империалистических стран разорвется вулканом всемирного пролетарского восстания.
– Вы всерьез верите, что мы продержимся, когда немцы начнут наступление?
Не удостоив Гогу ответом, Троцкий обозвал их паникерами, капитулянтами, трусами, не верящими в пролетариат. Посоветовав глубже изучать марксизм, нарком тонко намекнул, что собирается продемонстрировать всему миру миролюбие Советской власти. По его словам, объявив состояние «ни мира, ни войны», он поставит на колени германских и всех остальных империалистов.
Тем же вечером Гога, Рома и весь взвод Селютина были возвращены в столицу, где превратились в оперативный отряд Всероссийской чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией. На стоянке в Орше они узнали, что Крыленко, на основании отправленной из Бреста телеграммы Троцкого, разослал всем армиям приказ: дескать, Россия не собирается воевать с австрийскими и германскими рабочими, поэтому русская армия демобилизуется. Спустя несколько часов по телеграфу и радио была передана телеграмма, в которой Ленин отменял приказ о демобилизации и мире. Это случилось 28 января 1918 года, на сутки раньше, чем в прежней истории.
– Здесь все события происходят с опережением известного нам расписания, – печально резюмировал Левантов. – Значит, и большое веселье раньше начнется.
В первых числах февраля Дзержинский приказал Мамаеву и Левантову выехать в Ставку и получить из первых рук точные сведения о положении в армии. Похоже, Совнарком и Реввоенсовет перестали доверять бодрым рапортам мичманов и прапорщиков, поставленных управлять вооруженной силой Республики ввиду наличия у тех партийного стажа.
Добирались они трое суток в пульмановском вагоне. Поезд шел медленно, подолгу стоял на каждой станции. Большинство пассажиров составляли торговцы-мешочники, возившие в Питер провиант и менявшие на промтовары. Но, в общем, добрались без осложнений.
В прошлой поездке, когда возвращались из Могилева после набега на Ставку, приключений выдалось больше.
Тем вечером, 21 ноября, они встретились на перроне, готовые стрелять, однако все же начали разговор.
– Наши машинки поддерживают связь на одинаковых частотах, – тихо сказал Левантов, сжимая рукоятку парабеллума в предусмотрительно расстегнутой кобуре. – Тебя тоже внедряли с «Мечтателя»?
Кивнув и тяжело переведя дыхание, Роман сглотнул. Говорить от волнения было трудно. С усилием он выдавил:
– Да… Тебя готовила Кориандра?
– Нет, она была всегда занята в другом отсеке… Со мной работала физик, Альтаира. Ты из какого года?
– Восемьдесят первый… Отправлен в феврале тысяча девятьсот восемьдесят первого.
Георгий криво улыбнулся и произнес почти весело:
– Охренеть, дайте две!.. А я только через год родился, в апреле. Меня подобрали в ноябре две тысячи десятого, неделю готовили и отправили сюда.
– Тебя как зовут по-настоящему?
– Так и зовут. Левантов Георгий, только по отчеству Александрович. По специальности инженер- электронщик.
– Я тоже под собственным именем внедрен. Мамаев Роман Витальевич. Мудрые потомки посоветовали – чтобы не путался, когда другим именем назовут. Был преподавателем…
Свирепый матрос-комендант Приходько налетел внезапно и, грозя маузером, потребовал вернуться в вагон. Поезд тронулся, и беседу пришлось прервать. Лишь после полуночи, когда братва заснула, они вышли в пустой тамбур и долго перешептывались под колесный перестук. При малейшем подозрительном звуке разговор прекращался, чтобы случайно ходившие по вагонам полуночники не услышали о событиях отдаленного будущего.
Пути, приведшие обоих на «Мечтатель», оказались похожими. Инженер компьютерной фирмы из Зеленограда и вузовский преподаватель физики и астрономии были фанатами отечественной истории, по мере сил пытались разобраться в событиях непредсказуемого прошлого. Оба грезили невозможной мечтой – оптимизировать судьбу отечества, причем думали об этом часто и очень интенсивно. Экипаж звездолета нашел их по характерному спектру биоритмов и сообщил о грядущей катастрофе. Каждый из них предложил свой сценарий возможного воздействия на будущее, но потомки требовали от них непонятных действий.
Судьба успела закалить отобранных для миссии молодых людей. Мамаев полгода воевал в Афганистане, Левантов провел детство в гарнизонах, где служил отец, а потом участвовал в короткой войне против Грузии. Оба твердо усвоили армейскую премудрость: если вышестоящий командир отдает идиотский приказ, скажи: «Есть» – и сделай как считаешь правильным. Потомки составили сценарий на основе заведомо неверных представлений об истории ХХ века, поэтому их сценарии не могли предотвратить катастрофу. Спасти будущее могла лишь сильная сверхдержава Северо-Восточной Евразии, поэтому Рома и Гога считали необходимым вычеркнуть из истории Гражданскую войну.
– Хотелось бы мне знать, почему они не предупредили нас, что посылают на миссию двух исполнителей? – вырвалось в ту ночь у Романа.
– Песдуховные падонки и пэтэушнеги патамушта! Нас варварами считают, расходным материалом, – озлобленно прорычал Георгий. – Ты лучше скажи, что нам теперь делать?
– Понятия не имею. Кориандра сказала что-то непонятное. Дескать, у них какие-то проблемы, поэтому надо ждать.
– Мне то же самое сказала. Жди, чувак, мы скоро вернемся. Сколько ждать? Мне здесь не нравиццо.
– А куда деваться? Будем ждать. Вроде бы внедрились, натурализовались, легенды довольно крепкие.
Разумеется, они помнили о мультифункционалах – плоских аппаратах, хранившихся в карманах пуленепробиваемых фуфаек. Кроме видеофона, запоминающего устройства и других полезных штучек в машинке имелся хронодвижок – средство передвижения сквозь время в пределах двух десятилетий. Обсудив такую возможность, Гога и Рома согласились: и 1897-й, и тем более 1937 годы в качестве цели путешествия выглядят не слишком привлекательно.
Вскоре после полуночи чрезвычайно интересную беседу пришлось прервать, поскольку поезд начал сбавлять ход. Бойцы перемешавшихся подразделений просыпались, началось хождение по вагонам. Однако, выбрав момент, когда они остались наедине, Левантов неожиданно просветлел и сдавленно выкрикнул:
– Ну, хля, я же фтыкайу, што твое имя знакомым казалось! Не ты ли в «Техника – молодежи» статью публикнул про флот, который могла бы иметь Россия?
– Было такое… Неужели читал?
Приятно было узнать, что статья пережила десятилетия. Впрочем, ответные возгласы смутили Романа, не понявшего ни слова:
– А то! Ну ты аццкей соттона! Зачотно жжош, нипадецки.
Пришло время выходить на перрон и строиться. Адам приказал шагать через полгорода в казарму, где размещались особо верные новому правительству подразделения. Говорить о будущем они побоялись, но взахлеб обсуждали альтернативный флот. Моряки с интересом прислушивались к болтовне полоумных интеллигентов, а порой встревали в ожесточенный спор. В общем, получалось, что вполне можно было чуть ли не во времена японской войны построить корабли посильнее «Цесаревича» и «Ретвизана», просто добавив лишнюю башню главного калибра.
Среди красногвардейцев нашлось немало рабочих судостроительных заводов: Адмиралтейского, Путиловского и Балтийского. Они подтвердили: поставить возвышенную башню между носовой двухорудийной установкой и передней надстройкой – дело вполне реальное. Впрочем, они же твердо заявили, что поставить на те корабли турбинные двигатели не удалось бы. По словам рабочих, на русских заводах производство турбин для дредноутов и крейсеров удалось наладить только накануне мировой войны.
На следующий день Роман и Георгий уединились в безлюдном уголке гарнизонного двора для продолжения серьезного разговора. Левантова интересовали детали: мол, правда ли, что в ваши времена