Гарика привязал возле кубрика. Да и сам не спал первую половину ночи.
Авары с выкупом прискакали рано утром, мы еще завтракали. Они остановились в том месте, где я указывал, лишь один приехал к мысу, оставил коня наверху и спустился к воде. Безоружный, с кувшином, который прижимал левой рукой к груди.
Ветер дул слабенький, поэтому пришлось ребятам попотеть на веслах, перемещая шхуну к берегу. Легли в дрейф кабельтовых в трех от мыса. Я в кольчуге, с щитом на спине и арбалетом на коленях сел на корме шлюпки на руле, Хисарн — на веслах на ближней к носу банке, Гунимунд, тоже с арбалетом, — на носу. Пленника со связанными руками посадили на ближнюю к корме банку, между мной и Хисарном.
Каган смотрел на меня так, словно пытался понять, как я осмелился с таким маленьким и слабым отрядом не только напасть на него, но и победить, захватить в плен. Казалось, если он узнает мой секрет, сам станет непобедимым. Я бы ему рассказал, но тогда пришлось бы пересказать массу книг по тактике и стратегии, мемуары полководцев разных времен и народов, которые я от скуки перечитал в рейсах. У меня ведь на судне был высокоскоростной интернет, качай книги, сколько хочешь. Фильмы тоже качал, но в последнее время они, за редким исключением, стали однообразно-туповатыми, с первых кадров появляется чувство, что уже видел это. Впрочем, для меня вся тактика и стратегия сводилась к суворовскому «воюй не числом, а умением» и сунь-цзинскому «нападай там, где не ждут, и тогда, когда не ждут».
Насколько я помнил, авары не были в числе тех, кто захватывал Салоники. Правда, список был длинный, я мог и забыть. В мою память врезались сарацины, которые продали в рабство всех оставшихся в живых, двадцать две тысячи человек. Но это будет намного позже. Нынешние сарацины еще не знают, что они грозные и непобедимые сарацины.
— Ты не возьмешь этот город, — сказал я кагану.
— Почему? — поинтересовался он.
— Потому что у тебя нет зубов, чтобы пережевать такой твердый кусок, — ответил я.
— А у тебя есть? — спросил он.
— Я мог бы их сделать, — произнес я.
— Иди ко мне служить, — предложил каган.
— Я служу только себе, — отказался я.
— Со мной станешь богатым. Очень богатым, — пообещал он.
— Мне не надо очень много. Это мешает жить в мире с самим собой, — объяснил я.
Каган, видимо, не ожидал услышать от человека другой, менее духовной, как он думал, культуры основы буддистского мировоззрения.
— Ты ант? — переспросил он.
— Я много путешествовал по всему свету, учился у мудрых людей, — ответил я.
— Для ученого ты слишком хорошо воюешь, — сказал каган.
— Для воина ты слишком учен, — сказал я, улыбнувшись.
И он улыбнулся.
Мы подошли к берегу и развернули шлюпку бортом к нему там, где глубина была по пояс. Я жестом пригласил авара с выкупом подойти к нам. Двумя руками он прижимал к груди кувшин, доверху наполненный монетами. Наверное, тяжелый, не меньше пуда. Я показал авару, чтобы пересыпал золото из кувшина в кожаный мешок. Мало ли какой сюрприз он заготовил?! Первые монеты упали в мешок глухо, остальные посыпались с характерным звоном, от которого у некоторых слабых душ сносит крышу. Много было колец и перстней, которые при одинаковом весе с монетами занимали больше места. Ладно, простим такую мелочь.
Заметил, что каган наблюдает за мной. Наверное, его поразило равнодушие, с каким я смотрел на золото, слушал его звон. Во-первых, я никогда не рвал задницу из-за денег, потому что однажды понял: сколько ни получай, их никогда не хватает — для этого деньги и предназначены. Во-вторых, привык иметь дело с банкнотами, а в последнее время и вообще с кредитной картой, так что вид золота у меня всё ещё ассоциировался с трудностями его реализации, перевода в купюры.
Я закрыл мешок, достал кинжал и перерезал им веревку, которой были связаны руки кагана. И поддержал его, помогая выбраться из шлюпки. Он даже на мели боялся воды. Гунимунд, как мы договорились на шхуне, сразу пересел на место Хисарна, а тот — на место авара. Они налегли на две пары весел, быстро перемещая шлюпку к «Альбатросу».
Я оглянулся. Оба авара поднимались по склону. К ним скакали те, что ждали вдали. Никто не собирался стрелять по нам. Каган почувствовал мой взгляд и тоже обернулся.
Я помахал ему рукой и крикнул:
— До встречи!
Он помахал в ответ.
29
Мы опять выгружаем родоское вино в Александрии. Я решил отблагодарить солуньцев, привезти еще зерна, ведь с их косвенной помощью разбогател. Золота в кувшине оказалось примерно на три тысячи солидов. Плюс золото на оружии и прикрепленное к ремням и уздечкам в виде блях, а также серьги, гривны, браслеты, кольца и перстни с убитых и из их седельных сумок. Плюс сами доспехи и оружие. В сумме набегало чуть более четырех тысяч. По меркам шестого века я олигарх. Самое лучшее из трофеев забрал себе. По комплекту доспехов и оружия и по седлу вручил Гунимунду и Хисарну. Их долю золота пообещал отдать в Херсоне. Они не возражали, потому что товар на продажу брать не собирались, а для себя купят на отданную им одежду аваров. Пять стеганых халатов и пять пар остроносых сапог и всё шелковое, кроме двух рубах и трусов или шорт, оставил для скифов и росов, остальное досталось готам. Они уже успели продать большую часть этих шмоток и накупить, по моему мнению, всякой ерунды.
Я же решил взять на продажу, кроме зерна для солуньцев, индийские ткани, специи и благовония — то, что занимает мало места, но стоит очень дорого. Со мной пошла Алена и в качестве охраны скифы. Моя жена теперь обвешана золотом покруче александрийских богачек. Я отобрал из кувшина самые красивые женские украшения, подарил ей. Себе взял только перстень с камнем темно сине-зеленым при дневном свете и пурпурным при вечернем. Я не большой специалист по драгоценным камням, но так менять цвет умеет только александрит, получивший свое имя, скорее всего, в честь меня. Почему и запомнил его. В Византии принято утверждать договор не подписью, а оттиском перстня-печатки. Поэтому первым делом зашел в мастерскую огранщика.
— Сможешь сделать на камне такое? — показал ему татуировку на своем плече.
Он долго ее разглядывал, даже дотронулся пальцем, наверное, чтобы убедиться, что не нарисована, не стирается.
— Да, смогу, — пообещал он. — Завтра к обеду будет готова.
Мы договорились о цене, и я повел свою свиту дальше. Сперва купил Алене разноцветных тряпок и сладостей для себя и остальных членов экипажа. Всё это было нагружено на скифов и отправлено вместе с Аленой на шхуну.
Сам я пошел к ряду лавок, где торговали купцы из Индии. Заглянул к индусу, у которого купил кинжал.
После обмена приветствиями, он сказал:
— По тебе видно, что дела идут хорошо.
— Твой кинжал принес мне удачу, — сообщил я.
— Раньше он принадлежал великому воину и всегда приносил ему удачу в бою, — сообщил индус.
— Почему тогда кинжал оказался у тебя? — удивился я.
— Потому что хозяин утонул в реке, — ответил индус, — а его дочерям нужны были красивые сари.
Это «утонул» меня цепануло. А вдруг все предыдущие хозяева этого кинжала утонули, и меня ждет та же участь?! Я убедился, что есть вещи, которые меняют твою судьбу или влияют на окружающую тебя
