Уэсли вздохнула и посмотрела в боковое зеркало проверить, нет ли сзади машин. Потом медленно выехала на шоссе.
— Гм… Возможно, тебе захочется попробовать поехать на предельно допустимой скорости, а может, и превысить ее немного, — подшучивал над ней Дункан.
Уэсли закатила глаза и нажала на газ.
— Боже мой! — Она не ожидала, что машина рванет вперед так быстро и неистово.
— Вот теперь совсем другой разговор. — С этими словами Дункан пристегнул ремень.
Через два часа Уэсли притормозила перед своим домом. Она смеялась, сидя на водительском месте.
— Можно я оставлю ее себе? — пошутила она.
— Нет вопросов, легко.
И он сделал это опять. Совершенно неожиданно и стремительно наклонился к ней и поцеловал — долго, крепко и страстно. Уэсли чувствовала, будто тает. Она не знала, сколько длился их поцелуй — несколько минут или полчаса. Но когда девушка открыла глаза, на улице было гораздо темнее.
Уэсли постаралась собраться с мыслями. Третье настоящее свидание. Что теперь делать?
— Думаю, мне лучше пойти домой. — В эту минуту она жалела, что внутри ее не живет плохая девчонка.
— Хорошо. Я позвоню завтра. — Он погладил ее по лицу и поцеловал в губы на прощание.
«Я буду ждать. Буду ждать. Буду ждать», — пропела она про себя, вприпрыжку забегая в здание.
Она вновь и вновь прокручивала в голове события минувшего дня.
«Дункан, Дункан, Дункан. Иногда хорошо не идти на поводу у собственных инстинктов, — рассуждала Уэсли. — В противном случае я и не узнала бы, какой он романтичный, ласковый и неотразимый. Я никогда не думала, что могу понравиться такому парню, как он. Но это случилось — он без ума от меня. Сомнений быть не может!»
Зазвонил телефон. «Надо же, неужели у него не хватило терпения дождаться завтрашнего дня?» Она ответила своим самым сексуальным и безмятежным тоном, как будто его звонок для нее полная неожиданность.
— Привет, Уэсли.
Это был Уильям.
— Привет, Уильям. — Она снова заговорила нормальным голосом.
— Что-то не так?
— Гм. Да нет, все в порядке.
— Слушай, у меня есть два билета на пьесу Лоренса Фишберна «Отбросы общества».
Он говорил так увлеченно и взволнованно, что ей было неловко отказывать ему.
— М-м… Уильям, понимаешь, сегодня мне не совсем удобно.
— Почему? Что-то случилось? С тобой все в порядке?
— Я просто устала. Только что вернулась домой. Ездила сегодня в Уайт-Маунтинс.
— Правда? С Ланой?
— Гм, нет. С Дунканом.
Последовала долгая пауза.
— О! Должно быть, вы прекрасно отдохнули. В это время года там очень хорошо.
— Да, хорошо, — проговорила она тихим, почти извиняющимся голосом.
— Что ж, тогда, наверное, в другой раз. Береги себя. — Уильям явно расстроился.
— Конечно, Уильям. Спасибо, что пригласил.
Он быстро попрощался и повесил трубку.
Они перезванивались в течение последних нескольких недель, но никогда не заставали друг друга на месте, поэтому ограничивались сообщениями на автоответчике. Ее последнее сообщение было следующим: «Уильям, твоя занятость обескураживает. Наверное, легче дозвониться до президента».
Лана убедила ее не обращать на него внимания.
— Я же говорила, он законченный трудоголик, — вынесла она свой вердикт.
Но Уэсли чувствовала себя отвратительно. Она понимала, что сейчас произошло. Теперь Уильям знал, что она выбрала Дункана. Обратного пути не было.
Глава 10
Уэсли торопилась. Она быстро натянула лосины из спандекса и майку. Схватила ветровку, сумку и направилась к двери. Сегодня она впервые должна была принять участие в отборочном забеге перед марафоном, и ей очень не хотелось опаздывать. Город Лоуэлл довольно далеко. Она вышла из дому и направилась к взятому напрокат «шевроле-кавалье». Стараясь не обращать внимания на холод, вытащила ключи.
Она переключила приемник со станции, играющей хип-хоп, на Национальное общественное радио и резко тронулась. Она просила Лану поддержать ее на старте и финише Марафона штата у залива[4], но та отказалась. Она собиралась на свидание, да и Лоуэлл был слишком далеко. «В любом случае расскажешь, как все прошло. Удачи!» — прощебетала она.
Что и говорить, Уэсли расстроилась, но ничего не поделаешь. В конце концов, ее участие в забеге и результат не зависели от поддержки Ланы или кого бы то ни было. Это касалось только ее одной. Конечная цель — Бостонский марафон. Если уложится в отборочное время в этом забеге, то следующей весной сможет принять участие в Бостонском марафоне. Эгоизм Ланы не должен стать помехой.
Зазвонил мобильный телефон. «Неужели Лана передумала?»
— Ты все еще там? — На том конце линии послышался глубокий, хрипловатый голос.
— Дункан, — отозвалась она, ее лицо расплылось в улыбке.
— Мне действительно жаль, что я не могу поехать поддержать тебя, — сказал он.
— Ничего страшного. Я понимаю.
На самом деле Уэсли испытала огромное облегчение, узнав, что друг детства Дункана, а также друг всей семьи приезжает погостить к нему на выходные. Она не была уверена, готова ли к тому, чтобы он следил за ее участием в забеге, в исходе которого она сомневалась. Ударить в грязь лицом на его глазах было выше ее сил.
— Слушай, если смогу выбраться, обязательно заскочу и сделаю тебе массаж ног, — предложил он.
— Жду не дождусь, — улыбнулась она в ответ.
Она обрадовалась его звонку. Он немного отвлек ее мысли о соревновании. Репортаж о ситуации в Ираке, доносившийся сейчас из динамиков, уж точно никак не мог снять напряжения.
«Действительно, нечего волноваться, — пыталась успокоить она засевшую внутри и не дающую покоя нервозность. — Тренировки проходили удачно».
Все, что ей нужно, — уложиться в три часа сорок пять минут, и тогда она пройдет отборочные испытания для участия в Бостонском марафоне.
«Это совсем не тяжело, — уговаривала она себя. — Очень тяжело не будет. Усилием воли я добьюсь своего».
Уэсли вновь подумала о Дункане: «Заскочу и сделаю тебе массаж ног».
Она не понимала, что с ней происходит. Неожиданно для себя она обнаружила, что каждый день с нетерпением ждет его звонка. И вовсе не потому, что он начал дарить ей цветы и подарки несколько недель назад после пары свиданий.
Полмесяца назад он посылал ей цветы целую неделю. Он сказал тогда, что хочет угадать ее любимый цветок и будет посылать ей цветы каждый день, пока не добьется своего. В этот четверг она получила свои любимые белые орхидеи. Экстравагантность его затеи потрясла и покорила ее. Ни один мужчина не уделял ей столько внимания. Она чувствовала себя так, будто была для Дункана единственной женщиной на свете.
