заулыбался, да так, что меня едва не стошнило. - К моему постояльцу, Данилке Рыжову.
- И молод Данилка?
- Да нет, я бы не сказал, - замялся хозяин.
- Какого твой постоялец чина-звания? - поинтересовался я. - Неужто он из простых?
- Не знаю, - смутился Ваня, опорожнив еще одну рюмку. - Не кажется мне так, хотя он и вид делал. Не изъясняются так простые, да с барынями романы не крутят!
- Каков твой Данила из себя?
Хозяин задумался, зачесал в затылке, заерзал на ветхом стуле и, наконец, выговорил, все еще сомневаясь:
- Да никакой, - он пожал плечами. - Словно мышь серая, - и вдруг спохватился. - Глаза у него черные, маленькие такие, все время бегают. И одевается он сроду в черное, как сам сатана, - хозяин перекрестился.
'Ну и ну'? - изумился я. - Ничего себе мышь! В этот момент взгляд мой упал на маленький деревянный столик, примостившийся у окошка. На нем я заметил табакерку.
- Покажи-ка! - приказал я Ивану. - Тоже твоего постояльца?
- Ага, - согласился он и покорно принес мне занимательную вещицу. И невооруженным взглядом было видно, что принадлежит она человеку состоятельному. Я вспомнил, что Пульхерия любила табак, однако этот был совсем другой марки. Продавался такой на Фонтанке в магазине у Жукова. Сей факт я решил приметить. Мало ли? А портретец-то уже складывался! Хотя я еще и не знал, чей именно!
- А сейчас где Данила твой находится?
- В Москву подался, - ответил Иван.
- Это он тебе рассказал?
- Не-а, - замотал головой хозяин. - Я из разговора подслушал, в прошлый визит Пульхерии.
- Ушлый ты малый! - сказал я с невольным восхищением.
- На том и стоим, - гордо ответил Ваня, доканчивая бутылку.
Итак, все дороги ведут нас в Рим, то есть... в Москву. Там и будем разыскивать Гастролера вместе с таинственным незнакомцем.
- Я вам еще кое-что показать могу, - вдруг воодушевился Ванюша. Конечно, за дополнительную плату!
- Что именно? - заинтересовался я.
- Письмецо, - Ваня достал из-за пазухи конверт и за- махал им у меня перед носом.
- Чье? - у меня сердце так и заколотилось в предвкушении. Неужели тетя Пульхерия столь легкомысленна?
- А вы как думаете? - хозяин снова заулыбался, убрал со стола пустую бутылку и лукаво подмигнул мне хитрющим глазом.
За окнами рассеялась мгла, и луч света упал сквозь кретоновые занавески.
- Неужели недавней гостьи? - полюбопытствовал я, так и не сумев скрыть восторга.
- Умный вы барин, страсть какой умный! - присвистнул захмелевший Ванюша. - Ну все наперед знаете, - продолжал распинаться он.
- Твоими бы устами да мед пить! - усмехнулся я. Лесть на меня обычно не действовала. - Чего хочешь за письмецо-то?
- Ну, - замялся Иван. - Не знаю...
- Да, не тяни ты, выкладывай! - вновь усмехнулся я, предвкушая баснословную цену, что заломит стервец за бумагу.
- На десяти рублях золотом, думаю, сойдемся, - наконец, выдавил из себя Иван.
- Нет, дорого, - решился я поиграть у него на нервах.
Ванюша заволновался, напрягся весь. Надо же, какой куш уплывает, да прямо из-под носа!
- Ну...
- Да ладно! - сжалился я. - Даю тебе два империала, один - за письмо, второй - за возможность обшарить рундук Данилы.
- О чем разговор! - просиял Ванюша, прослезился даже. - Мой дом - ваш дом! Ищите, чего вашей душеньке угодно!
- Письмо!
Хозяин стремглав поднялся, даже не пошатнулся, несмотря на изрядное подпитие, и прямиком к секретеру.
- Из рук в руки просили! - приговаривал он, пытаясь попасть ключом в замочную скважину. Я, словно загипнотизированный, наблюдал за его усилиями. Наконец, замочек поддался, и Ваня выдвинул на свет Божий огромный ящик, заваленный всякими бумагами. Я, разумеется, поспешил к нему, чтобы произвести самую что ни на есть тщательнейшую ревизию. К моему полнейшему разочарованию я не обнаружил в нем ничего, кроме помятых счетов и векселей. Из чего я опять же заключил, что поклонник тети Пульхерии - человек весьма состоятельный.
Иван дрожащими руками передал мне письмо.
- А от других ящиков у тебя, любезнейший, тоже ключик имеется? спросил я с волнением.
- Имеется, - кивнул Ванюша. Он понял намек и открыл мне еще два ящика, однако они, к моему огорчению, оказались совершенно пустыми.
Я распечатал конверт. Письмо было написано изящным каллиграфическим почерком на бристольской бумаге, которая обычно употреблялась для акварелей. Я развернул приятный на ощупь глянцевый лист.
'Дорогой друг! - Осторожная тетушка и в личном послании не называла по имени своего обожателя, что только подтвердило мою догадку, что Данила был вовсе и не Данила, а какая-то тайно законспирированная личность, вознамерившаяся через доверчивую Пульхерию польститься на письмо прозелита, погибшего странной смертью, наводящей на размышления членов той тайной организации, к которой он изволил принадлежать. - Я в точности выполнила то, о чем Вы так трогательно изволили меня просить в час нашего последнего и такого короткого свидания, уповая на нашу новую встречу, - продолжала она свои романтические излияния. Я справедливо рассудил, что бумага все стерпит. Однако далее стал читать с все более нарастающим интересом, подробности пошли, скажем прямо, прелюбопытнейшие. - Я вскрыла шкатулку племянницы и выкрала письмо ее бывшего жениха, о котором Вы, mon cher, сообщили мне столько скабрезностей. Я сделала все что могла, чтобы помешать этому недостойному человеку соединиться с нашей Аней. Надеюсь, вы уничтожили это послание, и оно не смутит ее нежную душу. Я чиста перед Богом, потому как стою на страже своей бесценной семьи. Вопреки тому обстоятельству, что никто из домочадцев меня не ценит, - я подозревал, что речь в данном случае в большей степени идет о ее кузине Авроре. - Но сегодня произошло самое страшное. Что бы Вы думали? Нет, Строганов, да простит его Господь, не воскрес из мертвых! Нет! Появился тот самый человек, о котором Вы, милейший, меня так дальновидно предупреждали, господин Кольцов. Он, я полагаю, тоже принадлежит к числу погибших. И этот приспешник дьявола, - на этом месте я едва удержался от того, чтобы не присвистнуть, эко наплел про меня 'милейший друг', - занимался как раз тем, что выспрашивал у Ани про это письмо! - В этом месте послание было смочено слезой обеспокоенной тетушки, так как чернила расплылись. - Мало того, Аня обнаружила его пропажу, и все это происходило в присутствии того страшного господина, - ужасалась она. - Я знаю, Вы будете корить меня за мой необдуманный шаг, Вы предупреждали меня, но я не удержалась... Я не смогла не рассказать Вам об этом. Я должна была с Вами свидеться, иначе бы умерла от страха. Не ругайте меня! - просила Пульхерия. - Я уверена, что за мной не следили. Я, - заявляла она с гордостью, - не настолько глупа!' заключила наивная тетушка и самым нежным образом распрощалась со своим милым другом.
Что-то подсказывало мне, что Данила Рыжов, или как бишь его, любезный друг, навряд ли простил бы Пульхерии ее невинный поступок. Но, к счастью для тетушки, он находился на приличном от нее расстоянии.
- Довольны? - осведомился успевший малость протрезветь к тому времени Иван.
- Еще бы, - я порылся в своем бумажнике и протянул ему два империала. Глазки хозяина заблестели ярче монет.
- А ларь? - спросил я об еще одной части нашего договора.
