«котовасии».
Про сам проект мелиорации рассказать особо нечего. Умка уж больно затянул вводную часть, объясняя, каким образом то или иное деревцо или цветочек получат возможность вырасти прямо тут, в помещении. Мне быстро стало скучно, и я отключился, а в качестве развлечения принялся втайне рассматривать собравшихся. Больше всего меня умилял Алый, который время от времени косился на Машку, но тот, словно чувствовал это, каждый раз встречался с приятелем взглядом, отчего светлый тут же отворачивался и искусно делал вид, что вообще не при деле. Похоже, вчера вечером, после пикника, эти двое снова что-то не поделили. И светлый теперь чувствовал себя виноватым. Ну-ну. Насколько знаю Машку, темный еще долго будет его изводить. Чтобы впредь неповадно было! Да, парочка из них получилась еще та.
Но потом Умка все же добрался до самого главного и показал нам на экране, которым, сидя за ноутбуком, управлял Ир, конечный проект. То есть показал, как наш класс станет выглядеть после изменений. У меня вырвался изумленный вздох. Было от чего. На картинке комната, в которой мы находились, была как минимум в три раза больше. Я, конечно, ни разу не мелиоратор, но по незаконченному высшему образованию технарь, поэтому в чертежах все же худо-бедно понимаю. Разумеется, я тут же поспешил высказаться на этот счет. На что объяснения мне стал давать не кто-нибудь, а сам ректор.
Оказывается, один из моих предшественников затребовал класс поменьше, утверждая, что слишком большие помещения не располагают к приватному общению и давят на его пациентов. Поэтому специально для него пространство класса слегка ужали, и вот теперь, когда стало ясно, что у меня тут не только «колокольчики» регулярно проводят свободное от уроков время, но и коммандос подвизаются, а, возможно, в скором времени еще кто подтянется, пришло время вернуть классу первоначальные размеры. А что, я был только «за». Тем более что Умкин проект мне и правда понравился. В нем были и деревья, и зеленая лужайка, к тому же оставалось место для такого уголка, где все так же лежали ковры, на которых с удовольствием валялись наши киски. Так что мне ли было возмущаться?
В общем, с Микой, которая тоже одобрила Умкин проект, мы расстались по-приятельски. Уходя, она глянула на Шмеля, который (мне, конечно, могло показаться, но все же) совсем немного смутился, и заявила, что с удовольствием посетила бы мероприятие нашего класса на предстоящем родительском дне. При этом выжидающе посмотрела на полуэльфа. Тот растерялся. Зато я нет, быстро сообразил, кто так удачно намекнул эльфийке на то, что у нас презентация намечается. И вообще, что бы они без меня делали? Нескромно, и все же доля истины в этом заявлении имелась. По крайней мере данным эпизодом моей практики я гордился. Потому что стоял рядом с Шмелем и, легко ткнув того локтем в бок, громким шепотом уточнил, чего он тянет, кого ждет, если девушка хочет, чтобы ее на футбол пригласили. Может быть, и не следовало так прямо называть вещи своими именами, зато опешившая от подобного заявления Мика была настолько растеряна, что, когда полуэльф неожиданно склонился перед ней в изящном поклоне и выдавил из себя что-то вроде: «Не соблаговолите ли вы…» – ей ничего не осталось, как протянуть ему руку для поцелуя и согласиться.
Да, это было красиво. Правда, потом, когда эльфийка покинула класс, Шмель на меня так посмотрел, что я попытался спрятаться за Иром, которым внаглую ржал, скрывшись за ноутбуком. И конечно, мерцающий спас меня. Даже удивительно, как хорошо в последнее время мы стали понимать друг друга. Он поднял смеющиеся глаза на полуэльфа и прямо спросил, чего тот нервничает, когда всему университету известно, что он втайне влюблен в декана. Оба-на! А я и не знал. Опять, не иначе, чутье мое бедовое на подвиги сподвигло.
Оставшиеся до выходных три дня (все время забываю, что у них тут две пятницы – ну никак у меня не получается субботу воскресеньем называть, а воскресенье – восьмицей), так вот, все это время я занимался тем, что линял при всех попытках посторонних студентов или преподавателей расспросить меня о том, что мой класс запланировал на родительский день. Причем вереница имен, которыми мне представлялись все эти люди, эльфы и прочие нелюди, слилась для меня в один снежный ком. Он завис над головой и в любой момент был готов сорваться, чтобы похоронить меня под тоннами имен, прозвищ и фамилий, которые я просто не успевал сокращать, чтобы запомнить. Но одного из явившихся по мою душу в последнюю пятницу этой непростой во всех смыслах недели я все же запомнил, потому что знал раньше и уж точно никак не ожидал, что он ко мне заявится. Хотя могу сразу сказать, это хорошо, что он ко мне зашел до матча, потому что те проблемы, которые у нас возникли во время футбола, возможно, никогда бы не были решены так лихо, как это было сделано впоследствии.
В общем, я, сытый и довольный, притопал в класс из столовой, неся в специальной тарелке вкусности для наших Барсюты с Мурзиком, и застыл прямо в дверях, когда обнаружил, что за учительским столом сидит тот самый эльф, от которого мне пришлось еще, казалось, совсем недавно отбивать Иру. Лучистый… Так что ничего удивительного, что я занервничал.
– Э? – вырвалось у меня.
Эльф резко выдохнул и поднялся, вроде как приветствуя. Но так ничего и не сказал, только посмотрел, словно он с удовольствием избежал бы этого разговора, если бы у него была такая возможность. Что же его в таком случае ко мне привело?
Теперь уж вздохнуть пришлось мне. Когда проходил мимо Лучистого, скосил на него глаза, потом направился к кошачьему домику, возле которого уже бесновались наши котята, мяукали и требовали обещанных вкусностей. Поставил перед ними тарелку, к которой они сразу же кинулись со счастливым, утробным урчанием, вонзаясь острыми зубками в куски неизвестной мне рыбы (я специально уточнил у Карла, что это. Он назвал, но, увидев, как у меня от названия, которое я при всем желании не сумел бы воспроизвести, вытянулось лицо, просто сказал, что это рыба, и точка). Неосознанно вытер ладони о брюки, медленно повернулся к терпеливо ждущему эльфу. В голову не пришло ничего путного, потому сказал:
– Может быть, сразу перейдем на «ты»?
Он удивился. Даже ушами дернул. Но после того как окинул меня придирчивым взглядом, все же кивнул. И я подумал, что, наверное, можно попробовать и этого декана перетянуть на свою сторону. В общем, рискнул. Не получилось. По крайней мере, в первый момент я решил, что уже не получится.
– Так какими судьбами ко мне? – прямо спросил я.
– Профессиональными, – помолчав и, судя по всему, осмыслив значение моей фразы, выданное его переводчиком, отозвался светлый, потом снова сел за учительский стол.
Я пожал плечами и плюхнулся на первую парту, на место Или, и только после этого заметил, как пристально Лучистый смотрит не на меня, а куда-то за мою спину. Обернулся. Обнаружил наш телевизор. И тут же догадался, о чем пойдет речь.
– Я слышал, вы тут проводите демонстрации дипломных проектов и прочего учебного материала с помощью новых технологий, – произнес Лучистый, прямо посмотрев мне в глаза.
– Проводим. Но это не ко мне. Это к Иру.
Понаблюдав за его реакцией, понял, что он потому и пришел сюда, когда никого не было, что не хотел пересекаться с секретарем ректора. Нет, то, что Лучистый собирался сделать с Ириль, ни в какие ворота не лезло, даже при условии, что тем самым он пытался вывести на чистую воду Ира. И все же в толк не возьму, почему эти двое так недолюбливали друг друга. Ведь тот случай был лишь следствием, но никак не первопричиной случившихся событий.
– То есть подробности о данной технологии я могу услышать только от него?
– Именно.
– Благодарю, – холодно обронил эльф и попытался встать, но мой встречный вопрос остановил его:
– Почему вы так ненавидите Ириргана? – Разумеется, я понимал, что это не совсем верная формулировка. Ведь ненависть – это личное чувство, а тут налицо был рабочий, то есть профессиональный конфликт. Но в чем он заключался, я понять не мог, поэтому рискнул уточнить.
– Молодой человек… – снисходительным тоном многомудрого старца, который совершенно не вязался с его молодой, можно даже сказать, юной внешностью, начал декан факультета экспериментальной магии, но я его перебил:
– Если все дело в том, что он вредный, так он меняется… Нет, правда.
– Такие, как он…
– Вы ведь его еще не видели после возвращения.
– И что с того? Я знаю его больше пятидесяти лет. И поверьте…
