гениального, скандального рекламного хода!
Верка улеглась на диван и закинула руки за голову. На ней было вычурное синее платье с синими перьями вокруг ворота, талии, и подола. Она смахивала в нем на большую синюю птицу. От этого зрелища у меня стало кисло во рту.
– Верка, пойдем, – я деликатно потянул ее за белый локоть.
– Здесь нет никакой Верки, – отрезала Верка. – Я не училась в девятом, когда вы были в пятом. Я намного моложе вас! И я остаюсь здесь! Кроме шикарного пиара, есть еще одна причина, по которой я сделаю это. Я боюсь. Я очень боюсь! Тот человек, который ударил меня, сделает все, чтобы довести до конца дело и добить меня. Он будет охотиться за мной! Ни в клинике, ни в отеле я не чувствую себя в безопасности. Я даже боюсь уезжать из этого города, пока его не поймают! Он достанет меня в любой точке мира! А с вами я не боюсь, – обратилась она к Беде. – А особенно с вами! – Это было сказано мне и, кажется, это был комплимент. – Мне почему-то кажется, что вы найдете этого гада и... обезвредите. Ищите его! Судя по всему, вам это нужно не меньше, чем мне. А мне сюда – телевизор, компьютер, еду и свежую прессу!
– Сволочь! – пробормотала Элка. – Да я тебя сейчас на пинках отсюда...
– Стой! – я перехватил Беду за руку. – Не хватало нам тут еще телесных повреждений. Скажи ей спасибо, что она не бежит жаловаться на тебя в ментовку.
– Сволочь, – дернулась Элка в моих руках.
– Пусть остается здесь, – предложил я. – Отлежится, отоспится, сочинит новую книгу для девочек. Для нас это даже лучше.
Чем лучше – я не знал, но нужно было как-то спасать ситуацию.
– Кстати, – я задрал голову и посмотрел на мозаику, украшавшую купол, – я тут совсем выпал из жизни. Чей это дом?
– Наш! – Элка снова плюхнулась в кресло. – Сазон купил. Сюда еще не всю мебель завезли. Генриетта говорит, что здесь нельзя жить, потому что у этого дома плохой фэншуй – его двери выходят на банк.
– Двух львов, – вдруг подала голос Верка.
– Что?! – фыркнула Элка.
– Чтобы с фэншуем здесь сделалось все в порядке, нужно у входа посадить двух львов!
– И кормить их гостьями типа вас?!
– Каменных! Каменных львов! Какая же вы тупая!
– Я?!! Тупая?!!
– Брейк, девочки! – заорал я и встал между ними. – Брейк! Я с вами не справлюсь!
– Ладно, – махнула Элка рукой, – может, это и правда к лучшему, если эта звездень осядет на этом диване. В доме никого не бывает, кроме рабочих, которые завозят мебель. Эту комнату уже обставили и сюда они больше не сунутся. Только вы, Юлиана, все равно должны нам помочь! Это в ваших же интересах! Что связывает всех, кого молоточник тюкает по башке?!
– Не нужно давить на меня. – Верка так и лежала, не меняя позы, пялясь в мозаичный купол над головой. – Я скажу только то, что считаю нужным. Трупов должно быть шесть.
– Что?!! – заорали мы в один голос с Элкой.
– Да, кроме тех, четверых, которых он ударил, будут еще двое. Только не спрашивайте, кто убийца. Не знаю! И не спрашивайте, почему он делает это. Не знаю!
– На кого он должен еще напасть? – Я не очень рассчитывал на успех, задавая этот вопрос, поэтому добавил: – Нет смысла говорить «А», умалчивая при этом «Б»!
– Дайте бумагу и ручку! – приказала нам Серикова.
Элка метнулась к плетеному секретеру, но не нашла там ни бумаги, ни ручки. Мебель была нулевая, а производители, как правило не продают шкафы с содержимым. Тогда Беда прохлопала свои джинсовые карманы, вытащила из них смятый чек с автозаправки, губную помаду и протянула трофеи Сериковой- Ульяновой. Верка вывела что-то на чеке и вернула его Беде.
– Ищите! Вы должны уложиться в неделю. Через неделю я улетаю в Америку. Больше я вам ничего не скажу. Инна, привезите мне сюда из отеля чемоданы с косметикой и одеждой. И всем, всем, всем журналистам немедленно объявите, что Юлиана Ульянова бесследно пропала с больничной койки!
– С косметикой и одеждой? – хмыкнула Элка.
– Делайте, что я говорю! Уходите. У меня болит голова.
Наверное, у нее и правда голова разболелась, потому что она стала бледной – бледнее белой диванной кожи, на которой лежала.
– Пошли, – я потянул Беду за руку, и мы вышли из этой глупой, помпезной комнаты с мозаичным потолком.
– О-лег Чу-ви-лин, Ан-дрей Се-ле-пухин, – по слогам прочитала Беда то, что было выведено на чеке красной губной помадой. – Нужно срочно найти и предупредить их! Или нет, нужно просто за ними следить, чтобы поймать ублюдка на месте преступления! Или нет...
Мы сидели на кухне, если только можно назвать кухней помещение в сорок квадратных метров, и пили чай, если только можно назвать чаем пойло из алюминиевой банки. Нас разделяла высокая барная стойка, мы восседали на высоченных барных стульях и по очереди отхлебывали из банки холодный напиток со вкусом химического лимона.
Мне было так хорошо сидеть с Элкой на кухне, пусть даже такой идиотской, и пить чай, пусть даже с бензольными кольцами, что решительно не хотелось думать о судьбах этих парней – Чувилина и Селепухина.
– Элка, – я взял Беду за руку и сжал ее пальцы так, что тонкие косточки хрустнули в моем кулаке. – Как ты думаешь, мы будем когда-нибудь жить по-человечески? Без всех этих передряг, приключений, погонь, перестрелок, похорон и других...
– Извини, мне нужно позвонить Гавичеру, – перебила она меня, схватила мобильник, слезла с высокого стула и стала расхаживать по кухне туда-сюда, словно страус по клетке. Даже этого большого пространства ей было мало, она то и дело натыкалась на стенку, разворачивалась и шагала в обратном направлении. – Анна, это вы?! – закричала она. – Анна, слушайте меня...
Пока она излагала неведомой Анне, что немедленно нужно найти Чувилина и Селепухина, я допил дрянной консервированный чай и подумал о том, что лирики снова не получилось.
Ну не получалось с Бедой никаких сентиментальных бесед! А ведь я только что сам слышал, как она там, наверху, бормотала что-то о своем «любимом человеке».
– Да что вы говорите?! – воскликнула вдруг Беда и хлопнула себя по бедру, как мамаша, ребенок которой плюхнулся в лужу. – Что вы говорите? Ну, действуйте! Я вам перезвоню.
– Элка, если ты меня сейчас же не поцелуешь, я уйду в монастырь. Одежда у меня уже есть.
– Секретарша Гавичера только что встречалась с парнем, который в юности знал и Матвеева и Петушкова.
– Элка!
– В детстве они ходили в один спортивный клуб.
– Элка!
– А потом вместе начинали свой бизнес – организовали первый в городе видеосалон. Помнишь, когда зарубежные фильмы были в большом дефиците, и ушлые ребята арендовали какую-нибудь комнатенку, скидывались на видик, кассеты и...
Я настиг Беду посреди кухни, спеленал рясой, прижал к себе и попытался губами поймать ее болтливый рот. Конечно, мне это не удалось.
– Анна сказала, что одно время Матвеев и Петушков были неразлучны. Но, потом, вроде бы влюбились в одну девушку. Вот непонятно только в эту дуру Ульянову, или в Лялькину...
– Ладно, – я отодвинул от себя Элку. – Не хочешь, как хочешь. Я, пожалуй, останусь здесь, в этом доме. Не хочу возвращаться в нору. Полгорода уже знает, что Сазон зачем-то ездит на Дикий пляж.
– Здесь?!! – округлила глаза Беда. – С... с... этой...
– Я сказал не «с», а «в»! Дом огромный, мне вовсе необязательно селиться на одном диване с
