– Теперь понятна пассивность короля прошлым летом, – сказал я. – Ему кто-то подсказал, что осел, нагруженный золотом, откроет ворота любой крепости.
– Скорее всего, Роберт де Бомон, – предположил граф Глостерский. – Он самый умный из шайки, которая окружает короля.
– Так вот почему герцог Жоффруа отдал мне его земли! – дошло до меня.
– Не думаю, что Роберт Лестерский знает об этом, – скептично произнес Роберт Глостерский. – Разве что граф Ранульф ему подскажет. На всякий случай будь с ними поосторожнее.
– На всякий случай я стал вассалом короля Португалии, где они меня вряд ли достанут, – сообщил я.
– Как знать, как знать… – ироничным тоном произнес граф Глостерский и вернулся к наболевшему: – Нас может спасти только чудо. Или Крестовый поход. Мне тоже прислали призыв святого Бернарда помочь отстоять Святую Землю. Так хочется плюнуть на всё, что твориться здесь, и отправиться туда, совершить богоугодное дело, очиститься!
– Как бы там еще больше не замараться, – возразил я.
– Почему ты так думаешь? – с неподдельным интересом спросил граф.
Я не стал рассказывать, что все Крестовые походы, кроме первого, закончатся неудачно. Имею в виду главную цель – религиозную. Зато грабануть там кое-кому удастся, особенно, когда Константинополь захватят. Только не помню, в каком по счету походе это случится.
– Потому что благими намерениями вымощена дорога в ад, – ответил я.
– Ты – единственный, кто отговаривает меня от похода! – весело сказал граф Роберт.
– И один из немногих, кто не предал, – добавил я.
– Если не единственный, – грустно улыбаясь, сказал Роберт Глостерский. В его взгляде читалось: на долго ли хватит твоей верности?
31
Дома нас заждались. Впервые меня не было всю зиму. Фион первые дни осторожно выспрашивала, не завел ли я там любовницу? Если ты ведешь себя не так, как обычно, значит, по мнению жены, замешана другая женщина. Это у них от скромной оценки своего пола. Разве мужчин может интересовать что-нибудь, кроме них?! Их же самих ничего, кроме мужчин, не интересует! Я рассказал Фион о владениях в Португалии и строительстве замка. Заикнулся о том, что неплохо было бы перебраться туда на жительство. Баронесса прореагировала без энтузиазма. Она, конечно, поедет со мной хоть на край света, но будет лучше, если этот край разместится где-нибудь неподалеку от ее родных мест.
Появление в замке учителя для детей больше порадовало Фион. Это был молодой юрист по имени Этьен – двадцатидвухлетний мужчина плотного, но не спортивного сложения, с внимательным и мягким взглядом близоруких синих глаз. Познакомился с ним у графа Глостерского. Этьен знал не только юриспруденцию и латынь и хорошо умел считать, но и отваживался возражать графу, когда тот в хозяйственном споре хотел немного прогнуть закон под себя. Роберта Глостерского, не глупого человека и не самодура, почему-то это злило. Дело было, скорее всего, не в законах, а в несовместимости этих двух человек. Поэтому я и предложил Этьену перейти на службу ко мне юристом и заодно учителем моих детей. Он с радостью согласился, только потребовал, чтобы ему предоставили две комнаты: одну для семьи, а вторую для работы. Меня эта просьба сперва удивила, потому что не представлял юриста без отдельного кабинета, а потом вспомнил, в каком веке и месте нахожусь. Здесь человек, любящий одиночество, вызывает подозрение. Такое разрешается лишь монахам-отшельникам. Юрист был далеко не монах. Он уже наплодил четверых детей и, судя по выпирающему животу жены, довольно властной дамочки, останавливаться на достигнутом не собирался.
Посмотрев на ее живот, Фион сказала мне:
– Пора моих кузенов и Жана женить.
– Пусть женятся, – разрешил я.
– Ты нашел им жен? – спросила она.
– Нет, – ответил я. – Пусть сами ищут. Откуда я знаю, кто им нравится, а кто нет?!
– Тибо сказал, что они не могут жениться без твоего разрешения, – уведомила меня жена. – Они ведь твои рыцари.
Вот уж не знал, что в обязанности сеньора входят и обязанности свахи!
– На простолюдинках они не могут жениться. Им надо подобрать дочерей рыцарей, с которыми ты бы хотел поддерживать дружеские отношения, – просветила меня Фион.
– И где же их взять, этих дочек? – поинтересовался я.
– У тебя есть рыцари на том берегу Мерси. У двоих есть дочка на выданье, им уже тринадцатый пошел. Как раз для Нудда и Риса. У третьего девятилетняя, ее можно за Ллейшона. Поживет у нас, пока подрастет, – сообщила мне жена.
Откуда она всё это знала – понятия не имею, ведь не видела семьи этих рыцарей. Правда, она как-то мне говорила, что жены рыцарей ночевали в замке, когда приезжали в Беркенхед на ярмарку. Скорее всего, инициатива исходила от другой стороны. Породниться с бароном – гарантия, что не лишишься манора.
– А с Жаном что будем делать? – спросил я, уверенный, что и его судьба уже решена.
– Выдадим за Моргуэн. Шусан с Тибо не против, – ответила Фион.
Моргуэн – старшая дочь Шусан. Она на год старше Жана, мнение которого никого не интересовало.
– А Гуануин – за Симона, – продолжила жена.
Гуануин – младшая дочь Шусан. Она тоже на год старше своего будущего мужа. Видимо, тетушка решила побыстрее пристроить своих дочек. Они не красавицы и не уродки, серединка на половинку. За крестьян или торговцев их теперь не выдашь замуж, а женихов рыцарей в наших краях не много.
– Ллейшона и Симона пока оставим в покое, – решил я, – а с остальными поговорю.
Разговор оказался намного легче, чем я думал. У меня сложилось впечатление, что пацанам до задницы, на ком жениться, лишь бы это случилось побыстрее. Видимо, деревенские девки перестали им давать, поняв, что все равно не женятся. Поэтому через день я отправился на правый берег Мерси, чтобы собрать там оброк, проверить состояние причала и дорог и посмотреть вместе с Нуддом и Рисом невест.
Все три моих вассала обзавелись с помощью крестьян и неплохой военной добычи крепкими каменными манорами. Их жены были счастливы. Выходили они замуж за бедных рыцарей, долго мотались с ними по разным местам, имея в лучшем случае небольшую комнатенку на все семейство, из которой их вскоре выпроваживали, а теперь обзавелись надежным пристанищем. Чем-то они мне напоминали жен советских лейтенантов, которые подолгу шлялись с мужьями по гарнизонам, только к старости получали от государства квартиру в каком-нибудь Глухоманьске и считали, что им здорово повезло в жизни. А уж если породнятся с командиром полка…
Дочки у обоих были покрасивее моих племянниц. Я глядел на наряженных девочек, совсем юных, и не понимал, жалеть их или радоваться. Им бы еще в куклы играть. Представлю, как много им открытий чудных готовит первая брачная ночь. Я предложил Нудду и Рису поменяться невестами, чтобы лучше подходили по психотипу. Женихи были не против. Родители невест – и тем более.
В замок вернулись целым табором. С нами приехали обе невесты и их родители. Все три свадьбы сыграли в один день, сразу после Пасхи. Для этого пригласили беркенхедского священника в замок. Процедура оказалась намного короче, чем будет лет через восемьсот. Никаких свадебных платьев, бросаний венков и прочей ерунды. Все три пары священник обвенчал скопом минут за десять. Из них девять ушло на общую молитву. Дальше последовала пятидневная попойка. Она бы продолжалась и дольше, если бы не прискакал курьер от графа Честерского.
Ранульф де Жернон уведомил, что он и Вильгельмом де Румаром ждут меня на службу в конце апреля. Опять на два месяца и в Валлийской марке. Я должен выставить одиннадцать рыцарей и набрать как можно больше конных сержантов и пехотинцев, которые будут оплачены отдельно.
