– Все-таки революция случилась, – разочарованно резюмировал лжекнязь и залпом выпил стакан водки, пробурчав: – Тебе повезло.
– Мне-то какое везенье… – Рома рассеянно тянул мадеру, но вдруг сообразил: – Так ты надеялся, что победы в Маньчжурии отменят первую революцию?
– Угадал, предок.
– Зря надеялся… – Подоспевший официант расставлял на столе салаты, поэтому пришлось говорить осторожно, не произнося ненужных слов. – Она произошла бы в любом случае. На то имелись объективные причины, а война добавила субъективных.
Официант отошел, и Георгий с мрачной гримасой процедил:
– Вдобавок миллиону мужиков раздали винтовки, а режим все-таки проиграл войну. Боюсь, и следующая революция случится по графику. Даже не стоит пытаться…
– Чего не стоит?
– Была шальная идея – пробраться в Сараево и остановить Гаврилу Принципа. Но ты ведь скажешь, что прогнившее самодержавие все равно даст голодному народу повод взбунтоваться, чем воспользуются большевики.
– Обязательно даст. – Рома закивал, уплетая настоящий салат «оливье» с рябчиками, трюфелями, паюсной икрой. – К тому же подстрекаемая западными союзничками буржуазия поможет царской власти рухнуть. Как ты должен понимать, Февральскую революцию не большевики устроили. Большевики были кто в тюрьмах, а кто – в эмиграции.
– Знаю, – буркнул Гога, насаживая на вилку артишоки. – Но все равно тошно.
Официант, одетый согласно стилю а-ля рюс в голубую полотняную рубаху, перехваченную красным шелковым поясом, подал икру, стерлядь и привезенную из Франции утку, приготовленную под настоящим бургундским вином.
– Шампанского не желаете? – осведомился он. – Есть коньяк «Трианон» из подвалов короля Людови…
– Ступай, любезный, – отмахнулся Роман.
В соседней зале послышался долгий звон – похоже, купеческая свадьба вышла на стадию битья зеркал или хрусталя. Поморщившись неприязненно, Роман обвел взглядом зал. Разношерстная публика – коммерсанты, чиновники, купцы, карточные шулеры, дорогие журналисты, профессора – были веселы и довольны жизнью. Немало было и мужчин, одетых, как и хронокорректоры, в офицерские мундиры. В то время как армия истекала кровью далеко на Востоке, высшее общество беззаботно кутило, швыряя деньги на развлечения. Подобный отрыв элиты от обозленного нищетой народа неумолимо вел историю в объятия красного террора.
Словно угадав мысли спутника, Георгий вспомнил анекдот своего времени:
– Знаешь, какой была последняя запись в дневнике буржуя? Жрал ананасы, жевал рябчиков.
– Смешно, – согласился Рома. – Но мы уже видели, как страшно это будет…
Через два столика от них начинался скандал. Трое холеных мальчишек в дорогих одеждах задирали компанию обвешанных орденами офицеров, заглянувших в ресторан с дамами.
– Почему военные пьянствуют в Москве, а не сражаются в Маньчжурии? – явно нарываясь на неприятности, выкрикивали богатенькие сынки. – Сколько солдат вы замордовали, душегубы? Тыловые крысы, разбогатевшие на воровстве портянок! Наступит день, когда держиморд вроде вас будут убивать в подворотнях.
Встав из-за стола, драгунский ротмистр попросил молодых людей быть вежливее с офицерами, которые были ранены на войне и завтра возвращаются на фронт.
– Много пользы от вас, трусливые солдафоны! – взвизгнул упитанный юнец. – Бездарный самодержец с перепугу дал нам свободу, и мы не боимся вас! Вы – жалкие ничтожества, вы способны только убегать от врага и посылать на смерть одетый в шинели народ. Там, на фронте, погибают простые мужики, а вы здесь шлюх шампанским угощаете.
Женщины за столом охнули, одна из них расплакалась. Штатский молодняк жизнерадостно засмеялся. Капитан-артиллерист встал и произнес угрожающе:
– Попрошу немедленно извиниться перед нашими супругами.
– Я не собираюсь извиняться перед ничтожным солдафоном, – надменно выкрикнул парнишка, мысленно представлявший себя народным трибуном.
У драгуна задергалась щека. Под хохот наглых пацанов он медленно расстегнул кобуру, вытащил револьвер и застрелил оскорбителей.
Они покинули ресторан с тяжелым чувством, отмахиваясь от извозчиков-лихачей, настырно звавших прокатить «с огоньком». В глазах стояло лицо растерянного драгуна, бестолково повторявшего полицейским: дескать, неправду говорил юноша, не гробил я зря солдат, из одного котелка кормились, вместе в атаки ходили.
Первым прервал молчание Роман:
– Обрати внимание, мальчишки были вполне откормленные. Это не большевики, не пролетарии, а детишки обеспеченных родителей. Так сказать, элита, но презирающая собственное государство, которое гарантирует их классу безопасность в процессе грабежа народа и природных ресурсов. Если бы ты знал, как это напоминает мне конец брежневских времен. Зажравшаяся псевдоэлита верила в собственное могущество, презирала народ и армию, потеряла даже инстинкт самосохранения… А в итоге – нет величайшей сверхдержавы.
– К твоему сведению, в мое время творится примерно то же самое, – с угрюмой миной поведал Георгий. – Денежные мешки, коррумпированные чиновники, продажные интели возомнили себя высшей кастой. Воровали с таким размахом, словно не найдется на них управы.
– В семнадцатом году нашлась.
– Вот и я про то же. Не пора ли узнать, в каком году подобное случится в этой реальности?
– Ты прав, пора заглянуть в книжные лавки.
Разумеется, они вовсе не собирались немедленно покидать весну 1905 года. Нажитый опыт подсказывал, что путешествия во времени на полный желудок чреваты ненужными последствиями для самочувствия. Хронокорректоры направились в Камергерский переулок и купили билеты на спектакль Художественного театра. К их разочарованию, сегодня давали не знаменитую «Чайку» и даже не «Смерть Иоанна Грозного», но и «Три сестры» доставили друзьям изрядное наслаждение. Вершинина играл сам Станиславский, Машу – Ольга Книппер-Чехова, а барона Тузенбаха – будущий враг народа Мейерхольд.
После спектакля они вернулись на базу в 1898 год, переоделись в гражданское, отсчитали банкноты нужного выпуска и переместились в 1912-й. Посетив знакомую лавку Дальского и Демьянова, хронокорректоры приобрели книги о Русско-японской войне и справочники о современном состоянии вооруженных сил. Затем заглянули в трактир Тестова, взяли много вкуснятины на вынос и, тяжко нагруженные, вновь оказались на Большой Бронной осенью 1898-го.
Книги поведали, что война с Японией закончилась относительно почетным миром при посредничестве американского президента. Согласно договору Россия выводила войска из Маньчжурии, причем Япония получала только два южных Курильских острова: Шикотан и Кунашир.
После многочисленных потерь Балтийский флот сохранил четыре однотипных броненосца: «Цесаревич», «Слава», «Иван Грозный» и «Орел», а также линкор «Ретвизан». По типу последнего, с небольшими усовершенствованиями, после войны были построены турбинные ретвизаны, названные «Павел I» и «Андрей Первозванный». Все броненосцы были перевооружены новейшими двенадцатидюймовками с длиной ствола в 52 калибра вместо 40 калибров у старых пушек.
Костяк эскадры на Тихом океане составляли броненосные крейсера «Россия», «Громобой», «Ярослав Мудрый», «Баян» и «Князь Игорь». Там же базировались легкие крейсера «Варяг», «Олег», «Аскольд», «Богатырь», «Изумруд» и «Жемчуг».
Листавший прошлогоднюю книжку-справочник «Джейн» Георгий сказал удивленно:
– Смотри-ка, что делается на Черноморском флоте!
Заглянув на раскрытую страницу, Рома возрадовался. Подсказанные хронокорректорами принципы были реализованы и на Черном море. Новые броненосцы строились похожими на балтийские, но броня на них была толще, зато скорость стала меньше. Напуганные младотурки заказали в Англии два ретвизана, но по
