнула Уэсли, внезапно вернувшись с небес на землю, и посмотрела на часы. Половина двенадцатого. — Я и не думала, что уже так поздно.
— Наверное, все дело в хорошей компании.
Она почувствовала, как ее щеки залились румянцем. Он улыбнулся. Она покраснела еще сильнее.
А потом она окончательно потеряла голову. За какую-то секунду, или даже меньше, он встал, перегнулся через столик и поцеловал ее. Поцелуй был короткий, сладкий и совершенно неожиданный.
Потом он сел и взглянул на нее.
— Я не должен был этого делать, — сказал он почти извиняющимся тоном. — Просто мне еще никогда не приходилось встречать такую девушку, как ты. Извини. Я не должен был торопить события.
Уэсли ничего не ответила. Она удивлялась, почему не разозлилась. Вместо этого ей хотелось, чтобы он продолжал целовать ее всю ночь. Удивлялась, почему сказала, будто все в порядке; почему глаза говорили: она чувствует то же, что и он.
Позже, вечером, крепкий здоровый сон старательно обходил ее стороной, и даже постельное белье за двести долларов оказалось бессильным.
«Почему его лицо по-прежнему у меня перед глазами, почему губы все еще горят от его поцелуя? А- а-а-а!» Уэсли беспрестанно ворочалась и крепко зажмуривала глаза. Сердце начинало биться сильнее, стоило ей прокрутить в памяти его поцелуй. Он пронзил ее словно молния, а она никак не могла понять, почему не вылетела из-за стола в ту же секунду. Уэсли вздохнула. Она уже двадцать три раза разобрала по предложениям весь их разговор. И с каждым разом начинала все больше и больше волноваться из-за отсутствия у нее опыта светского общения.
«Наверное, я показалась ему недалекой провинциалкой. — Она сжала руку в кулак. — Неопытной дурочкой, недавно сбежавшей из гетто. Что ему от меня нужно?» — не переставала гадать она. Потом вспомнила процессию красоток на вечеринке в Виньярде — любая из них определенно подошла бы ему больше.
«Я всего лишь гадкий утенок, который только начинает превращаться в лебедя, — переживала она в темноте пустой комнаты. — Я не смогу! — Она открыла глаза. — Но он казался таким… таким заинтересованным. Не может быть, чтобы мне все это показалось. Или может? Что если сегодняшнего
